Так было и раньше. Перед глазами мелькали вспышки из образов, слышался её шепот, стон, обрывистые ласковые слова…
Он прижал Мариан крепче, и та уткнулась носом ему в плечо.
— Ты придешь еще? — спросил он.
— Я бы хотела, — Хоук подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Я никогда не причиню тебе вреда, поняла? — Фенрис почувствовал, что вот-вот задрожит вместе с ней.
Времени было мало, а отпускать с каждой секундой казалось всё тяжелее.
Тем не менее, он сделал это.
Глядя вслед её удаляющейся фигуре, парень сжимал руки в кулаки с такой силой, что не заметил, как потекла кровь.
Об этом сообщил Джейсон, когда они ехали в лифте.
— Пустяки, — Фенрис посмотрел на отпечатки ногтей на ладонях. — Когда она снова придёт?
— Ты заставляешь меня нервничать, дружище, — Джейсон усмехнулся. — Надо обождать неделю или две, вдруг чего заподозрят?
— Неделю или две… — задумчиво повторил Фенрис.
— Но я могу попробовать передавать ей письма. Если хочешь.
Он хотел… но не знал, что писать. К тому же, в палате этого было сделать нельзя. Камеры наблюдения не имели обеденного перерыва, а врачи следили за ним почти круглосуточно.
Снова пришлось ждать.
Фенрис получил карандаш и листок лишь спустя неделю и был вынужден писать послание прямо в спортзале. В голову ничего не шло: он попытался рассказать про свои сны, но потом решил, что Хоук не поймет. В итоге Фенрис отправил письмо как есть, уже ни на что не надеясь: Джейсон забрал бумагу, незаметно сунув её в папку с историей болезни.
Через несколько дней Фенрис нашел у себя в палате рисунок: кто-то заложили его между страницами книги, пока он был у врача. Он уставился на листок не вдаваясь в детали, как Джейсону удалось его пронести.
Хоук зачем-то схематично изобразила набережную и скамейку: по небу плыли одинокие облачка, светило солнце, на скамейке отчетливо угадывалась мужская и женская фигуры.
В ту же ночь Фенрису приснился сон, в котором он ощущал прохладный утренний ветер на своей коже и плеск воды где-то поблизости.
― Уступите даме?
― Здесь достаточно места, могли бы и не спрашивать.
― Я Мариан. Друзья зовут меня Хоук.
― Фенрис
― П-приятно познакомиться. А что ты здесь делаешь в такую рань?
Проснувшись, он понял, что насквозь промок от пота. Было сложно вернуться в реальность, запах воды, эхо её голоса ощущались до сих пор и сводили с ума. Все вокруг будто ускорилось: время, чувства, слова, ощущения…
Фенрис вскрикнул: в одну секунду всё тело пронзила резкая, вышибающая дух боль. Он обхватил себя за плечи и тут же убрал руки: на ладонях была кровь.
Сердце заколотилось как бешеное. Четыре небольших следа от ногтей виднелись отчетливо, но при этом быстро уменьшались в размерах. Он смотрел на них всего долю секунды, пытаясь выровнять дыхание. Выходило слабо. Виски жгло, предплечья казались раскаленными, словно металл на солнце.
Вскоре отверстия затянулись, покрылись корочкой и… исчезли. Сердцебиение восстановилось, вернувшись к норме.
Вслед за этим тело охватила страшная слабость. Он упал на подушку и уставился в потолок, чувствуя, словно выбился из сил, только что пробежав марафон.
Почему он навредил сам себе? Как эти раны смогли зажить так быстро? Налкон вызвал реакцию? Он всего лишь увидел картинку и несколько слов, что они сказали друг другу!
Фенрис потрогал свой лоб. Слишком горячий, похоже, у него высокая температура. Вены будто жжет…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Замутило. Он не успел добежать до ванной комнаты: едва принял вертикальное положение, как его вывернуло на линолеум прямо перед кроватью. Чертыхнувшись, Фенрис все же встал и прошел в ванную, чтобы прополоскать рот. Ноги были как ватные. Умывшись и посмотрев на себя в зеркало, он взял бумажных салфеток и попытался собрать с пола переваренные остатки ужина. К счастью, их было немного.
Это безусловно зафиксировалось на камерах, и Фенрис знал, что с утра первым делом закидают вопросами. Но сейчас ему было плевать. Он вспомнил продолжение приснившегося утра, вспомнил человека, с которым жил. Священника по имени Себастьян.
В голову словно заливали жидкость. Мозг плавился от обилия мелких деталей: набережная Нью-Йорка (теперь он был уверен), пустынный утренний парк (он приходил туда каждое утро), девушка в кожаной куртке (цепкий, но такой печальный взгляд).
Утро, которое изменило его жизнь.
Белые стены в его комнате, всюду пустота, музыка, белая кошка (любит спать на спинке дивана). У него нет вещей, он совсем один. Страх. Обреченный на скитания, пытается понять, как выглядит мир, но мир не понимает его. (Она бы смогла!)
Тишина. Звуки выстрелов и ударов. Все случилось слишком быстро!
— А теперь вымой свой рот! Вымой свой грязный, поганый рот, маленький дьяволенок!
— Я не боюсь тебя… Ты не причинишь мне вреда.
— Я знаю о тебе все. Ты грешник, родившийся с отметинами дьявола. Демоны касались тебя в утробе матери, она выносила плод, который был проклят еще до зачатия.
— Что они с тобой сделали?!
— Знаешь, что будет с такими, как ты, мальчик мой? Такие как ты становятся убийцами. Вы не заслуживаете жизни. Вы ничтожества. Молитвы вас уже не спасут.
— Я так хотела быть счастливой, и ты ведь тоже, правда? Ты хотел быть счастливым, ты написал, что был счастлив со мной, по-настоящему! Почему ты молчишь сейчас?!
— Тебе больно из-за нее. Стоит только захотеть, и мука прекратится. Она виновата в том, что случилось, мой мальчик.
— Господин Фенрис, проснитесь! Да проснитесь же! — его разбудила медсестра.
В палате было светло. Голова трещала так, словно вот-вот расколется или лопнет. Сев на кровати, он машинально пошарил рукой под матрасом.
Рисунок Хоук исчез.
Ему вдруг подумалось, что всё это было одним длинным и странным сном. Мысли давались тяжело, тело будто дрейфовало где-то на поверхности бассейна.
Что нужно делать? Что говорить?
Медсестра измеряла давление и температуру. Фенрис даже не следил за её действиями, подчиняясь уже по привычке. Все, что он хотел — оказаться подальше. Как можно подальше отсюда и с пустой головой.
— С вами хочет поговорить мистер Резерфорд, — тихо сообщила медсестра, — пойдемте за мной.
Он покорно встал и пошел вслед за ней, задумчиво изучая трещинки в полу. Смотреть на свет было слишком больно, а мысли путались. Ему не удалось построить в голове ни одного более-менее связного предложения, образы вспыхивали и гасли, словно искры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вы знаете, что это такое? — Фенрис не удивился тому, что детектив положил перед ним на стол тот самый рисунок.
Но ощутил страх, мгновенно догадавшись, что их походам в бассейн вместе с Джейсоном пришел конец.
