Эти три человека, не без помощи Захара, собрали вокруг себя довольно большой актив.
И в Заречье Захар для работы в Совете и в комитете бедноты наметил людей стоящих.
Из Кузьминовки в Чулзирму Захар наведывался редко. Однако смог организовать партийную ячейку. Из Чулзирмы в партию записались те же трое: Ахтем-Магар, Шатра Микки, Пашка Васьлей; в Заречье — четверо. И для Чулзирмы и для Заречья ячейка общая. Советы работали раздельно, в то же время комячейка объединяла коммунистов двух селений по обеим сторонам Ольховки, руководила работой Советов и комбедов.
Молодым коммунистам было нелегко: сплошные раздоры с односельчанами.
Кулаки в первое время было притихли. И то, что оба села как бы разделились, основательно спутало их планы. Однако сельские куштаны недолго бездействовали. Вскоре некоторые обстоятельства стали им на руку.
К масленице все молодые мужчины по мобилизации пошли в Красную Армию. Из Чулзирмы Пашка Васьлей, из Заречья — два коммуниста. Актив поубавился, подкулачники осмелели. Временно затаившиеся горлопаны, при подстрекательстве кулаков, стали шуметь и на сходках.
Найти повод для явного возмущения, можно оказать, помогли сами молодые коммунисты. В одном деле они допустили ошибку. Добрый и несколько мягкохарактерный Шатра Микки начал, а Ахтем-Магар с Гревцовым, не подумав как следует, продолжили. А после всем пришлось пожалеть.
На селе у каждого много родни. У бедняков немало и среди имущих. Принуждать людей, связанных с тобой кровно, не очень-то и удобно.
— Мы будем собирать налог в Заречье, а русские — в Чулзирме. Всем будет легче, — предложил Шатра Микки.
Так и поступили. Во время денежных сборов особых столкновений не было. Деньгами платили только богачи, и село это ничуть не взволновало. Волнения начались, когда приступили к вторичному сбору продразверстки.
Только с одной разверсткой рассчитались, пришла другая. Получив такую весть, коммунисты собрались в Заречье. Поскольку денежные сборы прошли спокойно, то и эту работу решили продолжить тем же способом: зареченские пусть работают среди чулзирминцев, а те — в Заречье.
Кулаки нашли повод для возмущения. Но кроме повода были и условия: приближалась черная туча с востока. И называлась она — Колчак. Но кто такой Колчак? Черт его знает. Говорили, что он уничтожает всех, кто за Советы… Ходили слухи, будто Колчак станет новым царем.
Идти-то он идет к этим краям, но дойдет он сюда? Неизвестно. Именно это заставило Фальшина еще сомневаться. Во время наступления белочехов он просчитался, действуя в одиночку. Поэтому сейчас образовал «ячейку».
Вокруг Фальшина тоже собрались люди из обоих сел. И у них провозглашена своя программа: «Советы пусть будут, но без коммунистов». Мы-де не против Советской власти, только лишь против коммун.
В волости все складывалось по-разному, однако нигде еще кулаки открыто не выступали.
Жизнь вроде бы вошла в колею. Наступало время распустить ревкомы, теперь с делами волости справляется исполком.
Число коммунистов стало быстро расти. Партийную работу перестроили, объединив коммунистов нескольких волостей, создали райком.
Решили, что райком должен быть в Ключевке, она на окраине Кузьминовской волости, в то же время — в центре для сел и деревень других волостей.
Ключевка раскинулась у большой полноводной реки, на городском тракте — и Ключевский базар привлекал немало народу из окрестных мест.
Село быстро разрасталось — лавок, лотков и больших красивых домов там невесть когда настроили больше, че:.! в Базарной Ивановке.
После роспуска волостного ревкома Захар готовился к возвращению домой. Райком было не хотел его отпускать, но он сумел упросить, приведя основательные доводы:
— Колчак приближается, — объяснил Захар. — Разумеется, как бы быстро он ни приближался, но через реки: Ольховка, Кутулук, Боровку — с бухты-барахты не сможет переправиться. Вскоре реки вскроются, начнется ледоход. Чулзирма — единственное село в волости на правом берегу Ольховки. Вешние воды надолго отрежут его от других селений. Кулаки тогда, в связи с приближением Колчака, и вовсе распояшутся. Там сейчас всего-то только два коммуниста, да и то с очень небольшим стажем. Я там буду нужнее.
И райком с Захаром согласился.
Пегая лошадь Анук крепко поработала в этом году для народного дела. С тех пор как выехал из села, Захар все время так на ней и ездил. Сегодня, видать, он оседлал ее в последний раз…
Поехать через Заречье, конечно, было бы проще. Однако перед ледоходом там уже и мост разобрали. Лед некрепкий. Через Ольховку Захар переехал по мосту близ Ключевки. А дальше погнал по гористой стороне.
…Последнее время и Захару пришлось размышлять немало. Только ему не надо было, как Мурзабаю, спорить с выдуманным Тагамом.
Путь революции, путь партии — для Захара единственно правильный путь. Он правильный, но неизведанный. Такой дорогой никто в мире не пробовал ходить. Как и Мурзабай, Захар думал о сельском хозяйстве. И его тревожили разруха, беспокойное будущее.
В Ключевке в этом году создана сельскохозяйственная коммуна. Если там коллективный труд удастся — хорошо. А вдруг ничего не получится? Крестьянина можно отпугнуть. Захар надеется на удачу. Победим вооруженного врага, так жизнь и наладится… Вот вынырнул Колчак — кто это мог предвидеть? Сам произвел себя в «верховного правителя». Вроде бы царем хочет стать. Не выйдет! Настоящего царя расстреляли, пристрелят и тебя, Колчак. Красная Армия, только еще избирающая силы, сразу не смогла остановить Колчака. Теперь остановит. Говорят, должна прибыть Чапаевская дивизия. Штаб уже в городе. Может, удастся повидать Румаша. Несколько лет как отец и сын расстались. Мальчиком был тогда Румаш. Хорошим малым…
Думы Захара невольно пошли по другому пути: на ум снова пришло родное село.
Вторая продразверстка осложнила дело. Закрома действительно остались без зерна. Крестьянин, не до конца поверивший в революцию, даже тот, кто до сих пор молчал, начнет сопротивляться. А если найдутся еще и подстрекатели? Скажет слово Мурзабай — и часть села против Советов поднимется. Мурзабай, пожалуй, так не поступит. Даже потеряв сына, он держал себя сравнительно достойно. Насчет хлеба он не станет жадничать! Для себя немного припрячет в Камышле, а остальное отдаст. Но ведь кроме него есть еще там и Хаяр Магар. Этот опаснее.
Вспомнился случай на свадьбе — шесть лет прошло… Ведь тогда Захар, перегнав Магара, всерьез его разозлил, а сам, не остановившись в Ягали, умчался в Вязовку. Хаяр Магар тогда стал его личным врагом. А сейчас не враг? Классовый враг. С тех пор так и не встречал его. В прошлые разы на собрания куштан не являлся. Не только Магар, но и другие куштаны тогда приутихли. Невесть как там теперь!
Разбудоражив душу воспоминаниями о Хаяр Магаре, теперь, чтобы малость успокоиться, Захар потихоньку затянул:
Как двенадцать косарей встанем рядом,Да двенадцать косарей вставши рядом, —Не украсим ли наш луг мы нарядом.
Много свадебных песен знал Захар. Но когда пел на свадьбах, то ли от того, что был во хмелю, или уж настолько знал их назубок, в значение слов он не вдумывался. Сейчас запел, стараясь вникнуть…
В крестьянском деле — как в любом — кроме тяжелого труда, есть еще и своя красота! В песнях об этом поется мимоходом, но верно, правдиво.
Перед глазами возникло двенадцать крепких мужиков. Они идут в ряд по цветущему лугу, и широко, разом, в едином размахе сверкают косы. Несравненна красота луга, удивительна прелесть работы!
Чего только не поется в песнях за свадебным столом. И в каждой — восхваляется труд, народное умение.
И Захар замурлыкал под нос:
Вишневый ствол крепок, ай, говорят,Говорят, и дуги из него гнут.Хоть дуга и получится, ай, плохая,Все равно: вишневая! — говорят.Бедными нас люди, ай, называют,Бедными нас люди называют,Хоть нас и бедными называют,Но богачи за родню почитают.
Но и песней не смог Захар развеять своего беспокойства. Она только растревожила.
Иногда на селе трудно разобраться в расстановке сил. Бедняк и богач в одном селе переплелись родственными узами и нитями обычаев. Если захочет, скажем, Фальшин или Хаяр Магар…
Мерно шагавшего коня Захар вдруг подхлестнул и погнал рысью.
Гони, Захар, коня, гони! Так гони, как на свадьбе, когда хотел обскакать Хаяр Магара… В Чулзирме сейчас той справляют, постарайся поспеть на пего. Ты теперь уже не боишься богатого тойбуся, даже если погибнуть на кровавой свадьбе доведется — не струсишь, скрываться не станешь…
Неспокоен и сын Захара — Тарас. Пока его отец спешил в село, он, встревоженный тем, что узнал, помчался на лыжах в другой конец Чулзирмы.
