Утром к завтраку пришел Булакович. Прапорщик поздоровался с Сеней, сел у окна, ожидая появления капитана.
— Как спали, Алексей Сергеич? — накрывая на стол, спросил Сеня.
— Как всегда, ровно, спокойно, вот только под утро шум какой-то во дворе разбудил.
— А это кунаки издалеча пожаловали, к генералу письмо привезли, — начал было объяснять Сеня.
— И все-то ты раньше всех и лучше всех знаешь, Сеня, — входя, сказал Небольсин.
— За верное говорю, Александр Николаич, три кунака от самого имама Козы прибыли. Уже пол-Грозной об этом рассуждает…
— Тебе б в лазутчики идти или на картах гадать, — отмахнулся Небольсин.
— Сеня верно говорит, Александр Николаевич. Действительно, от имама посланцы прибыли, не трое, а целых пятеро. С письмом к генералу. Сейчас двое из них у Клюге находятся, и полковник вас и меня к себе требует, — сказал Булакович.
— Идем. — Небольсин обтер лицо лавандовой водой. — Бриться и завтракать будем позже.
Офицеры вышли.
У полковника они застали двух горцев, переводчика генерала Вельяминова поручика Магомета Казаналипова и подполковника Филимонова, прибывшего из Пятигорска в свите Вельяминова. Филимонов, подвижной, сухопарый, очень говорливый и всезнающий человек, не нравился Небольсину.
Чеченцы спокойно и пытливо поглядели на вошедших, молча кивнув на «салам» капитана.
Поручик Казаналипов, отлично владевший арабским, турецким и чеченским языками, был правой рукой генерала и сопровождал его в недавнем походе на Ичкерию.
— Садитесь, господа, и выслушайте важную новость, — пригласил Клюге. — Вот эти люди, посланцы имама Кази-муллы, — оба чеченца при этих словах подняли глаза на полковника, — привезли письмо генералу. По полномочию, я в отсутствие его превосходительства могу решать важные вопросы, связанные с горцами. Когда вернется его превосходительство, я точно не знаю, может быть, через неделю, возможно, и раньше, поэтому я счел нужным ознакомиться с письмом Кази-муллы. Вот что пишет он. — И Клюге стал читать выдержки из переведенного Казаналиповым письма:
— «…Уведомьте меня насчет примирения, каким образом должно примириться. Я перед аллахом клянусь, что истинно желаю мира…» — Клюге пробежал глазами письмо и продолжал: — «…Всему есть начало, и всему есть конец. И русские чинили нам много зла, и мы отвечали тем же, но теперь пришел день, когда мы можем хотя бы на время забыть прошлое…» Да, да, вот еще основное, что пишет нам лжеимам. «…Отвечайте по совести и с открытым богу сердцем, так, как делаем мы в этом письме». Так, так… А вот и еще кусок, необходимый вам обоим. «…Пришлите ваших доверенных и надежных люден с ответом к нам…» Все письмо позже и дам вам в копии для ознакомления, а теперь слушайте дальше. — И он вновь стал читать отдельные фразы из послания Кази-муллы генералу Вельяминову.
Слушая полковника, Небольсин уже понимал, что его и Булаковича не зря вызвал к себе Клюге.
— Так… — заканчивая читать, сказал полковник. — Важное и, прямо скажу, отрадное письмо, хотя и поздно, ох как поздно собрался написать его лжеимам. Видно, приспичило, — откладывая бумагу в сторону, резюмировал полковник. — Как видите, он ждет от нас ответного письма. Мы его напишем, оно будет готово завтра к утру, но мне кажется, нужно не только передать его имаму, но и послать к нему двух-трех офицеров для беседы. Переговоры, живое слово в таком случае лучше, чем бесстрастный текст бумаги. Как вы на это смотрите, господа?
— Если нужно ехать, едем, — сказал Небольсин.
— Да, вы как представитель штаба командующего линией, опытный кавказский офицер очень пригодитесь для этой поездки, — согласился Клюге. — Вас, прапорщик, — обратился он к Булаковичу, — решено послать тоже, так как имам знает вас, хорошо отнесся, доверяет, и вы, я надеюсь, с удовольствием повидаете вашего, — Клюге улыбнулся, — знаменитого друга.
— Я готов, — коротко ответил Булакович.
— Вы оба, господа, будете в помощь его высокоблагородию господину подполковнику Филимонову, — уже совершенно официальным тоном продолжал Клюге. — Он будет начальником экспедиции. Будьте готовы к отправлению. Завтра, если я не получу до полудня ответа от его превосходительства, вы выедете из Грозной вместе с этими молодцами, — он кивнул в сторону молчавших горцев.
Казаналипов быстро переводил его слова посланцам имама.
— Скажите им, — вставил Клюге, — как они доверились нам и прибыли сюда, зная, что русские не обидят парламентеров, так и мы посылаем с ними трех наших офицеров без конвоя и охраны, веря в их честь и слово.
Оба горца молча наклонили головы, затем один из них что-то сказал.
— Он говорит, их здесь пятеро, если надо, задержите трех-четырех как аманатов…
— Не надо, — перебил его Клюге. — Мы верим имаму и слову его посланцев.
Горцы встали и, приложив ладони к сердцу, поклонились.
— Вот и хорошо, а теперь пусть они будут вашими гостями, Магомет Идрисович, — попросил он Казаналипова, — отдохнут, выспятся, а завтра — в путь.
Переводчик и горцы вышли.
Видя, что они больше не нужны, Небольсин и Булакович встали.
— Да, Александр Николаевич, задержитесь на минутку. К вам есть еще одно дело, не связанное с этим. А вы, прапорщик, и вы, господин подполковник, свободны.
Булакович и Филимонов ушли. Клюге несколько раз переложил с места на место какие-то бумаги, затем, улыбнувшись, сказал:
— Солдат я, не дипломат. Вот что, капитан, я посылаю вас не только как представителя штаба, но и как друга и покровителя разжалованного Булаковича. Послать его надо, одно его появление вызовет у Кази-муллы добрые воспоминания, но… он декабрист, хоть и помилованный, он был в опале и под судом. Будьте неотступно возле него, не давайте ему наедине встречаться с имамом. Дело не в нем, — Клюге вздохнул, — дело в том, что этот Филимонов, хоть и офицер, подполковник и кавалер Святой Анны, связан с жандармами Бенкендорфа.
— Генерал это знает? — удивленно спросил Небольсин.
— Знает, да пока не может освободиться от него. Итак, оберегайте Булаковича. Если вы все время будете с ним, никакой Филимонов ему не страшен.
— А вы думаете, что подполковник будет вредить Булаковичу?
— Не знаю. Может быть, и нет, может быть, он и не помышляет об этом, но, — Клюге поднял палец, — осторожность лучше глупости, а ведь наш Булакович беззащитен. Оберегайте его.
— Благодарю, благодарю вас, — с чувством сказал Небольсин.
— А-а, бросьте. Мы с вами кавказцы ермоловской выучки, Александр Николаевич. И пожалуйста, ни слова об этом Булаковичу.
Небольсин возвратился к себе, где за столом копошился Сеня. Прапорщик молча и выразительно посмотрел на капитана. Небольсин усмехнулся и весело сказал:
— Бутылочку рейнского, Сеня. У нас сегодня праздник.
Когда Сеня разлил вино по бокалам, капитан сказал:
— За здоровье Клюге, славный он человек!
Булакович кивнул и до дна осушил бокал.
Вскоре писарь принес полный текст письма Кази-муллы, адресованного генералу Вельяминову. Поручик Казаналипов, человек, учившийся русскому языку и письменности в Москве, отлично перевел послание имама.
Офицеры дважды внимательно прочли его.
— Помните, Александр Николаевич, я как-то говорил вам, что плохо для горцев, и в особенности для Кази-муллы, закончится эта безумная попытка газавата. Дело идет к концу, финал его не за горами, — печально сказал Булакович.
— Вы думаете?
— Надо знать горцев, их фанатическую непреклонную веру в имама, надо знать и характер этого удивительного человека, чтобы понять причины, заставившие его написать такое письмо.
Они замолчали, продолжая вчитываться в письмо и обдумывая каждую строку и каждое слово Кази-муллы.
День прошел в совместных беседах. Вечером они разошлись.
Было уже около одиннадцати ночи. Небольсин, в домашнем сюртуке с полурасстегнутым воротником, в просторных туфлях сидел за столом, занося для памяти возможные вопросы будущей беседы с имамом.
Заслышав шаги, он поднял голову и увидел Сеню.
— Барыня к вам пожаловала, Александр Николаич.
— Какая барыня? Евдоксия Павловна? — понижая голос, спросил Небольсин.
— Они-с!
В голосе Сени не было обычного для него веселого озорства, с каким он говорил о знакомых дамах капитана.
— Проси, — застегивая сюртук и приглаживая волосы, сказал капитан.
— Вы удивлены, не правда ли? — входя в комнату, начала Евдоксия Павловна. — Столь поздний час, крепость, кругом горы, а в них чеченцы, и вдруг — гостья… Правда, похоже на романтическую сказку? — стягивая перчатки, спросила она.
— Нет, зачем же… Мы на Кавказе привыкли ничему не удивляться… и ваше посещение тоже одно из чудес Кавказа, — целуя ей руку, засмеялся Небольсин.
