Мол, ну что ты творишь, подруга? Не стыдно издеваться над слабоумным?!
Стыдно.
Больше издеваться я и не стала.
Санджар, наивная душа, держал меня просто за предплечье, ну и руки у меня стянуты. А ноги свободны. И обсидиан не у горла, а примерно в полуметре от меня. Освободиться на таких условиях?
Да для этого и курсов самообороны не надо!
Я крутанулась на месте, сбрасывая захват, упала, перекатилась – и остановилась аккурат у лапы Виолы.
Драконы надвинулись.
Гарида ловко махнула хвостом, сбивая с ног «повелителя вселенной». Санджар покатился по земле, сломал свой обсидиановый ножичек и взвыл от боли. Стекло же! Хоть и вулканическое, а бьется так же. Самым паскудным образом и с очень острыми осколками, которые потом впиваются, куда им понравится!
Эльта прижала мужчину к земле лапой, не обращая внимания на вой.
– Каэтана, кто это и что с ним делать?
Я посмотрела на Ярину.
Вот здесь и сейчас я была искренне рада ее видеть.
– Это, Ярина, корень наших проблем. Правда, если его убить, лучше не станет.
– Да! – взвизгнул Санджар. – Меня нельзя убивать! Я знаю… я могу…
Я кивнула Виоле.
Вслух говорить не потребовалось.
Драконица примерилась. Взлетел и опустился тяжелый хвост.
Санджар потерял сознание.
– И что теперь? – не поняла Ярина.
– А теперь… Виола, подруга, я понимаю, что вы не едите людей. Но можете вы просто его убить? В порядке исключения?
Остальное я говорила уже только для драконицы. Не надо никому этого знать.
– Виола, именно эта мразъ придумала, как вызывать химер. И никого в это не посвящала. Все подробности знает только он один.
– У него есть записи?
Хорошо, что я и об этом подумала. И спросила.
– Нет. Он считает, что все вокруг воры и негодяи, готовые поживиться на его открытии. Поэтому все самое ценное записывает в дневник и носит его с собой. Всегда. Вону него сумка на боку.
Виола цапнула ее когтем и передала мне.
Я взяла сумку, достала из нее большую тетрадь и открыла.
Читать санторинский? Да еще вот эти рукописные каракули?
Не умею…
Но проверить-то надо?
– Фу, гадость, – сморщила нос Ярина, которая заглядывала через мое плечо. – Что это за книга?
– А что тут написано? – Я наугад ткнула в середину страницы. – Ты умеешь читать на санторинском?
– Конечно, нас мать учила.
– Меня вот не учила. Прочитаешь?
– «При пытании человека следует учитывать разную сопротивляемость боли. А также то, что необходимые эманации может испускать лишь психически нормальный человек. От безумца же толку мало, поэтому слабоумные не подходят. Проведенные мной опыты показали…» Каэтана?
Я вздохнула:
– Рина, это надо прочитать, а потом уничтожить. Скажи мне, здесь даты есть?
– Да. Вот… из последних. Примерно два месяца назад.
Я посмотрела на схематические рисунки человеческого тела с пометками в нужных точках. Явно пытался втыкать обсидиан. И перебирал варианты.
Руки, ноги, даже горло…
Меня затошнило, и я захлопнула дневник.
– Это тоже надо будет уничтожить. Не дай Даннара, попадет куда-то не туда. Кстати… есть идея!
– Какая?
– Это потом. А пока… Девочки!
Драконицы ждали только команды.
Длинные шеи вытянулись вперед, страшные пасти сомкнулись, потянули в разные стороны…
Санджар даже закричать не успел.
Да и осознать происходящее – тоже, как был в беспамятстве, так и помер. Я оказалась милостива к нему, хотя и жаль. Его бы тоже помучить месяц-другой, чтобы от него ошметок остался, чтобы он о смерти просил как о милости.
Но – нельзя.
Это как чума, как холера. Это существо слишком опасно.
Любое слово, любое движение… вырвать ему язык? Отрубить руки?
Он найдет как рассказать о себе и найдет что рассказать. А я не могу, не хочу этого допускать. Есть вещи, которые не должны звучать под этим небом, под этим солнцем…
И книгу я изучу – и сожгу. А пока из рук не выпущу.
Драконицы разомкнулись.
На земле осталось только кровавое пятно, и над ним я медленно сжала руку в кулак. Ту самую, со шрамом.
– Моя клятва исполнена, Сантор?
И – раскат грома.
Тяжелый, мощный. Подтверждающий.
Я спросила – и мне ответили. Я дала слово уничтожить тех, кто виноват в злодеянии. Баязета сожрали химеры, Санджара разорвали драконы. Остальные… они – так, не мозг, не сердце. Только руки. Злые, подлые, корявые ручонки. На них злиться не стоит, просто убить – и достаточно. И это будет сделано в ближайшее время.
Главное – выполнено.
Сантор услышал нас.
А теперь вернемся от божественного к земному.
– Вы меня долго искали?
– Нет. Виола забеспокоилась около полутора часов назад…
– Я как раз пришла в себя. И поняла, что в плену.
– Она сказала, что тебе плохо, кинулась к подругам, те позвали нас, и мы прилетели.
– Вовремя. Очень вовремя. Но нам еще надо корабля дождаться.
– Корабля?
Я хищно усмехнулась:
– «Звезда Сантора» должна была вечером забрать нас. После заката. А еще… Девочки! Там же в доме раэн Ледесма! Эти твари его пытали! Его надо срочно в академию и к лекарям!
Первой в дом помчалась Севилла. Она ближе всех стояла к двери.
* * *
В доме, помимо Тьяго Ледесмы, обнаружилось двое вконец запуганных и измученных рабов.
– Простите меня, Каэтана! – каялся малым не рыдающий Тьяго. – Я не должен был… я обязан был выдержать любые пытки, но не предавать вас… я не смог…
Я махнула рукой.
Людей, которые выдержали пытку и никого не сдали, в истории единицы. И там такие характеры – Тьяго Ледесме до них далеко. Там и мотивация другая, и настрой… я уж молчу про физические кондиции. Тьяго, при всем моем уважении к нему, похож на кузнечика. На него дунь – и его понесет невесть куда. Какие пытки?
Спасибо, что хоть не искалечили бедолагу!
Мои слова мужчину не утешили, но я ему и не психолог. Мы его отправили в академию, а сами принялись расспрашивать рабов.
Двое мужчин.
Раэн Бадеш и раэн Хуртем даже не слишком осознавали, что свободны.
Свобода?
А что это такое? А где она живет?
Это в книгах раб, который получил свободу, бодро кричит «УРА!» и мчится устраивать свою жизнь.
В реальной жизни, если рабу дать свободу, получится редкостная дрянь. Стоит только вспомнить Южные штаты Америки. Вот северяне там рабов поосвобождали, а дальше куда? Им надо как-то жить, думать о завтрашнем дне для себя и своих детей, зарабатывать, распределять бюджет, учитывать все, вплоть до болезни и смерти… их такому НЕ УЧИЛИ!
Вообще! Никто и никак!
За них думали хозяева, пусть даже плохие
