– Подорожную – конечно. А инструменты – это уже торговля. Пусть договор подпишет, что будет нам руду поставлять.
Я позвал Шмигги:
– Договор подпишешь – получишь и кирки, и лопаты. Расплатишься после, рудой.
– Не могу я сейчас договора подписывать! – возмутился гном.
– Иначе инструменты не получишь, – улыбнулся отец Кондрат. – Да я ведь в кабалу тебя не загоняю, Шмигги. Когда ты руду добывать начнешь?
– Лет через сто, – признался гном. – Не раньше…
– Вот и отлично. Подпишем договор. Ютан Шмигги обязуется поставлять всю добытую железную руду Славному государству в течение трехсот лет. Со скидкой в двадцать процентов от рыночной стоимости. Подходит?
– Как же я детей своих обкрадывать буду? – возопил гном. – Двадцать процентов на дороге не валяются…
– А Славное государство обязуется поставлять клану Шмигги продовольствие в пределах суммы, на которую продана руда, с двадцатипятипроцентной скидкой, – тут же нашел выход митрополит.
– Это уже дело. Продовольствие нам понадобится. Такой договор я заключу, – согласился гном.
– В Краснодаре подойдешь к отцу Зосиме. Он тебе и договор даст подписать, и инструментами снабдит, и провиантом в дорогу, – пообещал отец Кондрат.
А я порадовался тому, с каким напором благодушный в быту митрополит отстаивал интересы своего государства. Даже в далеком будущем, которого он, да и почти все из ныне живущих уже не увидят.
Когда принципиальное решение на высшем уровне было принято, дела пошли гораздо быстрее. Ранним утром, сразу после молитвы (я подразумеваю молитву церковных иерархов – когда они встали к заутрене, я еще спал) меня пригласили на военный совет. Там присутствовало человек десять. Митрополит, его секретари, военные в форме – думаю, в звании не ниже генерала армии – и гражданские лица (впрочем, тоже в форме). То, что они гражданские, я понял по слишком вольному поведению и по тому, как сидели на них мундиры. Как шепотом сообщил мне отец Митрофан, это были гражданские чиновники: технари и аналитики. У многих гражданских и военных позванивали на груди награды: медали на обшитых разноцветными лентами колодках и ордена в форме широких восьмиугольных крестов, украшенных самоцветами. Каждый крест можно было вписать в круг, лучи их расширялись от основания. Одним словом, ордена Славного государства были очень похожи на прежние награды России.
– Позвольте представить: господин Лунин, – сказал митрополит.
Все оглядели меня с головы до ног. Думаю, мой внешний вид ни военным, ни гражданским спецам не понравился и доверия не внушил. Я ведь был не в мундире, да еще бритый, и лицо в шрамах. А на совет собрались не казаки, тут все были бородатые, духовные лица ведь тоже бороды не брили.
Митрополит ничего больше про меня не сказал. Я немного удивился – как-никак я здесь представлял интересы дружественного государства, а не появился сам по себе. Впрочем, до вручения верительных грамот я действительно не был ни регентом, ни послом. Как бы не повторилась ситуация с Адольминой, которая не смогла добиться от союзников практически ничего…
– В нашу задачу входит разработать направление ударов по врагу, оккупировавшему Бештаунское княжество, – сообщил митрополит. – И определиться с техническими средствами, которые позволят нам провести операцию максимально эффективно.
– Вопрос о целесообразности удара не ставится? – нагло встрял толстячок в синем мундире с редкой и короткой бородкой.
– Нет, ректор Степанов, не ставится, – ответил митрополит. – На малом церковном совете решено, что язычники представляют непосредственную и реальную угрозу. Вопрос может подниматься только по срокам атаки.
– Тогда – чем скорее, тем лучше, – заявил Степанов. – Говоря же о целесообразности военной операции, я имел в виду не то, что пришельцев нужно оставить в покое, а то, что можно организовать террористические атаки против лидеров и провести переговоры, в результате которых они уберутся восвояси.
– На это нет времени, – мягко проворковал отец Зосима.
– А меч надежнее яда, – усмехнулся крепкий, широченный в плечах генерал с большими звездами на погонах.
– Конечно, конечно, генерал Корнеев, – поморщился ректор Степанов. – Но, думаю, не мешало бы узнать мнение господина Лунина, он ведь только что из центра событий! Кстати, господин Лунин, вы получали какое-нибудь образование? К каким наукам тяготеете?
– Я окончил университет… – начал я.
– Наш университет? – удивился Степанов. – Извините, но я вас не припоминаю…
– Не ваш, – усмехнулся я.
– А чей же? В Бештауне только две духовные школы – исламистов и лермонтовцев – и коммерческая академия. Да, еще сельскохозяйственный техникум. А у нас, помимо моего университета, три технических колледжа, педагогический институт и академия. Или вы называете университетом какое-то из этих учебных заведений? Или учились не на Земле?
– В университете, на Земле, – сказал я. – Только очень давно. Вы меня помнить не можете. А тяготею я к точным наукам…
– Не об этом речь, – вмешался митрополит, умеряя любознательность ректора. – Вы, Порфирий Петрович, отвлекаетесь от темы. И нас отвлекаете. Здесь не ученый совет, предоставьте уж вести собрание мне.
Степанов слегка покраснел:
– Извините, увлекся…
– Итак, предложения? – Митрополит обвел взглядом присутствующих.
– Удар от перевалов на Бештаун. С применением всех видов оружия и техники, – отрывисто проговорил широкоплечий генерал. – Оттуда – удар в направлении Баксанского ущелья. Специально вражеских отрядов от основных сил не отрезать, дать им возможность уйти, собраться вместе. Проще будет уничтожать их, когда они собраны в один кулак. А они непременно соберутся, не зная о нашей технике. Если гарнизоны будут оставаться в городах – Железноводске, Кисловодске, – выбивать из городов и уничтожать. Предложив предварительно сдаться.
– Кто «за»? Кто «против»?
Два других генерала, не такие видные, как Корнеев, молча кивнули. Степанов дернулся бьшо, но смолчал.
– Вы хотели что-то предложить, ректор? – поинтересовался митрополит.
– Как специалист по подрывной работе, я хотел предложить высадить десант в Бештаун, – проворчал Степанов. – Дабы восставшим гражданам бьло вокруг кого сплотиться.
– Что скажете, Лунин? – спросил митрополит.
– А какие средства для высадки десанта? – осведомился я.
– Дирижабли, – ответил отец Кондрат. Я задумался, переваривая услышанное:
– И сколько солдат берет на борт один дирижабль?
– До тридцати, – ответил Степанов.
– Какое количество может быть задействовано в операции?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
