золотой и не выглядела больше чем-то цельным. Правильно. Всё было правильно. Тонкой золотой струйкой вытекла Сара из картины и перевела дух на веранде, в оглушающей тишине ночного посёлка.
Белый кот сидел у неё на колене, вцепляясь когтями в грубый лён дачных штанов.
– Эй, кот, ты чего, – сказала ему Сара, – я же тебя только что нарисовала, ты так и собираешься когтить мне ногу?
Кот посмотрел на Сару и демонстративно облизнулся. Мол, какая разница, ну, нарисовала, корми давай. Сара порылась в кухонном шкафчике, нашла пакетик влажного корма, выложила коту на блюдце. Кот ел с урчанием, даром, что нарисованный. Сара и сама подумала, что надо бы что-нибудь съесть, но магазин уже закрыт, а в доме только галеты. Ладно, сойдут и галеты. Вгрызлась в галету и пошла было в сторону лестницы на чердак, но зацепилась глазами за кувшин с кукушкиными слёзками. И, странное дело, сухоцвет был уже какой-то другой. Не просто мамины слёзки и слёзы Сары, а словно мимолётный, но вечный стержень мира или по крайней мере этой комнаты в маленьком дачном домике. После поллокообразной абстрации, нарисованной на стене, нарисованной на картонке на пустыре, нарисованной на картоне с чердака, тонкие черточки сухоцвета были как белая гаечка на картине в книжке «Заблудившийся робот» – маркер, камертон, точка настройки.
– Мяу, – сказал кот. Мол, это я белая гаечка! Я точка настройки!
– Конечно, ты, – сказала ему Сара, вздохнув, – ты же кот.
Нет преград
Центр действительно был перекрыт. Метро, автобус, троллейбусы – забудь об этом. Травка понадеялась на велосипед, но мост со Стрелки оказался перегорожен заборами и космонавтами. Кто-то шел по льду, но тащить велосипед вниз, а потом вверх было не очень романтично, хотя, конечно, сама возможность перейти реку по льду завораживала. Но поход в войлочную лавку того не стоил. Можно ведь ехать и не к центру, а от центра, и там драгоценная шерсть для валяния найдётся в любой хобби-лавке, которые обнимают город кольцом, гнездясь в каждом торговом центре. Правда, там не будет аутентичной альпаки или очень сильно упрощающего жизнь кардочёса, но, если уж хочется валять, можно обойтись и без упрощений.
Вся картинка выглядела сюрреалистично. Яркий морозный день, сверкающий снег на льду реки, синее небо и заборы, заборы, заборы, а за ними – безликие черные космонавты. Травка прислонила велосипед к гранитному парапету и достала маленькую трубочку. Нельзя вот так просто развернуться и поехать назад. Обидно как-то.
Рядом у парапета стояла дама в мехах и шляпе с перьями. Травка, набивая трубку, разглядывала ее с головы до ног. Стильные сапожки на каблучках. Длинная черная юбка-годе, пальто с широким меховым воротником, изящные перчатки с опушкой, пожалуй, сейчас в таких может быть холодновато. На самой Травке, например, были овчинные варежки. И какая у дамы была шляпа! Лучшей маскировки не придумаешь, надень такую шляпу, видную за километр – и никто не заметит собственно тебя. На шляпе было сразу всё: розы, листья, страусиные перья, ленты, нити – черное, синее и серебристое. Дама просто стояла и смотрела на всё вот это, не предпринимая никаких действий. Травка решила, что это удачный момент, достала смартфон и сфотографировала забор, мост, ряд космонавтов и темный силуэт женщины, не привязанной ни к какому конкретному времени. Получилось так хорошо, что решила сразу и выложить.
– Дама-звезда инстаграма, – раздался над ухом бархатистый, слегка скрипучий голос. Дама заглядывала Травке через плечо, и выглядела она анфас куда старше, чем со спины. Из-под шляпы выбивались совершенно белые пряди каре. – Ну, не смущайтесь, снимок-то отличный.
– Простите, что я без спроса, – смущенно отозвалась Травка, – не устояла.
– Ерунда, – отрезала дама, – художнику можно всё.
– Только в центр пройти художнику нельзя.
– Это да. Что будем делать?
– Вон люди по льду переходят, – махнула рукой Травка, – но велосипед я там не протащу.
– Вот и я думаю, что по льду больше ходить не буду, – кивнула дама, – находилась уже. То у них революция, то война, то трамвай, надоело. Жаль. Надеялась купить бумаги подешевле. Придется в другой раз. Я бы кофе выпила, раз уж оно так вышло. Вот вы случайно не знаете, где здесь выпить кофе?
– Да вон там, – махнула рукой Травка в сторону Ростральной колонны, – вон кофе-машина стоит.
– Ну уж нет, – отмахнулась дама, – пить кофе, стоя на ветру – неуважение к напитку. Я бы предпочла какое-нибудь кафе, но тут так быстро всё меняется, вот я и спрашиваю, может быть, вы в курсе.
– Тут, вроде, какой-то пивной ресторан рядом, – неуверенно припомнила Травка, – но кофе там тоже варят. Сейчас посмотрю, – открыла на телефоне карту, нашла ресторан, действительно, близко, около двенадцати коллегий.
– Вот спасибо, – обрадовалась дама, – пожалуй, я так и поступлю. Не хотите присоединиться?
Травка помотала головой. Раз уж так вышло, надо было возвращаться к дому, оставлять там велосипед и ехать на метро на Лиговку, которая, как прочитала Травка в новостях, работает. Но, доехав до Стрелки, Травка обнаружила, что и там уже кипит активность, безликие черные космонавты уже разглядывают чьи-то документы, и у Биржевого моста выставляются заборы. Выходило так, что Стрелку заперли, и Травку вместе с ней. Разбираться с космонавтами настроения Травка в себе не чувствовала, всегда оставалась возможность выбраться с острова через витиеватый мост, но эта экспедиция требовала подготовки. Похоже, всё-таки придется пить кофе в этом шалмане.
Дама уютно устроилась за одним из небольшим столиков и пила кофе из кремовой глиняной кружки с синей голландской росписью на борту. Обстановка в этой таверне вообще была нарочито петровская: кирпичные своды, деревянные панели на стенах, высокие стулья и расширяющиеся книзу кружки, пивные и кофейные. Кружки, кстати, висели на крючках на цепи, протянутой над баром. Без шляпы дама оказалась уютной старушкой с белоснежными волосами, по крайней мере, такое впечатление она производила в эту минуту, с глиняной кружкой у губ. Старушка помахала Травке рукой, мол, иди сюда, чего церемониться, и Травка послушно приблизилась, завороженная линиями этой руки. Вопреки ожиданиям, в ресторане по имени «Град Петров» она почувствовала себя как дома. Обычно Травка предпочитала заведения попроще, какой-нибудь фикс-прайсовый кофикс или одну из микрокофеен «Кофе-гоу», но тут, в только что свалянной войлочной треуголке и в перешитом под восемнадцатый век полушубке, оказалось самое то, не хватает только такой же восемнадцативечной кружки с горячим кофе, раз уж его так яростно внедряет царь Пётр.
– Что, решили всё-таки погреться?
– Да там космонавты не пускают уже никуда, – сообщила Травка, – я решила переждать.
– Ну уж скажете, космонавты, – рассмеялась никакая не старушка, а дама, – космонавты расширяют мир, а эти всё сузить норовят. Когда Гагарин полетел, мы думали мир изменился навсегда, да какое там, жандармы всё те же. Ну да бог с ними, зато
