— Не обращайте на Калагана внимания, месьор, — поспешил успокоить киммерийца Мейлах. — н уже стар, хоть и остается лучшим лоцманом Най-Брэнил, и порой позволяет себе сболтнуть лишнее. Но мы его не корим, поелику он безвреден, пусть вид имеет несколько зловещий.
— Не стоит извинений, месьор, — неожиданно для себя Конан заговорил ритмизованной прозой. — Такое с каждым может приключиться, как старость палкой стукнет о порог. Но он и прав: не след здесь прохлаждаться. Король нас ждет, так поспешим к нему!
Ллейр и Ойсин с удивлением воззрились на киммерийца: Конан, как и всякий варвар, сиречь тот, кто воспитывался в традиции древнейшего кланового уклада, умел говорить медленно и велеречиво. К тому следовало добавить влияние дворцовых этикетов разных стран материка, многие из коих отнюдь не отличались простотой. Но чтобы киммериец изъяснялся с такой непринужденностью — этого они и во сне предположить не могли! Не хватало только, чтобы аквилонский монарх вооружился арфой и принялся импровизировать в изящном стихосложении! Впрочем, до этого дело не дошло. Но — и это Ллейр и Ойсин также заметили — в самом воздухе острова было будто растворено нечто, что побуждало язык сплетать именно такие словесные кружева. Сам Конан, однако, ничего необычного, казалось, не почувствовал.
— А не расспросить ли нам по дороге этого Мейлаха, зачем нас здесь ожидают? — едва слышно обратился он к спутникам, когда они уже начали подниматься вослед за месьором по длинной винтовой лестнице, то уходящей вглубь склона, то вновь выходящей к широким стрельчатым окнам, смотревшим на предночной бурный океан. — Вернее, расспрашивайте лучше вы, у вас это легче получится, а я запомню дорогу к причалам и вообще присмотрюсь.
— Так и сделаем, — согласился Ойсин. — Ллейр, я поведу беседу, а ты следи, чтобы я по недосмотру не выдал нашего неведения. Думаю, исподволь мы кое-что из него вытянем. Похоже, он не прочь поговорить и блеснуть своей осведомленностью в делах королевства… Любезный Мейлах! — окликнул он величественно выступавшего впереди месьора, держащегося прямо, будто мраморный памятник самому себе.
Тот с готовностью обернулся.
— Любезный Мейлах. — Ойсин сделал два размашистых шага и поравнялся с царедворцем. Жрец был на полголовы ниже, но выглядел Ойсин столь впечатляюще значительно, что разница в росте становилась незаметной. — Ужели состояние принца столь скверно, что врачи отступились и возникла нужда прибегнуть к нашим услугам? Ведь для вас, как мужа осведомленного, должно быть, не тайна, что наши методы не слишком мягки…
— О да, о да, — с пониманием закивал головой Мейлах, — но такова планида у принца нашего. Он, бедный, немало испытаний претерпел еще и в детстве. Но возрос, однако, он быстро и надежды подавал великие, и дел его начало было славным. И тут, когда уж было уверовали все в грядущий свет, опять туман сгустился; и в нем тот луч ума и воли, что принц собой являл, ужасно преломился, как в зеркале кривом. О, лекари пытались вмешаться в ход недуга, но бессильны остались все их травы и кудеси. Тогда-то один советник мудрый короля худое заподозрил. Хоть и слеп он по старости, но видит зорче прочих, коль речь идет о тайных кознях зла. Вот он и заподозрил, что демоны и прочие исчадья коварной тьмы терзают принцу душу, и доказательства тому явил советник. И он же немедля дал монарху знать о том, где отыскать того, кто ныне в силе такой напасти противостоять. Гонцов послали тотчас, безотложно. О!..
— Благодарю, — прервал очередное восклицание Мейлаха Ойсин. — Чем же уязвило душу и разум принца темное жало? Искушение ли это, вожделение, гордыня или нечто иное? — добавил он, как бы рассуждая сам с собой и приглашая собеседника высказать свою точку зрения.
— О, да! — отозвался Мейлах. — Поначалу доктора, да и все окружение, предполагали безумие, помрачение рассудка из-за навязчивой идеи. Но старик Дубтах — впрочем, не столь уж он и стар, просто труды состарили его облик до времени, но духом он тверд и зрел — распознал истинную причину случившегося. Принца обуял особый вид сладострастия — сладострастие познания, а отсюда недалече и до гордыни, и до удовлетворения через власть, данную познанием, иных видов похоти, поощряемой неуемной гордыней. Сам Дубтах, как он говорит, прежде вышел бы на поединок с тьмой и в одиночку, коль скоро этого требуют интересы королевства. Но теперь силы его уж не те, пусть прежде он и был не последним в сей науке и даже, поговаривают, состоял в Ордене. Он опасается ухудшить дело своим неосторожным выступлением, посему и было послано за вами. Надо сказать, вы поспели как нельзя вовремя еще и потому, что принц не далее как вчера вечером изволил начертать мелом на полу одного из залов некие знаки и объявил их отрывком из той рукописи…
— Какой рукописи? — с неподдельным любопытством вопросил Ойсин, и тут же получил чувствительный тычок череном меча от Ллейра. — Из той самой рукописи? — немедленно поправился жрец.
— О, да! — не желал изменять привычке Мейлах. — Из того самого трактата, кой приписывают еще тем временам, когда Материк простирался далеко на полночь и закат, и Острова были плотью его. Конечно, трудно вообразить, что ветхий пергамент прожил несколько тысячелетий, посему большинство ученых мужей относят его к эпохе могущества Атлантиды…
— Но откуда столь великая редкость у принца? — Ойсин, кажется, нашел ниточку, за которую можно было начинать распутывать хитрый узел, вязанный призрачным островом. — Неужто на Най-Брэнил сохранилась неизвестная копия?
— Этого никто не знает, — развел руками царедворец, когда они уже преодолели долгий подъем и следовали теперь по длинной просторной галерее, узкими и длинными бойницами глядевшей с крутого каменного откоса. Внизу, в десяти локтях, к стене лепился карниз, по коему взад-вперед расхаживали часовые с факелами, — Как известно, на Островах остались лишь два больших книгохранилища, и только на острове Семи Городов хранилище поддерживается в должном порядке…
— Ну, это вопрос спорный, — усмехнулся Ойсин.
— О, да, — с пониманием произнес Мейлах и посмотрел на Ойсина так, будто хотел сказать: «Ну да, уж мы-то с вами знаем про все эти порядки!»
— Так вот, — продолжил он, — второе находится…
— Здесь, — подхватил Ойсин. — И с некоторых пор ходить туда стало, хм… — Ойсин выдержал паузу, — небезопасно, отчего мало кто теперь знает, какие богатства оно скрывает. Посему сии кладези мудрости пребывают в небрежении, и лишь немногие жители Най-Брэнил самых преклонных лет, да еще и имевшие при этом дело с книгохранилищем, что-то помнят о нем…
