- Если вы имеете в виду рай, мама, то так и скажите, чтобы вас могли понять, - заметила молодая леди.
- Милая Эдит, - отозвалась миссис Скьютон, - тебе известно, что я всецело завишу от тебя, когда забываю эти отвратительные названия. Уверяю вас, мистер Домби, природа предназначила меня для жизни в Аркадии. В обществе я чувствую себя плохо. Коровы - моя страсть. Всегда я мечтала только о том, чтобы поселиться на ферме в Швейцарии и жить окруженной одними коровами... и фарфором.
Это забавное сопоставление, заставлявшее вспомнить о пресловутом слоне, случайно попавшем в посудную лавку, было принято с полной серьезностью мистером Домби, который заявил, что, по его мнению, природа несомненно весьма респектабельное установление.
- Чего мне недостает, - протянула миссис Скьютон, пощипывая свою морщинистую шею, - так это... сердца. - Замечание устрашающе справедливое, хотя и не в том смысле, какой она ему придавала. - Чего мне недостает - это искренности, доверия, отсутствия условностей и свободных порывов души. Мы до ужаса искусственны. - Это была сущая правда!
- Одним словом, - сказала миссис Скьютон, - природа мне нужна всюду. Это было бы так очаровательно.
- Сейчас природа приглашает нас следовать дальше, мама, если вы согласны, - сказала молодая леди, презрительно скривив красивые губы.
Услыхав этот намек, изнуренный паж, который созерцал компанию из-за спинки кресла, скрылся за ним, словно земля его поглотила.
- Подождите минутку, Уитерс, - сказала миссис Скьютон, когда кресло двинулось вперед; она обращалась к пажу с тем томным достоинством, с каким в былые дни обращалась к кучеру в парике, с букетом величиною с головку цветной капусты и в шелковых чулках. - Где вы остановились, ужасное создание?
Майор остановился в отеле "Ройал" вместе со своим другом Домби.
- Можете навестить нас вечерком, если исправитесь, - просюсюкала миссис Скьютон. - Если мистер Домби окажет нам эту честь, мы будем польщены; Уитерс, вперед!
Майор снова поднес к своим синим губам кончики пальцев, которые покоились на ручке кресла с нарочитой небрежностью - по образцу Клеопатры, а мистер Домби отвесил поклон. Старшая леди удостоила обоих весьма милостивой улыбки и девического помахивания рукой; младшая - тем едва заметным кивком, какого требовала простая вежливость.
Последний взгляд на старое морщинистое лицо матери с пятнами румянца, которые при солнечном свете казались страшнее и отвратительнее, чем мертвенная бледность, и на горделивую красоту дочери, на ее изящную фигуру и благородную осанку пробудил и у майора и у мистера Домби невольное желание посмотреть им вслед, и оба оглянулись одновременно. Паж, изогнувшись не меньше, чем его собственная тень, тяжко трудился позади кресла подобно тарану, подталкивая его в гору; шляпа Клеопатры колыхалась так же, как и раньше, а красавица, шедшая немного впереди, выражала всей своей грациозной фигурой, с головы до пят, все то же полнейшее равнодушие ко всем и ко всему.
- Вот что я вам скажу, сэр, - начал майор, когда они возобновили свою прогулку, - будь Джо Бегсток помоложе, нет на свете женщины, которую он предпочел бы этой женщине в роли миссис Бегсток. Черт побери, сэр, - сказал майор, - она великолепна!
- Вы имеете в виду дочь? - осведомился мистер Домби.
- Разве Джой Б. - брюква, Домби, - сказал майор, - чтобы иметь в виду мать?
- Вы говорили комплименты матери, - возразил мистер Домби.
- Старое пламя, сэр! - хихикнул майор Бегсток. - Дьявольски старое. Ей это приятно.
- Мне она кажется благородной особой, - сказал мистер Домби.
- Благородной, сэр! - повторил майор, останавливаясь и тараща глаза на своего спутника. - Почтенная миссис Скьютон, сэр, приходится сестрой покойному лорду Финиксу и теткой ныне здравствующему. Семья небогатая - в сущности бедная, - и она живет на свою маленькую вдовью часть; но уж коли дело дойдет до происхожденья, сэр!..
Майор сделал росчерк тростью и зашагал вперед, отчаявшись объяснить, до чего дойдет дело, если зайдет так далеко.
- Я заметил, - помолчав, сказал мистер Домби, - что дочь вы назвали миссис Грейнджер.
- Эдит Скьютон, - отвечал майор, снова останавливаясь и высверливая тростью в земле ямку, долженствующую изображать Эдит, - вышла замуж (восемнадцати лет) за Грейнджера из нашего полка. - Майор изобразил его в виде второй ямки. - Грейнджер, сэр, - продолжал майор, постукивая тростью по второму воображаемому портрету и выразительно покачивая головой, - был нашим полковником; чертовски красивый молодец, сэр, сорока одного года. Он умер, сэр, на втором году супружеской жизни.
Майор несколько раз проткнул тростью изображение усопшего Грейнджера и продолжал путь, держа трость на плече.
- Давно это было? - осведомился мистер Домби, снова останавливаясь.
- Эдит Грейнджер, сэр, - отвечал майор, закрывая один глаз, склоняя голову к плечу, переложив трость в левую руку, а правой разглаживая брыжи, Эдит Грейнджер в настоящее время под тридцать лет. И, черт побери, сэр, сказал майор, снова водружая трость на плечо и продолжая путь, - это бесподобная женщина.
- Дети были? - спросил затем мистер Домби.
- Да, сэр, - сказал майор. - Был мальчик. Мистер Домби уставился в землю, и лицо его омрачилось.
- Который утонул, сэр, - продолжал майор, - когда ему было лет пять.
- Вот как! - сказал мистер Домби, поднимая голову.
- Опрокинулась лодка, в которую няньке незачем было его сажать, сказал майор. - Такова его история. Эдит Грейнджер - все еще Эдит Грейнджер; но будь непреклонный старый Джой В., сэр, чуть-чуть помоложе и побогаче, это создание носило бы фамилию Бегсток.
Майор тряхнул плечами и щеками, захохотал и, произнося эти слова, был больше, чем когда бы то ни было, похож на перекормленного Мефистофеля.
- В том случае, полагаю, если бы леди не возражала? - холодно заметил мистер Домби.
- Ей-богу, сэр, - сказал майор. - Бегстоки не ведают такого рода препятствий. Однако справедливость требует отметить, что Эдит могла бы уже раз двадцать выйти замуж, не будь она горда, сэр, - да, горда!
Мнение о ней мистера Домби, если судить по его лицу, не изменилось от этого к худшему.
- В конце концов это великое достоинство, - сказал майор. - Клянусь богом, это высокое достоинство! Домби! Вы сами горды, и ваш друг, старый Джо, уважает вас за это, сэр.
Воздав характеру своего спутника хвалу, которая, казалось, была у него исторгнута силой обстоятельств и неумолимым течением беседы, майор оборвал разговор и пустился в общие рассуждения на тему о том, сколь был он любим и обожаем прекрасными женщинами и ослепительными созданиями.
Через день мистер Домби и майор встретили почтенную миссис Скьютон с дочерью в Галерее минеральных вод; на следующий день они снова их встретили невдалеке от того места, где повстречались в первый раз. После того как они встречались таким образом раза три-четыре, простая вежливость по отношению к старым знакомым требовала, чтобы майор навестил их вечером. Первоначально у мистера Домби не было желания делать визиты, но когда майор заявил о своем намерении, мистер Домби заметил, что с удовольствием будет его сопровождать. Посему перед обедом майор приказал туземцу отправиться к обеим леди, передать привет от него и мистера Домби и сказать, что вечером они будут иметь честь навестить их, если леди будут одни. В ответ на это туземец принес очень маленькую записку, распространявшую очень сильный запах духов, писанную рукою почтенной миссис Скьютон майору Бегстоку и кратко сообщавшую: "Вы - гадкий медведь, и я была бы не прочь отказать вам в прошении, но если вы действительно будете вести себя очень хорошо, - это было подчеркнуто, можете прийти. Привет от меня (Эдит присоединяет и свой привет) мистеру Домби".
Почтенная миссис Скьютон и ее дочь, миссис Грейнджер, занимали в Лемингтоне квартиру довольно фешенебельную и дорогую, но оставлявшую желать лучшего в смысле размера и удобств: когда почтенная миссис Скьютон ложилась в постель, ноги ее оказывались в окне, а голова - в камине, а служанка почтенной миссис Скьютон ютилась в каком-то чулане позади гостиной, таком крохотном, что принуждена была вползать в него и выползать, словно прелестная змейка, дабы не выставлять напоказ все его содержимое, Уитерс, изнуренный паж, спал в другом доме, под самой крышей соседней молочной, а кресло на колесах - камень этого юного Сизифа - ночевало в сарае той же молочной, где принадлежащие этому заведению куры несли свежие яйца и ночью располагались на сломанной двуколке, несомненно убежденные в том, что она выросла здесь и является чем-то вроде дерева.
Мистер Домби и майор застали миссис Скьютон в позе Клеопатры среди диванных подушек, в очень воздушном одеянии, разумеется, отнюдь не похожую на шекспировскую Клеопатру, которая с годами не увядала *. Поднимаясь по лестнице, они слышали звуки арфы, но эти звуки оборвались, когда доложили об их приходе, и теперь Эдит стояла возле арфы, более прекрасная и высокомерная, чем когда-либо. Отличительною чертою этой леди было то, что ее красота бросалась в глаза и утверждала себя без всяких усилий и вопреки ее воле. Леди знала, что она красива; иначе и быть не могло; но, в гордыне своей, как будто относилась к этому пренебрежительно.
