С клекотом Змей взмыл в небеса; движения его уже были смятенны и неверны; и вот он рухнул на землю и забил крыльями, протяжно крича и подвигаясь к своему жилищу. Я бросился навстречу ему и, пока чудище напрягало последние силы, отсек ему голову.
Я стоял над ним, глядя на него; теперь я видел, что первый удар меча глубоко рассек голову, повредил правый глаз и полуотрубил ноздри. Голова еще моргала маленькими глазками; туловище подергивалось. И внезапно крыло взмыло в воздух и сшибло меня с ног, унося в беспамятство…
Когда я очнулся, был уже вечер. Странное красноватое зарево стояло над поляной. Поначалу я не понял, что это было, и только потом, приподнявшись на локте, понял: это светилось брюхо Змея.
Вот откуда взялись легенды о пламени, понял я. Не может Змей извергать пламя, но, оказывается, может светиться, как светляк. С трудом я поднялся — к счастью, я был только оглушен — и подошел к нему. Змей походил отчасти на летучую мышь, отчасти на ящерицу и был величиной действительно чуть побольше крупного коня. Тело его покрывала толстая чешуя.
Я зажег ветвь и осмотрел пещеру. Она была глубока и просторна, и в ней было место и для Змея, и для человека. Я не нашел ничего приметного. Кое-какое оружие, травы, грубая утварь. Я обыскал тело хозяина Змея. Как только я расстегнул ворот, я увидел серебряное копытце на шее.
Вот так, думал я устало, снова Волхвовьи слуги. На этот раз — человек и Змей. Что ж, все более-менее понятно. Нужна громадная Сила, чтобы приручить Змея, и Волхв обладает такой Силой, и он поделился ею с этим человеком, и они натаскали Змея на людей. Больше ничего я сказать не мог, завернул голову Змея в ту самую тряпицу, которой приманил к самострелу его хозяина, и направился к своему коню.
Пока я добрался до ближайшей деревни, была уже глубокая ночь. Но я стал барабанить в окна, крича: «Змея больше нет! Выходите!»
Они долго боялись, потом стали выбираться наружу. «Огня!» — закричал я и в свете пламени показал им страшную отрубленную голову…
Не буду описывать их ужас и облегчение, пришедшее позднее восхищенное любопытство, скажу лишь одно: когда я уезжал, я сказал им:
— Никогда не верьте, что чудища говорят по-человечески. Этого Змея направляла человеческая рука, и эта рука уже больше никогда не поднимется. Но этому нелюдю помогали и другие. Скорее всего, они ходят среди вас. Никогда не полагайтесь на то, что кто-то приедет и спасет вас. Учитесь чувствовать зло среди вас — уж это-то вы можете! И в усталости и даже в некотором раздражении я пришпорил коня.
Я привез голову Змея в Киев, где и выставил ее на княжеском дворе на всеобщее обозрение. Князю Владимиру, Илье и Алеше я рассказал все, как было. Великий князь киевский приказал мне молчать. Он снова не хотел, чтобы разговоры о Волхве возобновились. Вот так — не хотел, и все. Грешным делом, я Думаю, что был тут и такой расчет: не давать основания говорить, что есть на Русской земле человек более могущественный, чем великий князь киевский.
А меня Владимир шумно чествовал, и песняры запели про то, как Добрыня победил Змея. Очень скоро после этого я решил выяснить, что это за другое чудище — Соловей-Разбойник, и поехал на Черниговскую дорогу к деревеньке Свапуще, где узнал, что Соловей-Разбойник — это несчастный юноша-горбун Радко; и еще я узнал, что он — сын Волхва, и его Наина твердо пообещала дать мне знать, если Волхв вернется за Радко… Но этот подвиг остался тайной, и все говорили по-прежнему только о Змее.
Илья и Алеша ревновали меня к подвигу, и я думаю, что именно это заставило Илью вскорости отправиться по моим следам к Соловью-Разбойнику и привезти его в Киев, где я освободил Радко из княжеского подземелья и вернул матери. Но я чувствовал, что если история со Змеем уже в прошлом и только Волхв припомнит мне ее когда-нибудь в будущем, то история с Соловьем-Разбойником еще будет иметь продолжение и в нем будет непременно участвовать сам враг Русской земли — Волхв…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Внезапно у меня стало неметь правое плечо — именно то, которое задел своим крылом Змей Сорочинский. Я лечил плечо травами, но оно не проходило, стала неметь правая рука.
Я не знал, что это было: естественное повреждение плоти или какая-то злая Сила Волхва, переданная выпестованному им зверю. Богатырь — без правой руки?!
Надо было спешно что-то решать. Я не мог обратиться к известным знахарям: они бы разболтали. Я не мог доехать до матери — рука немела быстро (и я в очередной раз проклял себя за то, что не перевез мать в Киев). Я пошел к своему другу Даниле, который стал теперь сокольничим великого князя, и открыл ему свою беду. Я помянул и Волхва, и его Силу. Данила поначалу пришел в ужас (Добрыня без правой руки!), а потом, зная всех и вся (на это-то я и рассчитывал), сказал:
— Я отведу тебя к одной знахарке. Ее зовут Маринка. Она живет здесь, в Киеве. Она молода, но ее мало знают, потому что она странная девушка и лечит не всех, многим отказывает. Она вообще странная — не выходит замуж, живет сама, молвы не боится. Но я знаю, что Сила ее велика.
— А ты знаешь, какая это Сила? Не из тех ли рук, что и моя рана?
— Знаю, Добрыня.
И тотчас же, не медля, он отвел меня на Подол, где в маленьком доме жила эта самая Маринка.
Она вышла к нам, увидав Данилу в окно, — он, чувствовалось, был из тех, кому она доверяла. У нее были редкие глаза — темно-синие и такие яркие, словно налитые слезами. Данила только открыл рот, как она сказала:
— Если ты привел его ко мне — спасибо. Я еще не лечила богатырей. А теперь не обижайся, ступай, оставь нас. Мое дело не любит посторонних глаз… Садись, Добрыня. Что с твоим плечом?
«Это еще не Сила, — подумал я. — Любой знахарь заметил бы это».
— Прости и ты меня, но я еще не знаю, могу ли я довериться тебе. Раны, которые получают богатыри, подчас особые раны… Скажи мне: о чем мечтает Добрыня?
— Это просто. Сейчас он мечтает, чтобы плечо его распрямилось. А вообще он думает о том, кого я называть не хочу.
— Почему ты многим отказываешь в помощи?
— Потому что болезни некоторых слишком страшны, чтобы я могла помочь. Потому что болезни других слишком ничтожны, чтобы я тратила на них свою Силу. Наконец, потому, что некоторые знаются с тем, кого я называть не хочу.
— Почему я могу тебе поверить?
— Потому что у тебя тоже есть Сила, которую не обманешь. Ты плохо лечишь, Добрыня, но ты многое Понимаешь.
— Хорошо. Я верю тебе. Я дрался со Змеем и убил его. Но Змей задел меня своим крылом так, что я рухнул без чувств. А Змей был выкормыш того, имени которого ты называть не хочешь. Потом прошло несколько месяцев, и я ничего не чувствовал. Сейчас у меня немеет плечо, которого коснулся Змей. Немеет рука. Я думаю, что тут замешана Сила Волхва…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
