Новая история несторианских христиан трагична. Часто именуемые «ассирийцами», они численно сильно уменьшились в результате западного прозелитизма (создания «халдейской» Церкви, в унии с Римом), а также массовой резни, учиненной мусульманами–курдами. Одна их группа с епископом во главе стараниями Русской церкви в Урмии воссоединилась в 1898г. с халкидонским православием, но была рассеяна последствиями Первой мировой войны и русской революции.
Каковы же были основные причины трагической разделенности восточного христианства в V и VIвв.? Мы уже указывали на некоторые факторы, обычно упоминаемые историками: этнические и культурные различия, оппозиция византийской императорской власти, необходимость выживания при персидском, а позже мусульманском завоевании. Все эти элементы, несомненно, способствовали продлению расколов. Сами же по себе они никогда не приводились в качестве формального оправдания разделений и потому не могут рассматриваться как достаточные объяснения отдельно. Фактом остается, например, то, что если персидское господство требовало от христиан разрыва с «Западом», то не все они избрали один и тот же путь: несториане, яковиты и армяне утвердили себя как обособленные группы. С другой стороны, в самой Римской империи социально–культурный фактор также не был решающим, поскольку руководство всех фракций в течение всего этого периода было фактически в руках образованных грекоязычных богословов. Поэтому неизбежно приходится признавать, что те из них, кто отвергал единство внутри православной Церкви (которая одновременно была и халкидонской, и кирилловской и отказывалась быть связанной какой–либо одной терминологической системой), делали это не по недоразумению, но по стойкому убеждению — кирилловскому «фундаментализму» — в случае монофизитов.
Практически не существовало никакой иной внешней формы церковного единства, кроме той, какую давала имперская система, определенная Юстинианом. Монофизиты хорошо это знали и, хотя и страдали от ее жестокости, тем не менее постоянно пытались обратить имперскую систему в свою пользу. Это им иногда удавалось, и тогда они сами охотно использовали для себя ее политическую власть. Но Империя не всегда была жестокой. Было бы несправедливо просто забыть широкое практикование экуменизма (в современном смысле слова) как императорами, так и халкидонской православной Церковью, то есть попытки терминологических компромиссов, благодеяния, оказываемые руководителям оппозиции, готовность исправить и разъяснить предыдущие определения (вплоть до осуждения умерших людей, как это было с «Тремя Главами»), желание—как при Юстине II—забыть прошлые анафематствования вождей монофизитства. Многие современные историки, которым не по душе кириллова христология, видят во всех этих эпизодах макиавеллиево и «цезаропапистское» предательство Халкидона. Мы пытались подчеркнуть, что, на наш взгляд, такое понимание, вообще говоря, неверно.
Не отрицая проявлявшихся временами опасностей и злоупотреблений императорской власти, нужно сказать, что система как таковая, созданная Феодосием I и Юстинианом, не лишала Церковь способности определять вероучение посредством соборности. Но проведение соборов предполагает существование механизма, делающего согласие возможным и эффективным. Местные церкви должны были группироваться в провинции и патриархаты, патриархаты же должны были действовать сообща, чтобы достичь действительного для всех согласия. Таким механизмом снабдила Вселенскую Церковь Империя. Императоры, веря в свою богоустановленность, не считали себя непогрешимыми, и никто таковыми их не признавал. Имперская система являла свои несовершенства на каждом шагу, но другой альтернативы не было, по крайней мере на Востоке.
Постепенно, однако, эта альтернатива обрела на латинском Западе форму римского папства. Рассматриваемая в перспективе VIв., папская альтернатива имперского единства была, конечно, совершенно лишена реальности. Римская церковь представлялась скорее всего как часть имперской системы, и сами папы вовсе не отрицали своей к ней лояльности. Однако понятие «апостоличности», которое они защищали, постепенно ставило перед сознанием христианского мира вопрос, который окажется доминирующим в течение всех Средних веков: снабдил ли сам Христос Вселенскую Церковь обязательной структурой, основанной на римской апостоличности, или же Он вручил церковное единство ответственному консенсусу поместных церквей, которым вверено его осуществление в соответствии с изменчивыми требованиями времени?
Глава IX. СВЯТОЙ ГРИГОРИЙ ВЕЛИКИЙ И ВИЗАНТИЙСКОЕ ПАПСТВО
Отвоевание Италии войсками Юстиниана было длительным и кровавым, и в результате его страна была разорена. Среди многих разрушенных городов сильно пострадал и сам Рим. Взятый имперским генералом Велисарием (536), безуспешно осаждавшийся готским королем Витигисом (537), он перенес также долгую и мучительную осаду войсками Тотилы (543—546), окончившуюся тем, что город снова попал под власть готов. Население было заметно уменьшено голодом, болезнями и резней. Только в 553г. римские войска под командованием Нерсеса снова вошли в город, окончательно победив Тотилу.
В разоренной древней столице Церковь представляла единственную сохранившуюся моральную и экономическую силу. Хотя сборы, получаемые ею с земель в Средней Италии в результате опустошительной войны сильно уменьшились, папа был обеспечен доходами и продовольствием со своих огромных владений в Провансе, Африке и особенно Южной Италии и Сицилии, где византийское завоевание было быстрым и не сопровождалось разорением деревни[586]. Кроме того, поскольку правящие классы были в значительной части истреблены, а правители, присланные с Востока, мало подготовлены для управления хаотической ситуацией в Италии, папа, епископы и духовенство представляли собой, несомненно, самую действенную административную структуру, остававшуюся в стране. Своей «Прагматической Санкцией» Юстиниан формально восстановил в Италии римское правление (13 августа 554), но, сомневаясь в компетенции имперских начальников, поручил епископам надзор над гражданской, образовательной и финансовой системами*{{Законодательство Юстиниана предусматривало наблюдение епископов за функционированием гражданской администрации также и в восточной части Империи. См.: Novellae VIII (edictum) et LXXXVI. — В.А}}. Эта решающая роль Церкви после завоевания была предусмотрена имперским правительством еще до всех событий. Этим и объясняется стремление Юстиниана восстановить нормальные отношения с папами с самого начала своего царствования.
Таким образом, одна только Церковь была в состоянии послужить итальянскому населению, снабжая его пищей и устанавливая гражданский порядок, но функции эти она отныне исполняла в рамках имперской системы, частью которой вновь стал «Ветхий Рим». В то же время за границами вновь отвоеванной византийцами Италии римские епископы вплоть до своего «отпадения» к франкам в 754г. продолжали дело, начатое их предшественниками в Vв., способствуя где только можно христианизации варварских государств в Британии, Галлии, Испании и Германии. По сравнению с Востоком западное христианство в VI и VIIвв. не особенно интересовалось вероучительными вопросами. Даже аквилейский раскол, связанный со спором о «Трех Главах», на деле коснулся более церковной власти, чем существа христологии. Среди руководителей Церкви лишь немногие были богословами. В результате постепенного исчезновения римского образованного класса, представленного такими людьми, как Боэций, казненный Теодорихом в 524г., и Кассиодор, создавший знаменитую монастырскую школу Вивариум и умерший около 585г., уже некому было особенно заботиться о сохранении греко–латинской философской традиции. Латинская христианская литература в основном ограничивалась литургической поэзией, агиографией и историей. У образованных клириков, таких, как святой Григорий Великий и святой Исидор Севильский, было мало претензий, направленных за пределы нравственного научения и энциклопедической компиляции патристических и научных сведений. VI и VII столетия не создали умов, равных по способностям уровню Льва Великого, Кассиана, Кесария Арльского или Фульгенция Руспского, которые выражали в V в. ответ латинской мысли на вызов святоотеческой эпохи.
Молодые и динамичные силы западного христианства были больше обращены на миссию, монашеский подвиг и организацию Церкви в новом, «варварском» мире. Результат их усилий со временем разовьется в новую средневековую латинскую цивилизацию.
1. Рим, Равенна и Византия;
святой Григорий Великий
Резиденция последних западных императоров, а позже готских королей Италии город Равенна, где Теодорих построил прекрасные дворцы и храмы, после завоевания снова стал центром имперской администрации, тогда как в древней столице, все еще управляемой префектом города (praefectus urbis), господственное положение занимал папа и его двор. До 567г. власть императорского наместника в Равенне осуществлял генерал Нарсес, победитель Тотилы. Однако в 568г. его преемнику Лонгину стало угрожать нашествие лангобардов, все еще арианского германского народа, который вскоре завладел большей частью Северной Италии со столицей в Павии. Лангобарды образовали герцогства и южнее—в Сполето и Беневенто. Византийские власти без особого успеха пытались бороться с властью лангобардов, заключив союз с Хильдебертом II, франкским кафолическим королем Австразии (575—596). Но нападения франков не смогли уничтожить лангобардов. Тогда, чтобы закрепить имперскую власть в Италии, император Маврикий создал так называемый равеннский экзархат, сосредоточив в руках экзарха всю гражданскую и военную власть (ок. 584). Фактическая власть экзарха распространялась на разрозненные города и провинции, то есть Лигурию (со столицей в Генуе), Истрию–Венецию (с городом Аквилеей), Эмилию (с Равенной и морским портом Феррарой), область Пентаполя, связь которого с Римом охранялась крепостью Перуджия, и, наконец, на юге на Неаполь, Апулию, Луканию и Бруттий. Помимо этих разбросанных имперских владений страну контролировали лангобарды, так что сообщения были возможны главным образом морским путем.
