Натали купила билет до Филадельфии на следующий рейс ТЛУА, воспользовавшись кредитной карточкой. В бумажнике у нее оставалось долларов двести наличными и шестьсот пятьдесят – дорожными чеками. Она проверила, сохранилось ли у нее удостоверение представителя прессы с прошлого лета, когда она работала в «Чикаго Сан-таймс», и затем позвонила Бену Йейтсу, редактору фотоотдела этой газеты.
– Натали! – донесся до нее голос сквозь треск в трубке и шум аэропорта.– Я думал, ты в колледже до самого мая.
– Так и есть, Бен,– сказала она,– но сейчас я на несколько дней отправляюсь в Филадельфию. Может, тебе нужны фотографии по делу об убийстве членов уличной банды?
– Конечно, нужны,– неуверенно сказал Йейтс.– А что это за дело?
Натали вкратце передала смысл заметки.
– Какого черта! Не будет там никаких фото! – воскликнул он.– А если и будет, так их передадут по фототелеграфу.
– Ну, а если я раздобуду что-нибудь интересное, тебе это может понадобиться, Бен?
– Конечно. А что происходит, Натали? У тебя все в порядке? Как отец?
Натали почувствовала сильную боль в груди, будто ее ударили. Очевидно, Бен еще не знал о гибели ее отца. Она подождала, пока дыхание немного успокоится.
– Я тебе все расскажу, Бен. Как-нибудь позже. А пока, если тебе позвонят из филадельфийской полиции или еще откуда-нибудь, ты сможешь подтвердить, что я выполняю работу для «Сан-таймс»?
Последовало короткое молчание.
– Хорошо, Натали. Но ты дашь мне знать, в чем там дело, ладно?
– Конечно, Бен. Как только смогу. Честное слово. Перед отлетом Натали связалась с университетским компьютерным центром и попросила передать Фредерику, что скоро позвонит. Потом она набрала номер Джентри в Чарлстоне, услышала его голос на автоответчике и после сигнала в трубке сообщила, что у нее поменялись планы. Немного поколебавшись, она добавила: «Будь осторожен, Роб».
В салоне самолета, летевшего прямым рейсом до Филадельфии, было много народу. Рядом с Натали сидел темнокожий мужчина, очень хорошо одетый, привлекательный, если не обращать внимания на толстую шею и крупную челюсть. Он, не отрываясь, читал журнал «Уолл-стрит». Натали сначала смотрела в окно, затем немного подремала. Проснулась она минут через сорок пять, чувствуя себя одинокой и уставшей, и сразу пожалела, что отправилась в эту погоню за привидениями. Она вытащила из сумки чарлстонскую газету и в десятый раз перечитала заметку. У нее было ощущение, будто она уже давно уехала из города и все случившееся с ней – и Роб тоже – всего лишь сон.
– Я вижу, вы читаете про это безобразие, которое произошло недалеко от моего дома.
Натали повернула голову. Ее сосед отложил журнал и теперь улыбался ей, держа в руке стакан с виски.
– Вы спали, когда стюардесса разносила напитки,– сказал он.– Хотите, я ее позову?
– Нет, спасибо.– Ей что-то не понравилось в манерах этого человека, хотя трудно было сказать, что именно. Все в нем – улыбка, негромкий голос, непринужденная поза – выражало открытое дружелюбие.– А что вы имели в виду, когда сказали про безобразие недалеко от вашего дома?
Он указал рукой со стаканом на газету:
– Разборки между бандами. Я как раз живу в Джермантауне. Эта мерзость происходит там постоянно.
– Вы можете мне рассказать подробнее? Про банды и про… убийства?
– Про банды могу,– кивнул сосед. Его голос напоминал Натали раскатистый бас актера Джеймса Эрла.– А вот про убийства – нет. Последние несколько дней меня не было дома.– Тут он широко улыбнулся.– И потом, мисс, я из другого района, несколько повыше классом, чем эти бедные ребята. Вы собираетесь посетить Джермантаун, пока будете в Филадельфии?
– Не знаю. А что?
Он улыбнулся еще шире, хотя в его темно-коричневых глазах трудно было что-то прочесть.
– Просто я подумал, что это будет интересно. Джермантаун – историческое место, там есть не только трущобы и банды. Мне бы хотелось, чтобы туристы знали про обе эти стороны.– Он вдруг спохватился.– О, возможно, я делаю какие-то поспешные выводы и вы сами живете в Филадельфии?
Усилием воли Натали заставила себя расслабиться. Нельзя ведь всю жизнь проводить в состоянии параноидного беспокойства и тревоги.
– Нет, я просто еду в гости,– улыбнулась она.– И мне хотелось бы услышать как можно больше про Джермантаун. И плохое, и хорошее.
– Вот это правильно,– одобрил ее собеседник.– Знаете, я, пожалуй, попрошу еще виски.– Он подозвал стюардессу.– Вы действительно ничего не хотите пить?
– Если только стакан кока-колы.
Он заказал напитки, потом снова повернулся к ней, все так же улыбаясь:
– Ну что ж, если я буду вашим официальным гидом по Филадельфии, нам, по крайней мере, следует познакомиться…
– Меня зовут Натали Престон,– сказала девушка.
– Рад встрече, мисс Престон,– произнес мужчина с вежливым полупоклоном.– А я – Дженсен Лугар. К вашим услугам.
«Боинг-727» плавно скользил в облаках, без усилий приближаясь к быстро надвигавшейся зимней ночи.
Глава 17
Александрия, штат Вирджиния Четверг, 25 декабря 1980 г.
За Ароном и его семьей пришли в третьем часу рождественского утра.
Арон спал плохо. После полуночи он встал, спустился вниз и принялся уничтожать вкусное домашнее печенье – подарок соседей Уэнтвортов. Накануне они провели приятный вечер вместе. Третий год подряд они собирались за рождественским столом с Уэнтвортами, Доном и Тиной Сиграм. Жена Арона, Дебора, была еврейкой, но ни он, ни она не принимали свою религию всерьез; Дебора не совсем понимала мужа, когда он называл себя сионистом. Арон часто думал о том, как хорошо его жена вписалась в американский образ жизни. Она готова была пропускать через себя любые проблемы, даже такие, которых нет в природе. Ему всегда было неудобно на приемах и вечеринках в посольстве, когда Дебора вдруг начинала защищать точку зрения ООП. Нет, не ООП, поправил себя Арон, доедая третье печенье, а палестинцев. «Сделаем такое допущение… » – предлагала она и затем лихо развивала эту тему. У нее это здорово получалось, гораздо лучше, чем у Арона.
Ему иногда казалось, что он вообще мало в чем разбирается, кроме кодов и шифров. А дядя Сол с удовольствием вступал в спор с Деборой.
Кстати, о дяде Соле. Арон потратил четыре дня, обдумывая, не сообщить ли о его исчезновении Джеку Коуэну, своему начальнику и главе отделения Моссада в вашингтонском посольстве. Джек был тихим мужчиной невысокого роста, от него исходило ощущение слегка небрежного дружелюбия. И еще он служил капитаном-десантником, когда участвовал в налете на Энтеббе четыре года назад. Кроме того, о нем говорили, что это он разработал план захвата египетской ракетной установки САМ во время войны Судного дня.
Арон никак не мог решить, стоит ли придавать серьезное значение факту исчезновения Сола. Но Леви настаивал на осторожности. Леви Коул, друг Арона, работавший вместе с ним в шифровальном отделе, сделал снимки и помог выяснить, кто есть кто. Он был полон энтузиазма, считая, что дядя Арона наткнулся на нечто очень важное, но он не хотел обращаться к Джеку Коуэну или мистеру Бергману, атташе посольства, не имея более подробной информации. Именно Леви помог Арону без шума проверить в воскресенье все местные отели, но поиски Сола Ласки оказались безрезультатными.
Было десять минут второго, когда Арон выключил свет на кухне, проверил сигнализацию в коридоре, поднялся в спальню и лег, уставившись в потолок.
Близнецы были ужасно разочарованы. Арон сказал Бекки и Рии, что в субботу вечером приедет дядя Сол. Он приезжал в Вашингтон всего раза три или четыре в год, и близнецы, четырехлетние девочки, обожали, когда дедушка (они приходились Солу внучатыми племянницами) навещал их. Арон мог их понять, он помнил, как сам всегда ждал визитов Сола, когда был мальчишкой и жил в Тель-Авиве. В каждой семье должен быть дядя или дедушка, который не подлаживается к детям, но обращает на них внимание, когда они говорят что-то важное, приносит именно тот подарок, какой нужен,– не обязательно большой, но всегда интересный, который рассказывает истории и шутит с серьезным видом, что получается гораздо веселее, чем натужное веселье некоторых взрослых. И это было совсем не похоже на Сола – если он обещал что-то, то непременно выполнял обещание.
Леви сказал, что Сол, возможно, имеет какое-то отношение к взрыву в офисе сенатора Келлога в прошлую субботу. Связь с Ниманом Траском была слишком очевидной, чтобы ее можно было отбросить, но Арон знал: его дядя ни за что не станет прибегать к акту террора в любой форме. У него был шанс заняться этим делом в сороковых годах, когда все, от отца Арона до Менахема Бегина, занимались такого рода деятельностью, теперь же эти бывшие партизаны осуждали ее как терроризм. Арон знал, что Сол участвовал в трех войнах, всегда был на передовой линии, но всегда в качестве санитара, а не бойца. Он вспомнил, как, засыпая в квартире в Тель-Авиве или на ферме летними ночами, слушал голоса своего отца и дяди Сола, споривших о безнравственности бомбардировок. Сол при этом громко напирал на то, что от актов возмездия «Скайхоков» грудные дети погибали точно так же, как от налетчиков из ООП с их «калашниковыми».
