- Мое высочество не ошибается, потому что мое высочество не ошибается никогда!!! - рявкнула в ответ Изабелла, и под неистовым напором ее гнева, горечи и обиды де Шене отступил, словно от удара.
- Нет нужды так горячиться, Белочка, - успокаивающе взяла за локоть племянницу герцогиня, но та будто не слышала.
- А этот… сводник!.. Негодяй! Подлец! Горе-маг! Внук царя! Ничтожество, не достойное своего славного имени! - окатив ледяным презрением несостоявшегося жениха, двинулась принцесса на опасливо отступившего Агафона.
В руке ее блеснул невесть откуда взявшийся бугнев кинжал.
- Ради того, чтобы его не вышвырнули из этой школы клоунов и фокусников, он презрел и опозорил честь своего дома! Выставил на посмешище свой род! Да знаешь ли ты, что по закону Жиля Седьмого за намеренный обман герольдов во время официального мероприятия полагается лишение всех титулов и имущества и десять лет каторги? А что мошенничество на турнире при помощи волшебства карается смертью через повешение для дворянина и четвертованием - для простолюдина, как постановил еще Франсуа Пятый? Ну, кем ты у нас сейчас будешь, царевич Агафон? Что выберешь - ты и твой крестничек?..
Студиозус автоматически пробормотал: 'Лишение титулов, конечно, сдачи не надо', но прикусил язык и невольно отступил снова под взглядом Изабеллы, излучающим мегаватты отвращения и презрения. Неожиданно спина его уперлась во влажную, покрытую зеленоватой плесенью стену, и школяр растерянно замер и заозирался в поисках заступничества. Но всё, к чему притягивался его бегающий взор - это огромные, суженные в ненависти и презрении глаза обманутой, униженной принцессы.
- Тебе еще смешно? - процедила сквозь стиснутые зубы она, костяшки пальцев, стиснутых вокруг деревянной рукояти, побелели, словно лишь крайним напряжением воли удерживалась она, чтобы не воткнуть свой трофей в опального студента.
Если бы желания были материальны, у горла злосчастного школяра сейчас бы застыл не кусок отточенного железа длиной в пару десятков сантиметров, а двуручный меч палача.
Чародей дернулся нервно, словно действительно ощутив прикосновение ледяной острой стали, физиономия его вытянулась, глаза умоляюще распахнулись.
Когда его посылали на практику, никто не упомянул ни о чем подобном!
Это нечестно!
Это неправильно!
Он думал, это игра, и феи на задании не должны беспокоиться о нарушении каких-то замшелых законов и уложений, не говоря уже о чокнутых принцессах с острыми ножиками! Они должны творить добро, нести чудеса людям, исполнять желания крестников, а если желаний нет - то придумывать вместо них, и тогда уже исполнять!..
Хотят этого крестники, или нет…
Если бы кто-то придумал для него желание жениться на Изабелле Пышноволосой… или стать принцем… еще раз…
Убил бы этого мерзавца.
Или женил на принцессе.
Хотя, вообще-то, бесцельная жестокость никогда не была ему свойственна.
- Но… я не виноват!.. Я не хотел!.. Меня заставили!.. Другой принцессы у нас ведь нет!..- боком по сырой стене заскользил чародей, кося на возбужденно дрожащий в руке Изабеллы кинжал. - Я же всё рассказал! Как было! Я раскаиваюсь и признаю! Искуплю и исправлюсь! Я не хотел!..
- Если ты и вправду не хотел, ты должен был отказаться! - суровым духом правосудия и справедливости шагнул к нему де Шене.
- Но я… Но как?.. Они не слушали!.. Они выдали мне палочку! Насильно! Это всё из-за нее! И из-за феи Дюшале! И из-за мадам Фейримом! И из-за ректора Уллокрафта! И из-за…
- Ты должен был ее выбросить, если уж так тебе не хотелось быть крестным Лесли, а не виноватых искать! - сурово процедила Грета.
- Или жалко? - издевательски усмехнулась принцесса.
- Да я… Да мне… Да хоть сейчас!!!
Не задумываясь ни на мгновение, его премудрие вырвал из-за голенища упрятанную туда палочку, размахнулся неуклюже - левой рукой он ничего толком делать не умел никогда - и орудие фейского труда, кувыркаясь в воздухе и сверкая стразами и пайетками, с легким сухим стуком упало на пол шагах в пятнадцати от него, покатилось и уткнулось в грязный мокрый угол.
- Я не хочу быть феем! Я ненавижу быть феем! Я никогда им больше не буду! И провались синим огнем все крестники Белого Света, как говорит Шарлемань Семнадцатый!..
Было ли это последствием или совпадением, но знакомое и жуткое ощущение раскаленного отравленного кинжала, прижатого к горлу, подступило почти сразу же, как только отчаянный крик души сорвался с губ чародея.
Агафон замер, охваченный внезапно головокружительным приступом обездвиживающего, иррационального, лишающего воли и разума ужаса, и сердце заскакало, заколотилось, замолотило в груди, словно пойманный барабашка.
Бежать, бежать, бежать…
Куда?..
Бежать…
Не могу…
Стоять…
Бежать…
Стоять… стоять… стоять…
Бежать…
Стоять…
С изменившимися лицами застыли и все, кто был рядом с ним.
Все, кроме одного человека.
С выражением высшей степени безразличия на апатично вытянутой физиономии, прошествовал мимо них Лесли.
А за руку его вела, обхватив худыми длинными пальцами за запястье, высокая и тощая, будто наряженная в плащ вешалка, сутулая фигура.
Метрах в пяти перед неспешно перемещающейся парой воздух неожиданно пошел мелкой рябью, замерцал сочными сиреневыми искрами…
'Па…лоч…ка…' - проползла засыпающей черепахой в мозгу чародея единственная мысль.
Но палочка, если не отогнавшая уведуна, то сбившая его с толку в прошлый раз, лежала за открывающимся перед ними порталом.
'Па…лоч…ка… Лес…ли…' - снова отчаянно-медленно выкрикнул Агафон.
Или подумал, что выкрикнул?
Разлившаяся по подземелью полная, всепроникающая тишина нарушалась лишь тихим потрескиванием изливающегося с потолка огня.
'Па…лоч…ка… по…мо…ги… Лес…ли… крест…ник…'
Что-то розовое шевельнулось там, где стена встречалась с полом, развернулось и, сердито сверкая, покатилось к тоскливо заскулившему магу…
Шаг - и уведун со своей жертвой вступили в радостно встретивший их аквамариновыми молниями портал.
Еще секунда - и палочка взлетела в руку так несвоевременно отбросившего ее владельца, густая струя серебристых искр вырвалась из ее кончика… и безвредно рассеялась по темноте за костром, распугивая задремавших грабастиков.
Потому что в этот же миг молнии, искры и рябь, дрогнув в последний раз, пропали, испарились, рассеялись, как страшный сон, как липкий морок, как наваждение.
Пропали и дровосек с уведуном.
- Кабуча… - сипло простонал и сполз по стене волшебник, едва смог пошевелиться. - Опять…
Орудие труда и обороны, запоздалое и ненужное, выпало из его пальцев и покатилось по полу под уклон, пока не застряло в щели между камнями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
