Фрунзе настойчиво повторяет:
— Стратегия, являясь высшим обобщением военного искусства, должна учитывать не только чисто военные элементы, такие, например, как численность армий, но должна учитывать и моменты политического характера.
Растут новые кадры. Фрунзе учит, что Красная Армия — армия нового типа, она должна поэтому создать новую тактику и новое оперативное искусство. В отличие от буржуазных армий, лживо провозглашавших принцип «армия вне политики», вручавших политическую направленность лишь руководящей верхушке, — мы всю силу нашей Красной Армии строим как раз на широко поставленной политпросветительной работе.
Вместе с тем Фрунзе требует внимания и к организации тыла. Без налаживания правильного питания фронта всем необходимым, без точного учета перевозок, без организации эвакуационного дела немыслимо ведение больших военных операций.
В Военной академии создан снабженческий факультет. Фрунзе говорит, что царская армия представляла собой, употребляя экономический термин, замкнутое домашнее хозяйство, она все должна была готовить сама. Опыт показал полную недостаточность ресурсов одного военного ведомства. Подготовкой должен заниматься весь наш тыловой гражданский аппарат.
Так звено за звеном подготавливает Фрунзе полную реорганизацию военного дела. В те годы подобные взгляды были новшеством, а внедрение их требовало настойчивости, требовало полного напряжения сил.
Страна меняла облик. Увеличивалась посевная площадь, строились Каширская, Шатурская электростанции, росла промышленность, налаживались дороги. Людям так хотелось жить в довольстве, в благополучии: спокойно трудиться, читать, ходить в театр, хорошо одеваться, вкусно и сытно есть… Но постоянно грызла тревога, не покидало сознание, что у самых наших границ непрерывно идет возня и подготовка, что в странах, которые мы не трогаем, не задеваем, то и дело раздаются призывы: «Сокрушить!», «Истребить!». Так как же нам не держать порох сухим?
Отставание, медлительность были совершенно нетерпимы. Военное дело развивалось с необычайной быстротой. Много голов работало над новыми схемами, над новым вооружением. Приходилось следить за тем, что делается в этом направлении и у нас, и в других странах. Нельзя было довольствоваться одним опытом гражданской войны. Нужно было учиться и переучиваться.
Вот почему наряду с высшими школами дополнительной подготовки решено было создать еще высшие курсы усовершенствования, задача которых освежать познания комсостава, держать его на уровне всех современных требований.
Может быть, самым острым вопросом становилось налаживание высоко развитой, передовой военной промышленности. Это было самое больное место. Фрунзе был крайне озабочен тем, чтобы мы не только освободились от ввоза изделий из-за границы, но и научились сами изготовлять безупречные изделия. Недаром же в кабинете Фрунзе так часто появлялись военные инженеры, конструкторы, изобретатели.
— Какая жалость! — говорил, беседуя с ними, Фрунзе. — Нет уже в живых Николая Егоровича Жуковского! Владимир Ильич называл его отцом русской авиации. Это почетное звание, и хорошо, что отец вырастил достойных детей.
— Мало того, оставил детям приличное наследство, — добавлял кто-нибудь из присутствующих, — более ста семидесяти работ по теоретической и прикладной механике и математике. Шутка сказать!
— Да, товарищи, — волновался Фрунзе, — военно-техническое оснащение нашей армии — это фундамент, на этом зиждется наша мощь. Не секрет, что исход будущих столкновений зависит теперь от людей чистой науки даже в большей степени, чем от командования.
Конструктор Поликарпов, участвовавший в этом разговоре, скромно произнес:
— Люди чистой науки не заставят себя ждать.
Присутствующие посмотрели на его многозначительное лицо и дружно рассмеялись: все они так же верили, что ждать они не заставят и сделают все от них зависящее.
— Одно крупное изобретение или открытие в области военной техники сразу дает колоссальное преимущество, — продолжал Фрунзе.
— Если даже одно крупное изобретение дает такой перевес, то нужно дать сто крупных изобретений! — предложил молодой изобретатель, пришедший вместе с Поликарповым.
— Всем известно, какими семиверстными шагами идем мы вперед, любуясь юношей, сказал Фрунзе. — Вот вам цифры: в двадцать втором году мы покупали за границей девяносто процентов самолетов для наших нужд, в двадцать третьем — только пятьдесят процентов, а сейчас, в двадцать пятом году, вовсе не покупаем, стали делать свои! Нужно ли пояснять, как это важно?
— То ли еще будет! — сказал Поликарпов, кое-что знавший о новых работах Чаплыгина, Туполева, инженера Ветчинкина.
— Как дальновиден был Владимир Ильич, когда говорил, что без новых научных открытий мы коммунизма не построим!
— Он еще утверждал, что дюжина наших, советских учреждений стоит меньше, чем одна хорошо работающая лаборатория. Так, кажется?
— Совершенно верно. Не помню слово в слово, но мысль была такова.
— Но если одна лаборатория представляет ценность, — снова не выдержал юный изобретатель, — то еще лучше, если мы откроем тысячу лабораторий.
— Ты, Вася, прав, — серьезно отозвался Поликарпов, — тысяча в тысячу раз больше единицы.
Молодой человек не был обижен, когда эта шутка вызвала общий смех. Эти люди были дружной семьей, и в этом был залог успеха. Ни конкуренции, ни происков, ни подсиживания. Ведь в основе их труда не было стремления личного возвеличивания, карьеры или обогащения. Ими двигали высокие чувства патриотизма. И они так любили свое дело! Это были неисправимые энтузиасты. А когда человеком владеет вдохновение, он может совершать даже невозможное, так как известно, что «тот, кто верой обладает в невозможнейшие вещи, невозможнейшие вещи совершить и сам способен».
4
Фрунзе часто думал, глядя на самолеты, взмывающие ввысь:
«Километр над землей, десять километров над землей… Но и это не предел? Ведь не предел? Вот безграничная сфера деятельности для будущих Колумбов!»
Фрунзе вглядывался в синие глубины небосвода, и ему уже рисовались будущие воздушные бои, будущие воздушные трассы… Фрунзе предугадывал большое будущее наших авиационных сил. Из небольшой, созданной по указанию Ленина «Летучей лаборатории» вырос солидный аэрогидродинамический институт, именуемый сокращенно ЦАГИ. Здесь Фрунзе был частым гостем. И какой радостью наполнялось его сердце, когда он любовался фигурами высшего пилотажа при испытании первого советского истребителя, созданного конструктором Поликарповым и испытываемого отличным летчиком Владимиром Филипповым! Самолет был послушен в его руках.
— То ли еще будет! — басил стоявший рядом с Михаилом Васильевичем Поликарпов, скромник и труженик.
И он был прав. Усилиями Фрунзе дан толчок, поставлено дело на правильные рельсы. Теперь оно пойдет, теперь не остановишь!
Группа летчиков стояла невдалеке от Фрунзе. Они делились впечатлениями.
— Хорош, что и говорить!
— Уж во всяком случае не хуже заграничных! — прозвучал чей-то сочный голос.
Фрунзе прислушался. Это оценка Российского, одного из славных зачинателей летного дела в России. Он зря не скажет!
«И все до последнего винтика — все наше, отечественное! — размышлял Михаил Васильевич. — Те капиталистические страны, которые упорно не желали нам ни в чем помочь, оказали нам большую услугу: поняв, что нам рассчитывать не на кого, мы поднатужились, приналегли и сами стали налаживать все необходимое. И то сказать — богата наша страна, все у нас есть, потому и в будущее смотрим мы бодро. Тысячу раз прав товарищ Поликарпов: то ли еще будет!»
— Вы чего-то улыбаетесь, товарищ Фрунзе, — подошел летчик Громов и показал в небо на делающий мертвую петлю самолет. — Неплохо, а? Одобряете?
— То ли еще будет! — повторил Фрунзе понравившиеся ему слова Поликарпова.
— А как же! — отозвался уверенно Громов, поняв, о чем идет речь. Это обязательно!
Фрунзе видел, что их обоих наполняет одно чувство: гордость достигнутым и нетерпение двигаться дальше, дальше, ведь нет предела для человеческих устремлений, а счастье человека в том, чтобы созидать, доискиваться, творить.
Оба сильные, оба воодушевленные торжественностью минуты, летчик и любимый народом нарком стояли и молча любовались самолетом, который по воле пилота то падал камнем, то взмывал ввысь, то кружил и кувыркался, как жаворонок, упоенный простором и солнцем.
5
Дела, дела. Нужно обладать кипучим характером Фрунзе, чтобы успевать повсюду и не суетиться. Ведь это он принимал самое живейшее участие в разработке плана первой пятилетки. Ведь это он разъезжал по стране, проводя инспекторские смотры, он нанес визит Германии, прибыв в Кильскую бухту на линкоре «Марат». Он присутствовал при передаче авиаэскадрильи имени Дзержинского в распоряжение Военно-воздушных сил.
