наша молодежь, ровно ничего не обещающая в будущем, я узнавал целую толпу прежних моих товарищей по школьной скамье, по детским шалостям или по тем службам, на которые бросался я от времени до времени. Я припоминал, что одних я очень любил, потом завидовал многим из них, слыша про их веселую жизнь, про их интриги с женщинами, которые мне только во сне иногда грезились. Еще несколько лет, и редкий из этих юношей не натыкался на скандал или разорение, или горькую неудачу, — и мне же приходилось жалеть об них. И спустя еще срок являлись передо мною те же фигуры и с полным убеждением, что они жили на свете, бросались снова в ту жизнь, которая их изогнула и изувечила.
Да к тому же и собрание все было так некрасиво, не считая дам, которых лица и талии скрывались во мраке неизвестности, мужчины были все так желты, так истасканы! Не встречалось даже угловатых физиономий, которые хоть и нехороши, а намекают на какую-то внутреннюю язвительность; все черты были плоские, лица были все или тощие, или безобразно опухшие. Я смотрел на дам, чтоб разглядеть хоть один светлый глазок, одну маленькую ручку, — потому что я малым бываю доволен, и одна симпатическая физиономия может надолго отогнать от меня самую скучную минуту. Я даже внимательно вглядывался в стариков, готовясь удовольствоваться почтенной фигурой, но и ту напрасно искал. Лица эти, когда-то возбуждавшие мое любопытство по причине вышины, на которой стояли, теперь казались мне и скучными, и враждебными, с тех пор как действия этих «сильных мира сего» сделались мне небезызвестны.
Мысль о возвращении восвояси, где ждала меня теплая постель, незаметно и безвременно запала в мою душу. «Зачем было ехать?» — уже начал было я себя спрашивать, когда светлая идея о том, что я еще не ужинал, радостно порхнула в моей голове. Радостно призвал я к себе на помощь гастрономию, винолюбие и, ощупав в кармане не вовсе достойный презрения кошелек, устремился к буфету. Вдруг я остановился, как человек, встретивший на стене трактирного заведения хорошенькую картинку искусного мастера.
Quelque chose entre 1849 et 1851[203]
Schizzi[204].
Ничего не может быть милее и оригинальнее хорошенькой женщины, выведенной по необходимости из своей обычной сферы. Иногда подобное положение ведет к грациозному комизму, иногда к драме, причудливой и все-таки прекрасной.
Против либерализма, в страшных размерах развивающегося в каком бы то ни было государстве, есть одно только действительное средство — маккиавеллическая политика, смягченная всевозможною ласкою и примирительными фразами.
Гений может вести рядом практическую жизнь и жизнь идеальную, чуждую фактических впечатлений; талант обыкновенный должен выбрать что-нибудь одно.
Поэт должен добиваться того, чтоб каждый образованный человек, без различия национальности, мог его понимать свободно; критик же должен сам поминутно менять свою национальность. Что угадали б мы из древних, не зная их жизни, какого мнения были б мы о Беранже и Байроне, не зная Англии, Франции и идей нашего столетия?
Изящная словесность может процветать при великом стеснении книгопечатания. Итальянская и фламандская школы живописи поражают однообразием сюжетов и все-таки хороши.
Нет ничего унизительнее, как бояться умных людей и искать себе круга между людьми низшими себя в моральном отношении.
Отсутствие любви, в соединении с потребностью сильной привязанности может довести человека до неимоверных глупостей.
Человек никогда ничем не доволен и беспрестанно стремится к новым наслаждениям. Этот афоризм ничего не доказывает: между достижением цели и новым желанием существует интервал — цвет жизни человеческой. Для иных он короток, для других продолжительнее, но хотя б он длился несколько мгновений, для этих мгновений стоит жить и желать, и трудиться.
Человек, основывающий идею счастия на обилии сильных ощущений, похож на полководца, открывающего кампанию, не имея под рукой ни егерей, ни иррегулярных войск, ни полевой артиллерии, одним словом, ничего, кроме нескольких кирасирских дивизий.
7 janv<ier>[205].
Есть смешные люди, с ужасом избегающие мыслей о том, что предмет их любви может родить, есть с аппетитом, иметь понос и так далее. Простодушно разделяя все физические отправления на грязные и сносные, они не помышляют о том, что если б им в угоду было создано существо, не нуждающееся в грязных отправлениях, такая фея походила бы на красивые часы без колес и маятника, следовательно, на часы, годные для игрушки семилетнему мальчику.
Леность есть лекарство от болезненного самолюбия.
При некоторых условиях нам нравится бесстыдство в женщине.
Радость, посылаемая нам, похожа на алмаз в коре: от нашего искусства зависит превратить его в дорогой бриллиант или испортить наполовину. От непонимания этой важной мысли возникают сетования на непостоянство радостных ощущений.
Чтоб украсить ленивую жизнь и не дать ей перейти в ерыжность[206], необходимо играть ею и подстрекать себя на деятельность.
Моя эрудиция портит мою производительную способность. Если б какое-нибудь событие из современной жизни нравилось мне, например, хоть так, как нравится мне легенда о Жанне Д'Арк, я б написал отличную повесть. Извольте быть беллетристом, когда симпатии и антипатии наши в мире ученом и политическом!
9 j<anvier>[207].
Говорить человеку, особенно писателю «вы самолюбивы» значит то же, что говорить «у вас есть руки и ноги». Дело в том, что иной не знает, что делать со своими руками и ногами, тогда как другой ловок и приличен.
18 fev<rier>[208].
Старость есть моральная чахотка. Меньшая часть страждущих ею тоскуют и судорожно борются с своей болезнью, все же остальные тешат себя пустяками и мечтают о пустяках.
Лекарство от всех бед и несчастий есть привязанность любимой женщины. C'est une panacee universelle[209].
В основании каждого из наших страданий кроется зависть к людям более счастливым.
В первые лета молодости человек влюбляется против воли, потом он может развить в себе привязанность или погасить ее по произволу, потом он уже не способен к привязанности.
Иной хочет и не может, другой (и таких очень мало) может и не хочет, третий не хочет и не может, но желал бы иметь желание и средства к его исполнению.
25 mars [210].
В любви должен быть элемент комический. Мужчина и женщина, вполне сходные друг с другом, очень скучны — нет столкновений и противоположностей. То ли дело, когда серьезность сходится с резвостью, истасканность с невинностью, обдуманность с простодушием. Для счастия супружества нужно, чтобы муж и жена умели подсмеиваться друг над другом.
Мне не случалось встречать красоту и глупость в одной и той же особе. Ум
