с ним все в порядке.
На этих слова Сомин наконец посмотрела на своего друга. Джихун тяжело прислонился к валуну. Кровотечение остановилось, но он выглядел ужасно – у него было изможденное лицо, глаза налились кровью. Сомин знала, что они не могут остаться. Знала, что надо уходить. Но она не могла заставить себя отпустить Чуну. Он выглядел так, словно просто уснул. Крови не было, когда лезвие вошло в него, и не было, когда она вытащила его. Так что Сомин почти убедила себя, что Чуну спит.
– Он не превратился в пыль, как тот, другой токкэби. Значит, что он все еще жив, – утверждала Сомин. Она спорила по этому поводу почти полчаса. Пока восходила луна. Пока вокруг сгущалась ночь.
Она обняла Чуну, надеясь найти способ попрощаться. Но вместо этого она просто шептала его имя, тихо всхлипывая, и сжимала его все крепче.
– Чуну. Чуну.
Сомин-а.
Ее имя защекотало ей ухо. Знакомый голос. Вспомнившиеся ей волосы с проседью. Проблеск глаз, обрамленных морщинками улыбки.
– Папа? – прошептала она.
Моя доченька. Будь счастлива.
– Сомин-а. – На этот раз голос раздался возле ее шеи.
Дрожь надежды пробежала по телу Сомин. Но она не давала слезам пролиться, пока не отстранилась и не увидела, как Чуну, моргая, смотрит на нее.
– Ты не отпустила меня, – сказал он.
66
Сомин не знала, что с собой поделать. Прошла неделя с тех пор, как они вернулись с горы. Неделя, которую Джихуну пришлось провести в больнице, несмотря на все его возражения. Сомин и Миён придумали для ее матери ужасное оправдание, мол, они отправились в поход, и Джихун упал, чуть не наколовшись на ветку дерева.
Никто не стал упоминать, что Джихун в жизни бы не отправился в поход.
Миён тоже выздоравливала, набиралась сил и все больше походила на девушку, которую Сомин впервые встретила почти год назад. А Чуну… Она не видела Чуну с тех пор, как они вернулись в Сеул. Сомин приходила к нему домой по меньшей мере дюжину раз за последние семь дней. И в конце концов перестала, потому что было слишком больно чувствовать себя отверженной каждый раз, когда его дверь оставалась закрытой.
В середине августа, когда закончились каникулы, она попыталась отвлечь себя учебой. Но сегодня было воскресенье, и она застряла дома наедине со своими мрачными мыслями.
– Знаешь, если ты станешь хоть немного поднимать ноги, то и шаркать так ужасно не будешь, – посоветовал Джихун с дивана, когда Сомин вышла из кухни.
– Знаешь, ты тут не постоянный жилец, и я с радостью переселю тебя на балкон, – огрызнулась Сомин.
– Я ненавижу унылую Сомин. Она такая злая.
Джихун надулся и продолжил щелкать каналы на телевизоре. Он остановился на дораме, выходившей по выходным, – слезливой, с мелодраматичным сюжетом, множеством пощечин и стаканами воды, летящими в лица.
– Поверить не могу, что ты это смотришь.
Сомин плюхнулась на диван рядом с ним. Она еще не переодела пижаму, хотя был почти полдень. Просто не видела в этом смысла.
– Меня на них Миён подсадила. Ей нравятся дорамы.
– Где она? Вы двое не отлипали друг от друга последние дни.
– Ушла на могилу матери. Сказала, что хочет сходить туда одна.
Сомин кивнула. Она знала, как необходимо одиночество в подобных случаях. Иногда она приходила к отцу в колумбарий одна. Матери она об этом не рассказывала: не знала, расстроится ли та, узнав, как часто Сомин туда наведывается.
Она ходила к нему и на этой неделе. В тот день на горе Сомин почувствовала присутствие отца. И почему-то она была уверена, что это отец помог ей вернуть Чуну.
– Ты вообще видел Чуну? – поинтересовалась она. Ее бесило, что этот вопрос прозвучал так жалко.
– Нет, – ответил Джихун. – Но, когда он будет готов, я уверен: он с нами свяжется.
– Что-то я в этом сомневаюсь, – откликнулась Сомин.
– Ты ему небезразлична. – Джихун стиснул зубы, как будто эти слова дались ему неохотно. – Даже я это вижу. Он сделал то, что сделал, не только ради меня. Он сделал это из-за своих чувств к тебе. А они так просто не исчезают.
– Он прожил дюжину жизней; может быть, любовь значит для него что-то иное.
Джихун пожал плечами.
– Может быть, – признал он. – Но я не думаю, что тебе следует сдаваться и отказываться от него.
– Не знаю, по-моему, я не могу похвастаться твоим раздражающим упорством, – подколола его Сомин. – Если кто-то не хочет, чтобы я была рядом, я быстро понимаю намек.
– Это не та Ли Сомин, которую я знаю, – нахмурился Джихун. – Ты никогда не сдаешься так просто.
– Даже я иногда устаю. Не могу же я бороться за душу каждого.
– Извини, – сказал Джихун.
– Почему? Это не твоя вина.
– А я думаю, что моя. В конце концов, последние пятнадцать лет ты боролась именно за мою душу. И, по-моему, тебе пора остановиться.
– Что? – Сердце Сомин дрогнуло. Подступила тошнота. – Я не понимаю.
– Сомин-а, – тихо проговорил Джихун. – Почему ты солгала мне о том, что не помнишь своего отца?
– Потому что я не хотела причинять тебе боль, – медленно сказала Сомин. Она не знала, хочет ли поднимать эту тему, но, с другой стороны, она определенно устала от секретов.
– Почему ты думала, что это причинит мне боль?
– Потому что твой отец был таким ужасным. Мне казалось, если я буду вспоминать при тебе, каким хорошим и любящим был мой папа, ты посчитаешь, что я хвастаюсь. Но я действительно помню его. И скучаю по нему каждый день. – Слезы потекли по ее щекам, обжигая кожу.
– Сомин-а, извини, что меня в тот день не было рядом.
– Ты не виноват.
– Что ж, кто бы ни был виноват, сейчас я здесь. А Чуну был прав.
– Ух ты. – Сомин сдавлено усмехнулась. – Ад, должно быть, замерз, раз ты так говоришь.
– Ну, этот токкэби так много болтает, что статистически он должен хотя бы пару раз сказать что-то стоящее.
Сомин снова рассмеялась и вытерла последние слезы.
– В чем он был прав?
– Ты должна перестать отодвигать собственные чувства на задний план ради того, чтобы оберегать других. Мне это не нужно. Твоей маме это не нужно. И Миён тоже не нужно.
– Я просто… не хочу тратить время впустую.
– Почему жить своей жизнью значит тратить время впустую? – Джихун нахмурился.
– Когда мой отец был жив, я не ценила его так, как он того заслуживал. А потом он ушел. Мне кажется, я никогда не понимала, насколько он был для меня важен, пока не лишилась его. И я не хочу больше упускать шанс провести как можно больше времени с людьми, которых люблю.
– О, Сомин. – Джихун наклонился вперед и заключил ее в объятия. Ей хотелось оттолкнуть его, она чувствовала себя неловко из-за пролившихся с ее губ слов. Как испуганный ребенок. Но Сомин больше не могла это скрывать. Словно весь страх, пережитый этим летом, прорвался сквозь скрывавшие его стены.
Она вылезла из объятий