— Ну, хорошо. — Девушка сложила зонт и бросила его за высокую ограду с колючей проволокой. — Пусть я и не верю, что ангелы способны плакать. Судя по их детям, могу с уверенностью сказать: ангелы бесчувственные негодяи.
— Ты чем-то расстроена? — участливо спросил Йоро.
— Кажется, я живу с самим сатаной.
— М-м-м, — только и промычал тот.
За час, то ускоряясь, то переходя на обычный шаг, они добрались до Петергофа. Дождь лишь усилился, холодные колючие капли хлестали по лицу и шуршали в золотистых кронах деревьев.
Девушка с мальчиком вошли через главный вход в Верхний парк. Фонтаны на главной аллее «Межеумный», «Нептун» и «Дубовый» не работали. Мраморные статуи венецианских мастеров семнадцатого века в дымке дождя напоминали призрачные фигуры. Особенно величественно выглядела статуя Нептуна, у чьих ног на морских конях и дельфинах скакали тритоны и наяды. В памяти тут же ожил венецианский правитель. Впрочем, он и не позволял надолго о себе забыть. После разыгранной на маскараде ссоры она уединилась с Фар- незе в зале на втором этаже замка, и мужчина признался ей в любви. С той ночи он стал постоянно ей названивать, чтобы пожелать «Доброго утра», «Приятного аппетита», писал письма и присылал цветы.
Последний его букет орхидей Лайонел в ярости швырнул в посыльного и приказал больше никогда не доставлять в его дом цветов. И в тот же вечер получил шкатулку на свое имя. В записке значилось: «Передай моей прекрасной Екатерине». Лайонел выгреб оттуда рубиновое колье и отдал его одной из девушек, которые пришли убирать дом. Сколько бы Катя ни говорила, что любит только его, а Порфирио ей не нужен, у нее сложилось впечатление, что Лайонел в ней сомневается.
Йоро сразу же устремился к увитому красно-желтой листвой длинному арочному коридору из трельяжей.
Девушка улыбалась, глядя, как восторженно маленький оборотень прикасается к стволам деревьев, согнутых вдоль каркасов арки, гладит розоватые листья, усаживается на скамеечки, тут же вскакивает и вновь дотрагивается до всего вокруг.
— Видела бы Кира, — сказал Йоро, когда они вышли из живой арки.
— Уверена, она видела, — заверила Катя.
Светящиеся счастьем глаза потускнели, мальчик отвернулся.
— Йоро, что между вами произошло? — Она видела, что ее любимчик уже несколько дней ходит грустный, часами проводит время в коридоре на втором этаже, тоскливо глядя на закрытую дверь комнаты Киры. Но почему-то не стучится.
Оборотень поднял глаза и прошептал:
— Кира меня избегает, а я не знаю, что сделал не так.
Девушка обняла его за плечи, воскликнув:
— Да что ты мог сделать плохого, ты самый лучший!
Решетка для вьющихся растений в садовой архитектуре.
— Иногда мне кажется… — Он не договорил и вздохнул, а потом тихо закончил: — Она не любит меня.
— Любит, — горячо запротестовала Катя, — возможно, она просто не умеет выражать свои чувства!
— Их и не нужно выражать. — Он коснулся груди. — Все тут. Когда я вижу ее, у меня сердце стучит сильно-сильно, как будто вот-вот выскочит. А у нее нет.
Катя засмеялась, потрепав мальчика по волосам.
— Ну конечно, милый, она же вампир, наши сердца другие!
Он покачал головой.
— Нет, не другие. Теперь, когда мы не видимся, у меня столько мыслей для письма, но хорошо их записать все равно не получается. Да она, наверное, и не ждет моего письма.
Они надолго замолчали, пока шли по аллее вдоль елей с одной стороны и Большого дворца с другой к мраморной лестнице. Та вела на трассу, откуда открывался прекрасный вид на Нижний парк и Большой каскад.
Звучало Адажио соль мажор Муцио Клементи — звонкое, как дождь.
Йоро, глядя во все глаза на панораму потрясающей красоты, забыл печаль и подбежал к белоснежной балюстраде, украшенной позолоченными вазами.
Шли минуты, а мальчик все смотрел на блеск Морского канала, статуи, стройных аллей и зеленых газонов. На его хорошенькой мордашке были написаны восхищение и потрясение.
Катя спустилась по лестнице в сад. Йоро догнал.
— Я никогда не видел такой красоты. Я бы тут жил.
Они обогнули бассейн с Самсоном, разрывающим пасть льва, и подошли к фонтану «Фаворитка» — тому самому, куда в начале лета Катя бросила драгоценную монету дьявола.
Девушка даже не представляла, как теперь ее найти, знала, что в фонтане той давно нет, но и просто бездействовать больше не могла.
Дно круглого бассейна было как на ладони, там поблескивали лишь рубли, копейки.
— Мы что-нибудь ищем? — полюбопытствовал мальчик, наклоняясь и запуская руку в воду.
— Да, помнишь, я рассказывала тебе про золотую монету…
— Ну конечно, — воскликнул Йоро, хлопая себя по лбу, — она у белки! Тебе нужна эта монета?
Катя кивнула.
— У какой еще белки?
Мальчик пожал плечами.
Кира проговорилась. Сказала, что монету из фонтана забрал ребенок, а у него ее стащила одна из парковых белок.
— И где же теперь ее искать — белку? — окончательно расстроилась девушка.
Йоро задумчиво посмотрел на пустынную аллею, точно ковром застеленную желтыми листьями, и предложил:
— Я мог бы поискать. Белки очень дружелюбны, уверен, монета им вовсе не нужна и они ее отдадут.
— Ты будешь говорить с белками? — уточнила Катя и нервно рассмеялась. Какие-то вещи даже после всего, что с ней приключилось, не укладывались в голове и приводили в тупик.
Оборотень широко улыбнулся.
— Стражи способны говорить с любыми живыми существами. Я попробую. — И наказав: «Жди тут», — убежал.
Долго скучать ей не пришлось, потому что не успел мальчик скрыться за деревьями, как другой — с пронзительно-острым льдом в глазах — вышел из тени.
— Давно не виделись, — поморщилась Катя, окидывая взглядом златовласого мальчика с болтающимся на бедре мечом. — Еще забыли мне что-то показать?
Тот лучезарно улыбнулся, вынул меч из ножен, прочертил им золотистую линию на земле, перешагнул ее и, обретя плоть, выключил музыку.
Катя немного отступила.
— Почему вы меня преследуете?
— Почему ты такого высокого о себе мнения? — глумливо засмеялся он и окинул рукой канал: — Я любовался садом. Смотрю — ты. Вот и подумал, раз уж мы знакомы, невежливо с моей стороны пройти мимо.
— Ваша дьявольская вежливость неподражаема.
— Обращайся ко мне на «ты», — разрешил мальчишка, — мы все равно что родственники.
— Не думаю, — возразила Катя и с заметным сомнением в голосе прошептала: — Я не бес!
— Разве я утверждал?
— Намекнул!
— Я никогда не намекаю. Намеки нужны тем, кто слаб и боится говорить прямо.