Верховному жрецу дар показался слишком незначительным, ведь Сан-Урри уже обещал десять кубков.
Сибар-Син понял это по выражению его лица и прибавил еще пять.
— Я с радостью положу к ногам Иштар и десять кубков. Десять кубков, зеркально гладких, как ладонь.
Как раз от Сибар-Сина Эсагила могла ждать более щедрого приношения, и потому Исме-Адад ответил:
— Дочь Гамадана выбрал для себя сам Мардук, и я не уверен, уступит ли он ее за десять кубков. Признай, досточтимый Сибар-Син, что десять кубков — это ничтожная песчинка по твоим богатствам.
— Согласен на двадцать, — с готовностью предложил Сибар-Син.
— Даже двадцать — слишком умеренная цена.
— Двадцать кубков и десять золотых цепей.
— Ну, — неопределенно протянул верховный жрец.
— Значит, двадцать кубков и десять цепей, — повторил красавец.
— Двадцать кубков и двадцать цепей, — утвердил окончательную цену Исме-Адад.
— Итак, двадцать кубков и двадцать цепей, — согласился Сибар-Син.
Он задумался и потом уточнил.
— Разумеется, я увижусь с ней на ложе при алтаре Мардука. Пусть думает, что ее осчастливил любовью сам Мардук. Или я недостаточно красив для божества?
— Ты можешь увидеться с ней на ложе Таммуза. Ведь Таммуз, а не Мардук брат Иштар в любви.
— Во время праздника страсти и любовных услад и Мардук опьянен хмелем любви и страсти. Почему она не может принять меня перед ликом Мардука?
— Потому что Мардук требует приношений за это.
— С удовольствием, святейший… Скажи только, чего желает Мардук.
— Ежедневно до самых празднеств утренние жертвоприношения.
— А из чего складываются утренние жертвоприношения?
— Из одного быка, восемнадцати овец, одного теленка, пива четырех сортов, восемнадцати золотых кувшинов вина и восемнадцати алебастровых кувшинов молока.
— Однако желания бога богов не назовешь слишком скромными. — Сибар-Син забарабанил пальцами по дивану и иронически посмотрел на верховного жреца.
— Он более скромен, чем ты, — возмутился Исме-Адад, — а ведь ты всего лишь простой смертный.
— Едва ли, потому что мне и за год не съесть целого быка, восемнадцати овец и одного теленка, а Мардук требует этого на один только день.
— Рассуди хорошенько, Сибар-Син, ведь это ничтожная соринка от твоих богатств, тогда как Мардук оказывает величайшую милость, уступая тебе девушку, предназначенную для него. Имея твое состояние, другой не торговался бы со святым отцом, как с купцом на Базарной площади.
— Да простят мне великодушные боги, — взмолился Сибар-Син, — злые духи на миг вселились в мою голову, но теперь я уже на все согласен. Двадцать золотых кубков, двадцать золотых цепей и утренние жертвоприношения ежедневно вплоть до празднеств.
Исме-Адад на глиняной табличке начертал текст соглашения, и с того дня Нанаи, дочь Гамадана, стала принадлежать Сибар-Сину перед ликом божественного Таммуза и бога богов Мардука. Она предназначена ему в невесты на празднества цветов и любви.
Теперь Сибар-Сину не о чем тужить, так как он заранее знал, что та, которую он купил, будет принадлежать ему. Он мог спокойно и уверенно ждать начала празднеств.
На дочь Гамадана претендовали в Эсагиле еще несколько именитых вавилонян. Среди них был и главный казначей с золотым скарабеем на груди, который ему пожаловала царица. Сановник по делам правосудия, супруг Ноэмы, сестры Набусардара, прятавший под париком свою черную совесть. Египетский посол в Вавилоне, финикиец, владелец рисовых полей, банкир-еврей, открыто поклонявшийся халдейским богам, и многие другие высокопоставленные лица.
Но ни один из них не мог заплатить так много, как Сибар-Син, и Эсагила всем отказала под предлогом, что дочь Гамадана предназначена для божественного Мардука.
Теперь Эсагиле надо было устроить так, чтобы Нанаи приняла участие в празднествах.
При ближайшем же посещении Деревни Золотых Колосьев доверенные жрецов зашли и в дом Гамадана. Отец и дочь с ужасом слушали их напоминания о готовящихся празднествах брачных уз и любви.
Нанаи ответила уклончиво, не обещая, но и не отказываясь. Она старалась сохранить спокойный вид, хотя внутри у ней все кипело от возмущения. Девушка чтила память доблестного дяди Синиба и не могла уступить ни желанию, ни приказу Эсагилы.
* * *
Судьба открывает завесу грядущего только взору провидца. А даром ясновидения, по всеобщему признанию, обладала Таба, сестра Синиба и Гамадана.
Нанаи навестила ее и излила ей свое отчаяние.
Тетушка Таба искоса посмотрела сперва на девушку красивое лицо которой было теперь омрачено печалью, потом на тайник в стене, закрытый черной грубошерстной занавеской, на которой было вышито серебром двенадцать знаков зодиака.
Она потрогала занавеску и сказала:
— Я уже и сама спрашивала тайные силы о твоей судьбе, Нанаи! Ты будешь много страдать.
— Страдать? Почему, дорогая Таба?
— Потому что в твоих жилах течет гамадановская кровь, которая доставляла немало хлопот всем поколениям нашей семьи, честной и непреклонной. Из-за этого много выстрадаешь и ты.
Резко отдернув занавеску, она устремила ястребиный взгляд на полки.
Чего там только не было! Пучки лекарственных трав. всевозможные плоды и миски с отварами. В груде камней разных пород желтел и кусок драгоценного янтаря, солнечного камня. Отдельно громоздились связки глиняных табличек, содержащих сведения халдейских ученых о жизни небесных тел, об их влиянии на жизнь людей и животных. По соседству с ними лежали свитки папирусов, содержащих записи египетских прорицателей, и свитки шелка с толкованиями восточных магов. Тут же висел лук с заговоренными стрелами, по полету которых можно было определить будущее человека. Была там и баранья печень, вылепленная из глины и испещренная надписями, объясняющими смысл указаний отдельных частей этого органа о грядущих событиях в стране. Словом, там было бессчетное множество разнообразных предметов, среди которых тетушка Таба искала миску с водой из волшебного источника. Она вытащила миску, поставила на пол и капнула туда несколько капель елея, который тут же расплылся по поверхности.
Нанаи встала на колени, наклонясь над миской.
Напротив нее опустилась на колени тетушка Таба, и рука ее совершила в воздухе семь кругов; при этом Таба называла различные планеты. Потом она пробормотала заклинания на шумерском языке и уставилась в пятна елея.
Через минуту она сказала:
— Подобно оси, соединяющей два колеса, твоя жизнь соединит судьбы двоих людей. Один из них перс, другой — халдей.
Изумленная Нанаи повторила:
— Один из них перс, другой — халдей.
— Да.
— Боги открыли тебе их имена?
— Нет, Нанаи. Но они открыли мне, что сердце твое принадлежит обоим и ему суждено следовать и за одним, и за другим.
— А показали они тебе дорогу, по которой я последую?
— Да, Нанаи. Ты увидишь Вавилон и предстанешь пред очами царя. На тебе будут покоиться взоры тех двоих и взор царя.
— Взор царя, говоришь? — Она смущенно оглядела свое невзрачное платье.
— Тебе не придется стыдиться своего платья, потому что ты будешь носить роскошные одежды и достигнешь вершины богатства, почета и красоты.
— А узнаю ли я радость, буду ли счастливой?
— Ты изведаешь радость и будешь счастливой. Но не в пору радости, а в пору величайшей печали предопределено тебе узнать цену истинного счастья. Ты станешь родоначальницей нового поколения любящих и праведных, которое родится от плоти и крови твоей и одного из тех двоих.
Нанаи настойчиво сказала:
— Я хочу узнать его имя.
— Такой милости не явили мне боги, дочь Гамадана. Но я дам тебе совет. На лугу богача Сина-Эля растет древний сказочный цветок, золотой и многолистый. Днем он раскрывает лепестки и обращает их к солнцу. Но с наступлением ночи он свертывается, опускает головку к земле и становится похожим на колокольчик. Говорят, многие слышали его звон в полночь при полнолунии. Но может, это пустые толки. Ступай на этот луг и отыщи в траве цветок. Если он подымет головку под твоим теплым дыханием, значит, он ответит тебе. Опустись перед ним на колени и шепотом скажи ему имена, дорогие твоему сердцу. При чьем имени бутон раскроется, тот и предназначен тебе судьбой. Нынче ночью как раз полнолуние. Ступай, а я попрошу Иштар помочь тебе.
— Я вся дрожу, тетушка Таба, мне страшно от твоего рассказа. Прошу тебя, проводи меня на луг Сина-Эля. У меня не хватит духу пойти туда одной.
Старуха отрицательно покачала головой.
— Мне нельзя, цветок скажет только тебе.
— Значит, я должна пойти туда совсем одна?
— Совсем одна, — кивнула старуха. — Перед уходом из дому помолись Энлилю. А как ступишь на луг, молись небесной Иштар.
Нанаи поступила, как велела Таба.
В эту ночь высыпало необычайно много звезд. Они расцвели золотом, и в воздухе дрожали многолистые кроны их венчиков. Они трепетали в волшебном свете луны, похожие на сказочный цветок. Вокруг звезд клубилась голубоватая мгла.
