На том славные наследника Френсиса Дрейка не успокоились и продолжили искать на русском севере вторую Картахену, где их ожидало бы золото и пиастры.
10 (22) августа английский пароход «Миранда», подойдя к городку Кола, выслал шлюпку с переговорщиком, которой потребовал немедленной его сдачи, в случае сопротивления угрожая истреблением. В Коле не было фортификаций, и местные вооруженные силы состояли из 50-ти человек инвалидной команды.
Адъютант архангельского военного губернатора, флотский лейтенант Бруннер, ответил неприятелю отказом.
Инвалиды и местные жители стали приуготовляться к бою, а два сосланных сюда отставных канцеляриста (не иначе как за лень и пьянство) в компании с одним бравым мещанином сняли бакены и вехи, поставленные англичанами во время измерений Кольской губы.
9 (21) августа состоялась бомбардировка городка, в результате чего вся нижняя часть его сгорела. Среди обывателей Колы и солдат-инвалидов потерь не было. На другой день английские суда ушли в море.
В том же мемяце английский пароход подошел к городку Онега, где его поджидала скромная военная команда, а также 250 горожан и горожанок, вооруженных ружьями, баграми и чем попало. Устрашившись грозных длиннобородых старцев и баб с вилами, паровой пират удалился. На том действия морских держав на Белом море прекратились.
Определенно Бог хранил русский Север (англосаксонские моряки, кстати, называют этот фактор «поправкой на Иисуса»). Если бы еще можно было перекинуть толику мужества и решимости северян князю Горчакову или генералу Данненбергу…
Не забыли англичане и о тихоокеанском побережье России. От действий по захвату Русской Америки они решили отказаться, возможно, понимая, что хорошо вооруженные русские американцы могут, в свою очередь, заняться британской Канадой. С Российско-американской компанией было подписано соглашение о «взаимной нейтрализации». Однако против азиатского берега России враги начали действовали со всей решительностью. Туда была послана эскадра под командованием контр-адмиралов: английского Прайса и французского де Пуанта; француз естественно подчинялся англичанину. Замах у англо-французов получился очень внушительный.
На Дальнем Востоке Прайсу и де Пуанту пришлось вступить в борьбу с военным губернатором Петропавловска, генерал-майором Завойко. Либеральные историки извели немало чернил на тему бездарных русских генералов при Николае I. Ну что ж посмотрим, справедливо ли это в отношении начальника Камчатки.
После получения сообщения о войне с западными державами в июле 1854, он немедленно принял меры для усиления ее обороны. Фрегат «Аврора» и транспорт «Двина» были поставлены у входа в Авачинскую Губу. На берегах ее создано семь земляных батарей, для которых сняты орудия с кораблей. Сформировано три береговых отряда для отражения вражеского десанта.
17 (29) марта в Авачинской губе с неясными целями появился пароход под американским флагом; от встречи с нашим патрульным вельботом он уклонился, быстро удалившись в открытое море. На следующий день неприятельская эскадра, войдя в губу, стала обмениваться выстрелами с нашими батареями. А в ночь с 18 на 19 (с 30 на 31) августа контр-адмирал Прайс застрелился в своей каюте. Смерть эта относится к разряду мистических событий; вряд ли опытный моряк покончил с собой из-за осознания безнадежности предприятия. Тогда это было совершенно неочевидно.
24 августа (5 сентября) вражескому флоту удалось на время подавить русские батареи. К берегу отправилась морская пехота на двух ботах и 23-х гребных судах под огневым прикрытием фрегата «Президент» и парохода. Губернатор Завойко направил отряд стрелков и ополченцев на спуск Никольской горы к озеру, возле которая стояла батарея № 6.
Часть англо-французского десанта, обойдя гору, атаковала шестую батарею. Однако вовремя спустившийся с Никольской горы отряд камчатских стрелков открыл огонь по противнику; тот дрогнул и стал отступать.
Другая часть англо-французского десанта поднялась на гору и соединилась с отрядом десантников, которые были высажены с пяти гребных судов, высланных фрегатом «Евридика» и бригом «Облигадо».
Генерал Завойко направил отряды лейтенанта Анкудинова и мичмана Михайлова – сбросить англо-французов с северного склона горы. Было сформировано еще два отряда, с участием моряков фрегата «Аврора» и местных ополченцев, которые посланы левее и правее гребня. В бою на Никольское горе с нашей стороны участвовало около 200 человек против 700 англо-французских десантников.
Враг, заняв гребень, открыл сильный огонь по нашим отрядам, поднимающимся на кручу.
Однако русские отряды упорно шли вперед и затем, бросившись в рукопашную, погнали противника с высот. Часть врагов была сброшена с утесов, другие прыгали сами, пытаясь спастись от солдатских штыков и крепких мужицких кулаков.
Отступающие английские и французские моряки спешно садились на суда, но на обратном пути попадали под огонь наших стрелков, стреляющих с высот. Десантники, не успевшие попасть на борт, бросались в воду, пытаясь вплавь добраться до уходящих судов и тоже гибли под русскими пулями. Бриг «Облигадо» стрелял из бортовых орудий по русским, но картечь не долетала до них, а бомбы перелетали цели.
Подняв уцелевших десантников, англо-французская эскадра ушла к Тарьинской бухте.
В сражении за Петропавловск мы потеряли убитыми 31 человека (еще один позднее скончался от ран). Потери англо-французов составили около 450 человек.
Возвращаясь к загадочному самоубийству контр-адмирала Прайса – а не предвидел ли он события недалекого будущего?
На следующий год на Балтике моряков Ее Величества ожидали неприятные сюрпризы. Российский флот стал применять морские мины с электрическими запалами (англичане назвали их «адские машины русских») и использовать паровые канонерки. Несколько западных кораблей, попытавшихся заняться промерами глубин неподалеку от Кронштадта получили серьезные повреждения. Западные флотоводцы напугались. Испуг усилился после того как 12 (24) июня мина взорвалась возле английского корабля, на котором находилось целых два адмирала, и один из них получил сильные ожоги.
Командование западного флота пришло к выводу, что ему ничего не светит в действиях против Кронштадта и возможностей прорыва к Петербургу не существует.
Очевидно, летом 1855 г. вражеская коалиция осознала, что блокирование морских коммуникаций России не производит никакого «удушающего эффекта». Огромная сухопутная держава, имеющая самодостаточную экономику, уверенно стоит на ногах.
Русская Троя. Оборона Севастополя
Ввиду крайней нерешительности действий России на первом этапе боевых действий, она целиком передала стратегическую инициативу в руки противника.
Флагманом английского флота, вошедшего в Черное море, стал паровой девяностопушечный корабль «Агамемнон», это весьма прозрачно намекало на то, что Севастополь будет русской Троей. Интересно, кого англичане считали прекрасной Еленой, уж не султана ли турецкого?
К началу сентября 1854 г. в Варне находилось 89 крупных боевых кораблей, в том числе 54 парохода, 300 транспортных судов и 62 тыс. войск. Россия имела на Черном море 36 крупных боевых кораблей, в том числе 11 пароходов, и около 40 тыс. войск в Крыму.
После посадки на полсотни судов коалиционных сил первого эшелона, они, в течение трех суток, находились в море без охранения и без движения – ожидая выхода из Варны основной массы экспедиционных войск.
Это период не был использован русским командованием для атаки, во время которой можно было утопить тысячи англо-французских интервентов.
Переход англо-франко-турецких экспедиционных сил морем также проходил не слишком организованно, не был обеспечен разведкой и охранением. Караван транспортов растянулся в море на десятки миль.
Бездарное англо-французское командование снова предоставило возможность российскому командованию нанести сокрушительный удар. И опять это не было использовано нашими.
Ссылки на то, что русские командиры на Черном море рабски ждали указаний царя, не соответствуют действительности. Никакого оперативного управления император, находящийся в Петербурге, не осуществлял и осуществлять не мог, даже при наличии телеграфного сообщения между столицей и Николаевым. Император всегда давал военачальникам простор для инициативы. Но инициативы на этот раз не было. Нельзя исключать, что сыграл свою роль один важный фактор. Скормить веселых галлов крабам и гордых бриттов рыбам – это было невозможно из-за нравственного стандарта, которые въелся в подкорку любого русского военного, от генерала до солдата.
Упустив те возможности, которые имеет слабейшая сторона – а они заключаются в решительных действиях на опережение – Россия стала напоминать добродушного неповоротливого гиганта. Вроде голубого кита, которые вежливо подпускает к себе лодчонки с гарпунерами.
