всё так же неподвижно и не поднял ни одного цветка. Потом он сделал шаг вперёд, зал затих, и я услышал чуть картавое пение очень салонных и музыкальных стихов:Шампанское — в лилию, в шампанское — лилию! Её целомудрием святеет оно! Миньон с Эскамильо, Миньон с Эскамильо! Шампанское в лилии — святое вино!
В этом была своя магия, в этом пении стихов, где мелодия извлекалась из слов, не имевших смысла. Язык существовал только как музыка. Больше от него ничего не требовалось. Человеческая мысль превращалась в поблёскивание стекляруса, шуршание надушенного шёлка, в страусовые перья вееров и пену шампанского.
Было дико и странно слышать эти слова в те дни, когда тысячи русских крестьян лежали в залитых дождями окопах и отбивали сосредоточенным винтовочным огнём продвижение немецкой армии. А в это время бывший реалист из Череповца, Лотарев, он же “гений” Игорь Северянин, выпевал, грассируя, стихи о будуаре тоскующей Нелли.
Потом он спохватился и начал петь жеманные стихи о войне, о том, что, если погибнет последний русский полководец, придёт очередь и для него, Северянина, и тогда, “ваш нежный, ваш единственный, я поведу вас на Берлин”.
Сила жизни такова, что переламывает самых фальшивых людей, если в них живёт хотя бы капля поэзии. А в Северянине был её непочатый край. С годами он начал сбрасывать с себя мишуру, голос его зазвучал человечнее. В стихи его вошёл чистый воздух наших полей, “ветер над раздольем нив”, и изысканность сменилась лирической простотой: “Какою нежностью неизъяснимою, какой сердечностью осветозарено и олазорено лицо твоё”.
В Политехническом был в тот вечер Рубен Симонов, рассказавший об “Избрании короля поэтов”. В нём наряду с другими поэтами участвовали Маяковский, Северянин, Каменский. Зрительный зал был переполнен. Поэты один за другим читают свои стихи. Маяковский в своей обычной манере, красивым низким голосом, доходящим до последнего ряда балкона. Северянин немного в нос, скорее напевает, чем читает. Василий Каменский очень задушевно, грудным голосом, с большим обаянием читает отрывки из “Степана Разина”. Зрительный зал разделился на партии. Каждый поэт имеет своих почитателей. Особенно много их у Маяковского.
По окончании чтения начинается голосование. Каждый из присутствующих опускает в ящик билет, где надписывается фамилия поэта, за которого он подаёт голос. Я опускаю свой билет с фамилией Маяковского. Проходит полчаса. Бюллетени подсчитаны — королём поэтов избран Игорь Северянин. На голову поэта возлагается лавровый венок. Его чествуют поклонники. Я ухожу огорчённый. Почему не Маяковский?
Прошло лет десять после этого вечера. Как-то, идя по Никитскому бульвару, я встречаю Василия Каменского. Мы направляемся в пивной бар, который находился в конце Никитского бульвара. Вспоминаем недавнее прошлое, диспуты в Политехническом, вечер избрания “короля поэтов”.
— Как же так получилось, что избран был Игорь Северянин? — задал я вопрос Василию Васильевичу.
— О, да это преинтереснейшая история, — весело отвечает Каменский. — Мы решили, что одному из нас почести, другим — деньги. Мы сами подсыпали фальшивые бюллетени за Северянина. Ему — лавровый венок, а нам — Маяковскому, мне, Бурлюку — деньги. А сбор был огромный!»
Рескрипт короля
9 марта состоялся вечер «Короля поэтов Игоря Северянина» в Политехническом музее — последний из двадцати шести поэзовечеров, проведённых им в Москве в 1915—1918 годах. Возможно, тогда и прозвучал впервые «Рескрипт короля»:
Отныне плащ мой фиолетов, Берэта бархат в серебре: Я избран королём поэтов На зависть нудной мошкаре. Меня не любят корифеи — Им неудобен мой талант: Им изменили лесофеи И больше не плетут гирлянд. Лишь мне восторг и поклоненье И славы пряный фимиам, Моим — любовь и песнопенья! — Недосягаемым стихам. Я так велик и так уверен В себе, — настолько убеждён, — Что всех прощу и каждой вере Отдам почтительный поклон. В душе — порывистых приветов Неисчислимое число. Я избран королём поэтов — Да будет подданным светло!
Поэзовечер оказался в прямом смысле рубежным для поэта, чьё возвращение в «хвойную обитель», в эстляндскую Тойлу в конце марта 1918 года совпало с брест-литовским переделом границ и обернулось для Северянина двадцатилетней эмиграцией.
В начале марта вышел сборник «Поэзоконцерт», открывавшийся фотографией поэта с надписью: «Король поэтов Игорь Северянин». Северянин успел подарить эту книгу Чеботаревской, посетив Петроград, где ещё оставались Елена Яковлевна Семёнова и дочь Валерия. 15 марта 1918 года, когда вышел единственный номер «Газеты футуристов», «Поэтная комиссия по ликвидации И. Северянина как короля поэтов» объявила, что митинг с выборами Временного правительства состоится в пятницу в кафе «Магги».
Газета «Московский вечерний час» сообщала: «Как и подобает истинному самодержцу — у него появилась оппозиция Его Величества, благородную и выигрышную роль которой
