Я поскакал туда, откуда бежали несчастные, — там смерть по-прежнему трудилась, не покладая рук,— и отступавшие, крича мне вслед на полудюжине диалектов, чтобы я не делал глупостей, потому что неприятельская артиллерии уже вышла на позиции и вот-вот откроет огонь, — катились по равнине неудержимой волной.
Бой кончился; начиналась бойня.
- Монмуту — крышка![62] — закричал здоровенный шахтер, вооруженный киркой. — Драться дальше нет смысла. Возвращайся домой, парень!
Я остановил лошадь, не желая подставлять голову под шальную пулю. Несколько раненых протянули мне руки, и я спрыгнул на землю, желая хоть чем-нибудь им помочь и проклиная себя за то, что ничего не смыслю в лекарском ремесле.
Внезапно я почувствовал, как кто-то прикоснулся к моей щеке теплыми губами. Я обернулся и увидел перед собой лошадиную морду. Я торопливо поднялся и... Боже, да ведь это Винни! Голубушка моя, она смотрела на меня так печально, что одного ее взгляда было достаточно, чтобы расплавить даже каменное сердце. Она повернулась туда, где гремела и полыхала битва, и звонко заржала, а затем взглянула на меня в упор, словно спрашивая: «Ты меня понимаешь?» У меня было такое чувство, как будто в это мгновение Винни изо всех сил пыталась заговорить по-человечьи. Я приблизился к ней и ласково похлопал ее по крутому боку, но это было явно не то, что она от меня ожидала. Тогда я попытался влезть в ее пустое седло, но она тут же отбежала от меня и остановилась невдалеке, Я понял, что снова не угадал, чего она хочет. Меж тем земляничная красавица, развернувшись на месте, взглянули на меня так выразительно, что до меня, наконец, дошло: Винни хочет, чтобы я последовал за ней!
Итак, я снова влез на Кикумса и поскакал за Винни. Ее звонкое серебряное ржание, не сравнимое ни с каким другим, победно разнеслось над полем, предупреждая хозяина о том, что Винни спешит к нему на помощь.
Трах-та-ра-рах! Ядро разорвалось всего в каком-нибудь дюйме от задней ноги Винни, обдав ее черной грязью. Честное слово, я перепугался куда больше, чем Винни. Она же, быстрая, как мысль, успела наклониться над горячим смертоносным гостинцем и понюхать его, что бы из пороховой вони извлечь хоть какие-нибудь вести о Томе Фаггусе.
Нет, одно дело сойтись с врагом лицом к лицу, — тут бы я не сплоховал, — но когда такой вот штуковиной тебя хотят превратить в сплошное месиво... Брр! За какой-нибудь ничтожный холмик, за рощицу молодых дубков я готов был отдать в ту минуту всю траву, что накосил за год. Конечно, кое-кто попеняет мне за малодушие (особенно после того, как я решил, что без весточки от Лорны вообще жить не стоит), но что было, то было, из песни слова не выкинешь. Там, в Долине Дунов, гневный и воодушевленный, и пошел против пушки с голыми руками, но здесь, на Седжмурской равнине, я готов был землю рыть носом от страха, потому, что здесь мне умирать было не за что.
Войско Монмута редело на глазах. Уже три четверти простых простолюдинов, вооруженных косами, кирками, кузнечными молотами, полегли в поле, а остальных добивали солдатские пули. В этот момент королевская конница на полном скаку окружила с двух сторон беззащитную толпу, и сабли, взлетев над головами восставших, обрушились, на людей с хищным блеском.
Винни подалась влево, и я, не оглядываясь, поскакал за ней.
Глава 51
Я спасаю Тома, а Джереми спасает меня
Винни привела меня к низкому черному навесу, построенному, скорее всего, для хранения сена, и, тихонько заржала, прислушалась. Она, — это было видно по всему, — ожидала, что хозяин откликнется на ее зов, но вокруг было тихо, и встревоженная Винни двинулась под соломенную крышу. Я соскочил с Кикумса и пошел следом за Винни. Там, в полумраке, я увидел того, ради кого отправился в самое пекло битвы. Винни, преисполненная бесконечной нежности, стояла над телом Тома Фаггуса. Да, это было лишь его тело, и я отвернулся, не в силах сдержать слез. Но Винни не поверила в смерть хозяина. Она мягко ощупала губами его бледное лицо, затем подняла голову и взглянула на меня, словно хотела сказать: «Он жив».
Видя такое дело, я набрался храбрости и, подойдя к раненому Тому, приподнял его. Он слабо застонал. В его левом боку зияла большая открытая рана. Я перевязал ее, как мог, стараясь остановить кровотечение до того, как мы найдем здесь какого-нибудь лекаря. Затем я дал Тому немножко слабого бренди с водой, и он, выпив всю порцию залпом, показал мне знаками, что хочет еще. Не зная, можно ли ему давать столько бренди в подобных обстоятельствах, я предложил ему обыкновенной воды, полагая, что он слишком слаб, чтобы разбираться в том, что ему дают. Но тут-то было. Том живо обнаружил обман и, насупившись, покачал головой. Даже сейчас, на пороге смерти, он не желал пить то, чем не брезговал наш праотец Адам. Делать нечего, я дал ему еще немного виски.
Выпив вторую порцию, он почувствовал себя лучше, щеки его порозовели. Он взглянул на Винни и узнал свою верную спутницу. Опершись о мою руку, он сел и обвел мутным взглядом полутемный навес. Рассудок, притупленный нечеловеческой болью, медленно возвращался к нему.
— Что с Винни? — чуть слышно прошептал он.
— Жива-здорова.
Услышав ободряющую новость, Том глубоко вздохнул и сказал:
— Если так, то и со мной все в порядке. Посади меня на нее, Джон. Она и я — мы умрем вместе.
Меня несказанно удивил его фатализм (так, во всяком случае, я истолковал тогдашнее его поведение). Он и раньше высказывал нечто подобное, но я никогда не относился к этому серьезно, считая, что этот умник попросту напускает на себя блажь. Но что мне было делать в тот момент? Даже если он удержится в седле, он все равно истечет кровью по дороге, и сажать его на лошадь в таком состоянии — значит, попросту убить его.
— Ну вот что, голубчик,— с трудом промолвил Том, запинаясь на каждом слове,— если ты не сделаешь то, о чем я прошу, я сорву к дьяволу все твои повязки и больше не приму от тебя никакой помощи!
Пока я колебался, мимо нас бурей пронесся эскадрон королевских кавалеристов. Лишь тонкая перегородка укрывала нас от их глаз, налитых кровью.
— Ну вот, самое время, — сказал кузен Том, когда всадники скрылись из виду. — Если я последую за ними Джон, я спасен, — спасен, если подо мной будет моя Винни. Винни и я,— мы умрем вместе.
Видя, что с ним ничего не поделаешь, я снял с него шейный платок и туго перетянул его бок. Затем я посадил его на Винни и, вдев его дрожащие ноги в стремена, сказал:
— Наклонись вперед, Том, тогда кровь течь не будет.
Том приник к холке своей красавицы, и глаза его засветились великой радостью: когда он с Винни, любая беда нипочем!
- Благослови тебя Господь, Джон, я спасен,— прошептал Том Фаггус. — Кто сравнится с моей Винни? Миля ее галопа стоит десяти лет жизни. Береги себя, Джон Ридд!
И земляничная красавица, легкая, как ласточка, в мгновение ока скрылась за горизонтом.
«Итак, — подумал я, глядя на Кикумса, — все устроилось, как нельзя лучше. А как мне теперь выбраться отсюда подобру-поздорову, когда вокруг полно солдат? — вот вопрос. В общем-то, я, как всегда, сделал глупость, влипши в историю. Недаром Том сказал на прощание: «Береги себя!» Как же, убережешься тут! Вот выгляну из тюремного окна с веревкой на шее, что тогда подумает обо мне Лорна?»
И я остался там, где судьба застала меня, потому что перед обратной дорогой Кикумсу нужно было хорошенько отдохнуть. Есть хотелось зверски, но сон начал одолевать меня. Я решил выкурить трубочку и проспать до полудня, пока жаркое солнце, достигнув зенита, не разбудит мух, во множестве дремавших вокруг меня.
Проспал я часа три или более того. Проснулся я оттого, что кто-то грубо и бесцеремонно тряс меня за воротник. Открыв глаза, я зевнул во весь рот и, осмотревшись, увидел вокруг себя человек двадцать королевских пехотинцев.
— Навес — не ваш, — сказал я. — Какое дело привело вас сюда, ребятки?
— А такое дело, что тебе конец, — ответил один из солдат. — Потому как приведет оно тебя во-он на то дерево, разбойник!
— Хотите узнать дорогу отсюда? — осведомился я спокойным тоном.
— Дорогу мы тебе сами покажем, — прорычал солдат. — На тот свет, — многозначительно подхватил другой.
— Но на рай не рассчитывай, — закончил третий.
— Если уж на то пошло, — сказал я, — отложили бы вы, ребятки, свои железки в сторону да схватились бы со мной по-честному. Идет?
Компания эта сразу пришлась мне не по душе, и мне захотелось преподать им хороший урок. Рожи у них были не христианские, а какого-то странного кофейного цвета [63], а уж бороды грязнущие — сил нет. (Мне, как оказалось впоследствии, вообще лучше было бы их не задирать.)
Туземнорожие просто покатились со смеху, услышав, что я бросаю вызов всей ораве. Но я-то знал, что преимущество на моей стороне, потому что нас разделяло некое подобие изгороди, и ребятки эти больше двух зараз выставить против меня не могли. Мне же, чтобы не утихомирить их парочку, нужно было очень захотеть. Но я не захотел. Я отложил в сторону свой карабин и два пистолета, и солдаты, перекидываясь зловещими шуточками, прислонили свое оружие к стене и начали закатывать рукава. Затем наступило некоторое замешательство.
