– Проходи, – сказал наставник.
Они вошли в комнату. Пока Влад, ошалевший от необычности обстановки, стоял столбом, мастер Генрих достал из ящика стола какую-то книгу.
– Это тебе, – сказал он.
У парня захолонуло сердце от предчувствия. Это был Пелевин, та самая книга в фиолетовой обложке, на которой сиренево-черный демон обнимал со спины девушку в черных очках, мастерившую фигурку в традициях оригами. С инструкцией, обосновывавшей запрет на хранение вещей землянского производства, кроме тех, которые находились на «объекте» в момент изъятия из канала Времени, Влада ознакомили еще в первый день.
– Спасибо огромное, – с чувством сказал парень. – Спасибо. Но как вы… Вы нарушили инструкцию ради меня!
Мастер Генрих поморщился.
– Ну, не одними инструкциями держится жизнь, – сказал он. – Ты меч в прихожей видел?
Влад кивнул, прижимая книжку к груди обеими руками.
– Его тоже при мне в момент изъятия не было, – сказал мастер Генрих. – Я тосковал по Земле очень. И Ника, жена моя, мой меч и притащила мне. В канале планетарного Времени можно оставить копию.
– Скажите, пожалуйста, – расхрабрившись от мягкого обращения наставника, спросил Влад. – Я вот видел, там вроде эмалевая вставка на рукояти есть. Там ваш герб, да?
– Да, – сказал мастер Генрих. – Черная башня на синем фоне и книжка раскрытая. Я ведь в Тулузском университете отучился, прежде чем на сарацин пойти.
Влад покинул квартиру наставника, не заикнувшись о том, что как раз ту самую «копию», оставленную во Времени Земли, он и видел в английском музее. Неизвестно, как отнесся бы мастер Генрих к проникновению в свою тайну. Еще на занятиях в парашютистском клубе Влад понял, что директор был прирожденным учителем, наставником по сути своей. Тем, кто не будет требовать исполнения приказа с пеной у рта только потому, что «так положено», тем, кто простить шалость, но и спросит по всей строгости… Владу вспомнились слова из какой-то старой, еще советской фантастической книги, которую он сканировал на работе по просьбе отца за день до прыжка. Папа хотел сделать подборку своих любимых эпизодов.
«Ну, знаешь, потенции – это дело тонкое. Я-то, вообще, с тобой не спорю, может быть, действительно в каждом сидит гений, да только что делать, если данная гениальность может найти себе применение либо только в далеком прошлом, либо в далеком будущем… Хорошо, конечно, если ты окажешься гением кулинарии. А вот как выяснится, что ты – гениальный извозчик, а Перец – гениальный обтесыватель каменных наконечников, а я – гениальный уловитель какого-нибудь икс-поля, о котором никто ничего не знает и узнает только через десять тысяч лет…».
А гениальность мастера Генриха была на все времена. Еще в школе Влад убедился, что соотношение между учителями по названию и учителями по призванию далеко не в пользу вторых. На небе бывший крестоносец устроился гораздо лучше, чем в свое время на Земле. Как в одиннадцатом веке Генрих де Монфор мог реализовать свой дар? В бесплодных песках Палестины, круша арабов огромным эспадоном с боевого коня?
Влад снова посмотрел на часы. Круглый диск все еще оставался темным.
«Пойду-ка я покурю», решил парень и поднялся с койки.
Врачи госпиталя для новичков к курению относились лояльно, даже была обещана выдача местного аналога сигарет после того, как у Влада закончится пачка. Но курение в жилых комнатах запрещалось, нужно было пройти в курилку в конце этажа. И Влад понимал, что ходит туда слишком уж часто. Курение теперь для него стало еще одной возможностью потравить себе душу. Зажигалка в кармане джинсов парня перенесла изъятие из Времени и телепортацию черт знает на какое расстояние гораздо легче хозяина, и в отличие от Влада находилась в рабочем состоянии даже в миг прибытия на одну из трех обитаемых планет Проксимы Центавра.
* * *
Эмиль услышал, как мобильник тихонько загудел и затрясся. Он поднялся и пошарил рукой по полу. На столе Рита не захотела, сказав, что всю эту экзотику они еще успеют. Но ни на одной из кроватей вдвоем они не поместились бы. Эмиль решил проблему просто – он стащил на пол два матраса, которые Рита держала для гостей. Одеял, белья и подушек в старом доме всегда было навалом. Простыня, хоть и была чистой, оказалась не самой новой – Эмиль отчетливо помнил треск, раздавшийся в самый ответственный момент.
Мобильник он не обнаружил, зато нашел спички и чуть не повалил подсвечник. Рикошет зажег свечу, увидел телефон, взял его и прочел сообщение.
Рита лежала рядом с ним. Ни на вибрацию мобильника, ни на свет она никак не отреагировала. Но когда Рикошет обнял ее, то почувствовал, как тело девушки содрогается. Ледяная игла пронзила его сердце – Эмиль подумал, что сделал ей больно. Он наклонился к ней.
Рита улыбалась.
Девушка открыла глаза и увидела его лицо.
Рита обхватила Эмиля руками за шею и прижала к себе.
– Прости, пожалуйста, – искренне раскаиваясь, сказала она. – Знала ведь, что нельзя смеяться в постели. Это я не о тебе, просто вспомнилось… Я не смогла удержаться…
– Что же ты вспомнила? – спросил Эмиль.
Голос его прозвучал глухо – он говорил, зарывшись лицом в распущенные волосы Риты.
Рита отпустила его и сказала смущенно:
– О других мужчинах в постели тоже лучше не упоминать.
Рикошет сел на пятки и спокойно посмотрел на нее.
– То, что сравниваешь меня с Гариком, вовсе не является для меня неожиданностью, – сказал Эмиль. – Из любых правил бывают исключения.
Рита смотрела на его обнаженную грудь, на мощные ноги. При всех своих габаритах, Эмиль обладал изумительной гибкостью и растяжкой. Гарик, например, несмотря на гораздо более скромные размеры, не мог вот так просто сесть на пятки, словно мусульманин на молитве. Рита, конечно, могла – сказывались занятия художественной гимнастикой в юности. Но девушка знала очень мало людей, которым было бы комфортно в этой позе. А судя по расслабленности мышц Рикошета, ему было именно удобно так сидеть. Пламя свечи чуть колебалось под неизвестно откуда тянувшим сквознячком, но даже в этом неровном свете тело Эмиля оставалось безумно красивым. «Совершенным», подумала Рита. – «Как у этих греческих богов, от которых до нас дошли лишь статуи».
– Просто мы когда препираемся… ну… по поводу этого, – сказала Рита. – Мне иногда хочется нежности, а он.. не грубый, нет, но…
– Слишком стремительный, – сказал Рикошет.
– Ну да, ты же знаешь, – обрадованно сказала девушка. – И Гарик всегда говорит: «Каждая женщина мечтает о ласковом и нежном любовнике. Но у всех ласковых и нежных мужчин уже есть любовники». И я поняла сейчас, что он говорил правду, а не прикалывался надо мной…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
