уже складывались ядовитые ямочки.
— Ну ты и сухарь! С тобой не поговоришь!
Упрек показался Лизе тем обиднее, что она его совершенно не заслужила.
— Зачем ты! Я готова тебя слушать!
— «Готова слушать»! — передразнила Алена. — Мы же не на комсомольском собрании. Я тебе о таком, а ты…
— Я тебя понимаю. Просто я бы об этом молчала, ведь это настолько сокровенно…
— Ну, мать, даешь! Сразу видно, что у вас на курсе одни девицы. Если женщина влюблена, для нее это козырь. Это даже на внешность влияет… Надо всем дать почувствовать, что у тебя роман, и в тебе будут находить интригующую загадочность.
Чтобы сменить тему, Лиза спросила:
— Это тот самый Никита? У тебя с ним?..
— С ним, — многозначительно вздохнула Алена. — Можешь себе представить, он мне неделю не звонит. Я словно в каком-то тумане. Это пытка.
Лиза озадаченно молчала.
— Нет, с тобой уж точно не поговоришь! Ну… — Алена как бы ждала ответной реплики партнера.
— По-моему, главное — быть честными друг с другом, — спохватилась Лиза, — и сохранять достоинство…
— Опять! Ты, случайно, не в прошлом веке живешь! «Достоинство»! Я вот что… Позвоню ему и скажу, что заболела. Пусть попробует не приехать!
— На дачу?
— Здесь скопление предков, а в Москве квартира пустая. Дед уже чемоданы собрал…
— Но ведь получается обман какой-то!
— Глупенькая, это не обман, а игра! Игра между мужчиной и женщиной, — Алена с нескрываемой жалостью взглянула на подругу. — А ты все в куклы играешь?
Лиза напряженно выпрямилась, сдвинувшись на самый край скамейки.
— Прошу тебя, никогда не говори со мной так, иначе мы поссоримся, — глухо сказала она.
Предупреждение показалось Алене достаточно серьезным, и она дружески обняла Лизу своей коротенькой толстой ручкой.
— Ну, прости, прости… Забыла, что для тебя это больной вопрос.
Лиза резко встала, освобождаясь от объятий подруги.
— Интересно, что там на террасе? Наверное, со стола убрали. Надо взглянуть.
— Что ж, пойдем, — Алена восприняла слова Лизы не как попытку избавиться от ее общества, а как приглашение присоединиться к ней. — Только боюсь, мы будем лишние. Твой братик так увлеченно беседовал с этой Анютой.
Лиза не выдержала и возмутилась:
— Почему тебе о каждом надо сказать плохо? Каждого уколоть! Ужалить! Так ведут себя люди с изъяном в душе!
— Ладно, один ноль в твою пользу, — нехотя признала Алена, в которой правота и проницательность других вызывала лишь скуку. — А Федю выписали? Что с ним было?
— Обычный стресс.
— Да, да, ты знаешь, у меня тоже нервы сдают. Особенно когда мать начинает: «Ты совсем не учишься, одни гулянки на уме! А вот Лизочка, а вот Лизочка…» Все уши прожужжала!
— Я не виновата. Так ты идешь?
Тяжело завалившись набок, Алена слезла со скамейки и в конце садовой дорожки догнала подругу.
— Значит, советуешь ему не звонить? — спросила она, стараясь идти в ногу с Лизой.
После завтрака, закончившегося так бестолково, Алексей Степанович не знал, за что взяться. Он попробовал заменить подгнившую подпорку под яблоней, но среди сваленного за сараем хвороста не нашлось подходящей рогатины; попробовал поливать — как назло, отключили воду. Это окончательно вывело его из себя, и Алексей Степанович раздраженно отшвырнул резиновый шланг. Выбравшись из-под яблонь, он открыл гараж и хотел смазать узлы двигателя, но тут поймал себя на мысли: «Ах, да! Это же из-за денег на подоконнике! Он не понял! Надо ему объяснить!» Он поставил масленку на место и вышел из гаража. Поднимаясь на второй этаж, старался не скрипнуть половицей, словно этот скрип мог заранее настроить сына против него. Наверху он остановился и еще раз сказал себе: «Надо все объяснить», а затем толкнул дверь, но от волнения не рассчитал усилия и испугался, как бы звук сильно хлопнувшей двери не был воспринят Федей как вызов.
— К тебе можно? — спросил Алексей Степанович самым дружеским и миролюбивым тоном.
Он увидел сына, стоящего к нему спиной в странной, согнутой позе, словно он что-то прятал.
— Нельзя, я занят! Нельзя!
— Прости, пожалуйста. Если не секрет, что там у тебя?
— Неважно! Какая разница!
— Напрасно ты так настроен. Я как раз собирался объясниться с тобой. Видишь ли, эта мелочь на подоконнике… — странная поза Феди настойчиво мешала ему говорить. — Прошу тебя, повернись лицом.
Федя медленно повернулся. В руках у него была откупоренная бутылка водки.
— Так… — на лбу Алексея Степановича появилась холодная испарина. — Снова за старое!
Федя поставил бутылку.
— Оправдываться не буду.
— Вокруг тишина, воздух, лес! Ты оказался в таких условиях! Неужели хотя бы здесь… хотя бы несколько месяцев… Это важно для твоего здоровья! Врач мне сказал…
— Тошно, отец. Лучше выпьем вместе.
— Что?! — Алексею Степановичу показалось, будто он ослышался.
— Я говорю, выпьем. Как мужчины.
Хотя Федя ждал ответа с подчеркнутым безразличием, Алексей Степанович почувствовал, что отказаться сейчас — значит потерять последнюю надежду на примирение с сыном.
— Хорошо, налей.
Федя достал специально припрятанную посуду.
— Ах, вот где эти стаканчики! А я обыскался! Даже на Анюту грешным делом подумал, — Алексей Степанович как бы оправдывался и за стаканчики, и за мелочь на подоконнике.
— Отец, — Федя укоризненно взглянул на него, и они чокнулись.
Алексей Степанович брезгливо отпил глоток, а Федя выпил граненый стаканчик до дна и жадно налил еще. Алексей Степанович прикрыл свой стаканчик ладонью.
— Благодарю. Патриархальная идиллия: отец и сын за бутылкой водки!
Федя хохотнул с суетливой оживленностью пьяного.
— А что? В сущности, пили все.
Поднимая стаканчик, он неосторожно наклонил его и закапал скатерть. Алексей Степанович проворно отпрянул, увертываясь от брызг.
— Час от часу не легче. Поставь!
Чувствуя, что рука дрожит, Федя послушался и поставил стаканчик.
— Что, мешаю я вам? — спросил он насмешливо. — Обуза для вас? Пятно на фамильном гербе?! «У Борщевых сын неврастеник!» То-то вы мне домашнюю тюрьму устроили!
— Пожалуйста, выбирай выражения! Ты не в кабаке!
— Тюрьму, тюрьму! Удивляюсь, что решеток нет на окнах!
— Хватит! — тонким голосом закричал Алексей Степанович. — Неблагодарный щенок. Сколько я в тебя вложил, сколько трудов, сил, времени! Я рубашки твои стирал, я, как нянька… Я обещал вашей матери, что выращу вас здоровыми, и вырастил! Неужели ты это забыл?
— Помню, с каким благоговением ты водил нас по барским задворкам!
— Чурбан! Я приучал тебя к культуре! — Федя потянул-за бутылкой, но Алексей Степанович отнял ее, выбежал на балкон и выплеснул остатки водки. — …И предупреждаю, если ты еще раз выпьешь…
— А что мне делать?! Скажи!
— Вот именно! Давай обсудим! — он торопился скорее сесть и усадить рядом Федю. — Во-первых, у тебя есть специальность, ты кончил университет. Для начала я мог бы устроить
