Тут Хокинс заметил любопытную вещь: вокруг укушенного собрались лишь восемь матросов. Остальных поблизости нет, причем нет главарей: Джона Сильвера и Джоба Эндерсона.
А куда, кстати, они подевались?
* * *
Сочинитель из Джима Хокинса никудышный, а вот описатель очень даже неплохой. Наблюдательный юноша, и способный хорошо передать то, что видел… Подмечает мелкие детали, подробности, на вид незначительные, но наполненные смыслом. Описания Хокинса подкупают своей достоверностью.
Но едва лишь Джим начинает что-то выдумывать, сочинять отсебятину, – беда, какое-либо доверие к его выдумкам тут же исчезает.
Сцена разговора Сильвера с Томом, завершившаяся убийством последнего, вызывает в свете вышеизложенного двойственные чувства. Мотивы персонажей неубедительны абсолютно. Реплики их насквозь фальшивы. А вот антураж изображен хорошо… Мелкие детальки тщательно прописаны и кажутся достоверными.
Пар, поднимающийся над болотом… Капли пота на лице Сильвера… Вспугнутые собеседниками птицы, кружащие над их головами…
Декорации натуральные, а пьеса фальшивая. Поневоле закрадывается подозрение: Джим действительно подслушал разговор на болоте. Но совсем не тот, что описал по просьбе Ливси в своем мемуаре.
Беседовали два вожака сошедших на берег матросов – Сильвер и Джоб Эндерсон. Чтобы доказать, что они вдвоем ушли далеко от остальных, проследим за двумя матросами, оставленными Сильвером при шлюпках.
Первый, разведывательный рейс ялика с доктором Ливси и Хантером на борту – оба матроса сидят в шлюпках, один насвистывает «Лиллибуллеро». Посмотрели на ялик подозрительно, но предпринимать ничего не стали.
Ялик плывет обратно, реакция та же.
Ялик снова к берегу, и в нем уже не двое, а трое… Да еще изрядный груз. Тут уж терпение караульщиков лопнуло и один поспешил доложить начальству о внештатной ситуации. Задумали, дескать, что-то стрекулисты тонконогие, надо разобраться и пресечь. Спустя какое-то время матросы возвращаются к берегу. Разобраться.
Но очень уж долгий срок проходит между исчезновением часового и появлением основной группы. Ведь он, часовой, не поплелся нога за ногу, он, как сообщает нам Ливси, «оставил свою шлюпку и побежал в глубь острова». Побежал!
И вот что произошло, пока он бегал:
– ялик доплыл до берега, причалил в отдалении от шлюпок, скрытый мысом;
– пассажиры его выгрузились, выгрузили припасы;
– сделали несколько ходок к блокгаузу с грузом и обратно порожняком, ходить им было недалеко, всего сотню ярдов, но одна лишь знаменитая бочка с коньяком чего стоит – ее надо катить, и катить вдвоем по пересеченной местности, а через частокол перетаскивать вообще втроем;
– ялик вернулся на «Испаньолу» (быстро, налегке);
– ялик загрузили снова;
– в ялик спустились четверо пассажиров, капитан Смоллетт предложил Абрахаму Грею присоединиться к ним, дав минимальный срок на раздумья;
– Грей принял решение, с дракой пробился в ялик;
– ялик наконец отчалил и отплыл на приличное расстояние, когда сквайр Трелони сделал первый выстрел.
И лишь тогда послышались голоса подбегающих к берегу матросов! Опять-таки подбегающих, а не плетущихся, как черепахи!
Одно из двух: или они забрались очень далеко в глубь острова, – так, что часовой их не сразу отыскал и докричался, да и бег к устью речушки занял достаточно времени; или матросы, получив весть о странных рейсах ялика, далеко не сразу отправились к берегу.
Первый вариант выглядит неубедительно. Зачем матросам далеко забредать? Никакой конкретной цели (как у Хокинса) у них нет, им бы на травке поваляться… Рому глотнуть, если Сильвер из своего запаса расщедрится… Костер развести, закусь испечь-поджарить, если что-то захватили с собой… Отдохнуть и расслабиться, короче говоря. Пикничок-шашлычок организовать. Длительные пешие экскурсии с таким планом действий не вяжутся.
Гонец нашел своих сотоварищей легко и быстро. Но отчего же они так долго мешкали? Почему не отправились сразу к берегу?
Некому было принять решение. Главари – Сильвер и Эндерсон – отсутствовали. Задержка была связана именно с тем, что их пришлось сначала отыскать и лишь потом докладывать об изменении ситуации.
Позже, когда мятежников (уже и в самом деле мятежников) осталось шестеро и Хокинс угодил к ним в блокгауз, Сильвер вспоминает о недавних событиях:
«Если бы вы послушались меня, мы все теперь находились бы на „Испаньоле“, целые и невредимые, и золото лежало бы в трюме, клянусь громом! А кто мне помешал? Кто меня торопил и подталкивал – меня, вашего законного капитана? Кто прислал мне черную метку в первый же день нашего прибытия на остров и начал всю эту дьявольскую пляску? Прекрасная пляска – я пляшу вместе с вами, – в ней такие же коленца, какие выкидывают те плясуны, что болтаются в лондонской петле. А кто все начал? Эндерсон, Хендс и ты, Джордж Мерри. Из этих смутьянов ты один остался в живых».
Джоб Эндерсон назван первым среди смутьянов и неспроста. Хендс остался на «Испаньоле» командовать вахтенными, и Эндерсон среди сошедших на берег второй после Сильвера по авторитету и влиянию (Джордж Мерри значительно моложе этой троицы и выдвинулся на первые роли лишь когда погибли Эндерсон и Хендс).
Разговор, в котором нетерпеливый Джоб требовал немедленного выступления, состоялся вдали от ушей остальных матросов. К чему выносить на публику разлад между начальством?
Они отошли подальше, к краю болота, где берег понижался и кусты сменялись зарослями камыша. Болотистая низменность – неподходящее место для матросского пикника, и можно было не опасаться, что туда забредет кто-то из расслабляющихся подчиненных.
Те и не забрели – забрел Джим Хокинс. Неподалеку от матросов, хлопочущих над укушенным Аланом, он не задержался. Ничего любопытного там не происходило, а у него вообще-то появилась важнейшая информация, способная изменить расклад сил в альянсе кладоискателей… Стоило подумать о возвращении на корабль, и Хокинс двинулся в сторону устья речушки и шлюпок, напрямик, через болотистую низменность.
И напоролся на беседующих Сильвера и Эндерсона – тех выдали встревоженные птицы, кружащие над болотом.
В юном Хокинсе взыграл инстинкт разведчика:
«Я должен, по крайней мере, подслушать, о чем они совещаются. Мой долг велит мне подкрасться к ним как можно ближе и спрятаться в густой листве кривого, узловатого кустарника.
Я мог с точностью определить то место, где сидят оба моряка, и по голосам и по волнению нескольких птиц, все еще круживших над их головами.
Медленно, но упорно полз я на четвереньках вперед. Наконец, подняв голову и глянув в просвет между листьями, я увидел на зеленой лужайке возле болота, под деревьями, Джона Сильвера и еще одного моряка. Они стояли друг против друга и разговаривали».
