по-другому, не так, как в России или Украине. С одними хорошо жарить барбекю, с другими — хорошо ходить на концерт, с третьими — в клуб. Но чтобы изливать душу… — он покачал головой, — нет, здесь это не принято. Для души есть психоаналитик.
— Какая дикость, — хмыкнул Володя.
— Отчего же дикость? — удивился Юра. — Вовсе нет. Наоборот — это цивилизованный, рациональный подход: зачем грузить своими проблемами некомпетентных людей, когда есть специалист — психоаналитик.
— Но зачем тогда ты хранишь все эти фотографии?
— Чтобы никого не забыть, — просто ответил Юра и снова выпил залпом ром.
— Ну ты даёшь, — хмыкнул Володя, удивлённый тем, что после трёх стаканов Юра казался абсолютно трезвым. Ведь сам Володя уже после первого почувствовал, что язык развязывается, голова пустеет, а тело расслабляется.
— Что тут удивительного? — спросил Юра, явно не поняв, к чему было Володино восклицание. И принялся рассказывать: — Это — одногруппник, с которым вместе написали несколько произведений. Это — тот вокалист, с которым мы приезжали в Харьков, ты его видел. Я для него много чего написал… А вот эти ребята, — Юра обвёл рукой пять фотографий, — из прайда. Первые мои приятели «по теме», так сказать. Общаемся до сих пор.
Во внешности четверых из пяти Володя не нашёл ничего примечательного, но один Юрин друг, вернее, подруга, была трансгендером.
— Смело, — прокомментировал Володя, разглядывая невероятно тощего, лысого парня в пышном чёрном платье.
— Это Анна, — пояснил Юра. — Тоже занимается музыкой, правда, электронной, и печёт обалденные пончики. Мне дико нравится тембр её голоса. Хочу записать с ней пару песен, но она очень скромная, никак не получается уговорить её даже подумать о выступлении на сцене.
Володя решительно не понимал, как при столь вызывающей внешности этот человек может быть скромным.
— Хочешь познакомлю? — спросил Юра, заметив очевидный Володин интерес.
— Ну, можно, наверное… — промямлил он, боясь оскорбить Юру каким-нибудь неосторожным высказыванием.
— Ребята звали в клуб послезавтра. Думаю, Анна тоже там будет. Пойдём?
Володя хотел сменить тему. Ему требовалось время, чтобы просто представить себя в таком интересном обществе, и тем более — чтобы на это решиться.
— А Йонас? — неожиданно спросил он.
— Что, Йонас? — не понял Юра.
— Есть его фотография? — спросил Володя, уверенный, что уж фотографию бывшего Юра точно не станет вешать на стену. Каково было его удивление, когда Юра, шагнув в сторону, указал пальцем:
— Вот.
В отличие от Анны, это был просто парень.
«Типичный немецкий гомосек», — подумал Володя, разглядывая его с брезгливой гримасой: мужественная фигура в облегающей майке, джинсы в обтяжку, кривая ухмылка, которая показалась мерзкой, крашеные в белый волосы с отросшими тёмными корнями. Володя не мог быть объективным к Йонасу, его раздражало решительно всё. Но больше всего бесило осознание, что этот тип много лет спал в одной кровати с Юрой и тот до сих пор хранит его фотографию.
— На хмыря из «Скутера» похож, — вслух произнёс Володя.
— Хмыря? — обалдел Юра.
— Ну, в смысле, на мужика из «Скутера», — он исправился.
Юра расхохотался, но ничего не сказал.
Володя покачал головой — всё это казалось ему очень странным.
У него дома не висело ни одного снимка Жени или Ирины. Да и не только друзей — ни родных, ни даже собаки, ни уж тем более бывших. Все фотографии, что были у него, хранились только в альбомах — Володе не приходило в голову поставить их в рамки. Тем более он не мог даже представить, что станет сверлить ради них идеально белые стены. Пусть даже ради фотографий самых близких людей, даже ради Юры.
— А я есть? — озвучил он внезапную мысль.
— Конечно, — ответил Юра, указывая в сторону окна. — Вон там.
Володя шагнул в указанном направлении и споткнулся о разбросанные по полу провода.
— К компьютеру инструменты подключать, — ответил Юра на незаданный вопрос.
Володя подошёл к стене возле окна, взглянул на неё, и в груди потеплело. Фотографий с ним было две, обе отлично знакомые — из «Ласточки». На одной Володя стоял среди ребятишек из пятого отряда, а на второй они вместе с Юрой — в окружении театральной труппы. Володя задержался взглядом на втором снимке — на улыбающемся юном Юре в кепке козырьком назад и кое-как повязанном пионерском галстуке, — и почувствовал, как сердце наполняется светлой грустью.
На стене рядом Юра оставил свободное место, наверное, для ещё одной. Портретной — для коллекции? Или парной, где они будут вместе и только вдвоём?
— Это приятно, — прошептал Володя, переводя взгляд в сторону, и вдруг застыл на месте, уставившись на большой портрет. — А это кто?
Портрет выделялся на фоне других. Красивый молодой мужчина, изображённый на нём, был как две капли воды похож на Юру.
— Это мой дед. Кажется, я рассказывал про него. Он потерялся во время холокоста.
Володя кивнул, наклонился ближе к фотографии, принялся рассматривать внимательнее:
— Вы так похожи… — протянул он. — Только дед кудрявый, а ты нет.
— Я, вообще-то, всегда был в отца. — Юра пожал плечами. — Но тебе, наверное, виднее. А волосы у меня тоже вьются, поэтому обычно стригусь коротко. — Он задумчиво подёргал себя за хохолок на затылке. — Кстати, нужно сходить к парикмахеру…
Володя посмотрел на Юру, представляя его лицо в обрамлении кудряшек.
— Лучше, наоборот, отпусти ещё длиннее. Уверен, что тебе пойдёт.
Юра усмехнулся и покачал головой:
— Да ну.
Володя не стал спорить.
— Что ты хочешь повесить сюда? — спросил он, указывая на свободное место.
— Есть надежда раздобыть ещё одну его фотографию. Эту я с таким трудом достал. Еле выпросил в консерватории, где дед работал.
— Ты молодец, замечательная фотография!
Юра кивнул. Они опять замолчали. Стремясь заполнить чем-то эту тишину, Володя подошёл к патефону и принялся рассматривать виниловые пластинки. Хотел спросить, можно ли включить, но Юра неожиданно тихо сказал Володе в спину:
— Знаешь, я каким-то сентиментальным стал, — и вдруг хохотнул. — Старею, наверное.
— Стареешь? Вот ещё! — Володя повернулся к нему. — А в чём
