– Тим, капитан-лейтенант Сиу устранен.
Я ретранслировал донесения Шону, тот внес пометки в список, потом вернулся к карте флагмана, чтобы высчитать оптимальные проходы резерва к каждой из групп. Лерц с Моном продолжали вести светскую беседу, наполненную какими-то скрытыми намеками и шпильками. Я ни черта в этом не понимал. «Выпьете, милорд Монсор?» – «Не откажусь. Вот только руки…» – «Ах да, простите за эти неудобства… Карл – помогите принцу… Дольку лимона?»
– Бледно-синие – Шону. С собранием порядок. «Чили» получил термостеком в плечо. По-моему, он специально. Зато теперь счастлив. Ждем дальнейших указаний.
– Шон – бледно-синим. «Чили» – в резерв. Остальные – первый кормовой сектор, палуба одиннадцать, отсек шесть. Доложите, когда будете на месте.
– Бледно-синие – Тиму. Вас поняли.
«Как ваша прекрасная сестра, милорд Монсор?» – «О, думаю, с ней все в порядке. Как уже упоминал достопочтенный Яано, мы не успели увидеться. Ваши посланники передали мне ваше приглашение как раз на подходе – я решил не отказывать в визите старому другу. Ки-Саоми поймет». – «Уверен, вы правы. Меня лишь удивило, как быстро моим гонцам удалось вас найти и соблазнить на это рандеву – раньше вы не сдавались так просто». – «Да, но, адмирал, – возраст берет свое. Мы же с вами почти ровесники. Думаю, вы прекрасно меня поймете».
– «Бетховен» – Шону. Ситуация один-четыре. Хватились Ньюффа, Ледовски, Верриша.
– Шон – «Бетховену». Свяжитесь с Андресоном и Малевской – вариант «Кардане».
– Тим… Устранены Гитли и Брецтоф.
– Малевская – Шону. Уточните – «Кардане»?
– Шон – Малевской. Так точно. Выполняйте.
– Резерв – Шону, бледно-синие у нас. «Озимый» вне опасности, но боеспособность низкая.
– Ну и черт бы с ней. Шон – Резерву. Вас понял. Дайте мне полную готовность через минуту – у нас тут один-четыре назрела. Шон – Андерсену. Один-два там не вызревает?
– Андерсен – Шону. Маловероятно. Я слежу – если назреет, играем вариант «Морфей».
– Шон – Андерсену. Не торопись с «Морфеем». Для начала попробуй локальные варианты. Резерв твой.
Лерц отпустил конвой, и теперь они с Моном неторопливо прогуливались по оранжерее, неся какую-то благостную чушь насчет растущих вокруг цветов. Потом затеяли вежливый спор об изяществе амурмортов и простой красоте пионов. Амурморты были любимыми цветами Ки-Саоми, пион вроде как олицетворял бессмертие императора. Спор они закончили перемирием, после чего Лерц вдел Мону в петлицу молодой автолик и пожелал Красному Миру процветания и благополучия…
Что это, черт возьми, должно было означать?
– Нейл, к моему прискорбию, вынужден сообщить вам, что флагман взят. Все ваши сторонники нейтрализованы. Я предлагаю вам сдать оружие и официально подать в отставку, передав полномочия людям, которых я назову…
Я слышал только редкие удары собственного сердца и легкий шорох защищенного канала. Потом Лерц вздохнул.
– Похоже, вы не оставляете мне выбора, принц…
Связь оборвалась. Яано сообщил, что Лерц отключил наблюдение.
> gotoEXTdataflow
– Осторожней, говорят, они кусаются…
– А ты и поверил.
Она бесстрашно подошла и погладила ящера по спинному гребню. Веки зверя начали медленно подниматься – он отходил от транса. Я метнулся вперед, оттаскивая ее подальше. Фэньду-чи оторвал от кристалла брюшную присоску и оглянулся в поисках того, кто отвлек его от трапезы. Мы медленно отступали в чащу. Когда его голова повернулась в нашу сторону, мы замерли. Ящер скользнул по нам равнодушным взглядом мутных вытянутых глаз и снова присосался к своему кристаллу. Я выдохнул и только тогда повернулся к ней. Она, как ни в чем не бывало, протянула мне наполовину высосанный ороку.
– Он так и не укусил – не докажешь.
Я высосал остатки приторного сока из недозрелого плода и, не поворачиваясь, спиной вперед, шагнул к зверю. Ее улыбка стала сползать. Я подмигнул ей и, не глядя, швырнул увесистую шкурку ороку через плечо. Можно было не оборачиваться – по ее лицу было ясно, что я попал прямо по загнутому вверх носу – самой чувствительной части тела этой твари, не считая спрятанных в панцире глаз.
– Бежим.
Я стремглав рванул за ней в чащу. Она почти сразу сбила дыхание – постоянно оборачиваясь, высматривая фэньду-чи и проверяя, не успел ли он сожрать меня. Я еле успевал стереть с лица ухмылку, с трудом удерживаясь, чтобы не засмеяться в голос.
Когда мы миновали нашу поляну и почти добежали до обрыва, я сжалился – догнал ее в два прыжка, схватил за руку, потом подпрыгнул, перехватывая ногами ветку, и забросил это визжащее существо на соседнее дерево.
– Все. Отстал.
Она вцепилась руками в свою ветку и пыталась перевести дыхание. Сложно было сказать, сколько всего она чувствовала одновременно. Злость, бурлящее, радостное возбуждение и что-то еще, что я никак не мог уловить.
– Ты… не… доказал…
Я равнодушно пожал плечами.
– Плохо бегаешь.
Она показала мне язык, спрыгнула вниз и, естественно, понеслась вдоль обрыва. Я погнался за ней. Спрыгивать на землю я посчитал нечестным.
Мне нужно было обогнать ее, пока не кончилась роща – дальше деревья шли все реже, и корзинок, оплетающих стволы, росло все меньше – за голую кору не так удобно цепляться… Я спрыгнул на землю и прислонился к дереву, спокойно дожидаясь, пока она, наконец, меня догонит.
Она заметила меня издалека, но так и не остановилась, а разогналась еще сильнее. Подпрыгнула она хорошо и ударила вполне пристойно, но перехватить ее все равно успели бы сотню раз. Такими ударами только парализованных атаковать. Конечно же, уворачиваться я не стал – дал свалить себя на землю и даже помолотить кулачками в грудь. Только потом стряхнул ее с себя и сел рядом.
Как ни странно, она была довольна. Я был уверен, что она расстроится и придется снова обещать ей ночную вылазку на Преддверие или задаривать веерами. Но она улыбалась. В который раз я проваливался, пытаясь предугадать ее реакцию, – что поделать, это никогда не было моей сильной стороной, и предмет я сдавал с трудом. В конце концов, можно было испытывать силы на ком-нибудь попроще – с ней ведь никогда не угадаешь, что она подумает и как ответит.
– Два веера.
– Один.
– Красный, кайма бледно-розовая, сплетешь ичио с… рамисару – свежими, чтоб цвели. Кисточку у основания. И не надо опять Ци рисовать – просто узор. Или лучше напиши мне послание.
Я взвыл – вееров я наплел загодя, это не страшно. Вплести свежие стебли тоже не проблема, а вот послание… Ведь знает же, что я ненавижу их сочинять – вообще каллиграфию не переношу. На планшетке – пожалуйста, а пером иероглифы выписывать – увольте.
– И чтобы страстное, полное чувств.
Я был уже настолько полон чувств, что думал, не удержусь – выражу…
– Найдут.
– И что?
– Позор.
– Ха.
Я опустился на колени, наклонил голову, закрыл глаза. Привычная поза успокаивала и отгоняла лишние эмоции.
– Не смей.
Ее поза отрешения раздражала, о чем я прекрасно знал. Вдобавок, склоненная голова позволяла ухмыляться сколько влезет – она не заметит.
– В стихах.
Отрешения не вышло – я взорвался.
– Что?
– Послание – в стихах. Черными иероглифами в раннем стиле мастера Сэйку. Танку.
– Хокку.
– Танку.
Я уже даже не знал, что проще выбрать. Пусть будет танка. Она довольно улыбнулась и дотронулась до своей растрепанной белой гривы.
– Помни, схитрить не выйдет.
Мои надежды стащить какой-нибудь классический стих испарились – совсем забыл, что недавно она закачала себе в голову всю библиотеку двора. Только сказки оставила – сказала, что их прочтет сама, вот только там стихи искать бесполезно… Но не самому же их писать, в конце концов.
– Это нечестно.
Она изобразила сочувствие.
– Надо было доказать, что фэньду-чи кусаются!
Я вздохнул и почел за благо встать.
– Вряд ли бы у меня это получилось при всех стараниях… У них ведь нет рта.
Когда ее глаза распахиваются – широко-широко, – они кажутся более безграничными, чем небо. Правда, они синие, а не красные, но, говорят, на некоторых планетах небо и впрямь синее… Хотя, может, это такая же правда, как кусающиеся фэньду-чи.
– Подонок!
А про безграничное небо – это у меня хорошо вышло. Может, и получится танка…
– Презренный выкормыш атэпаи-но, ты обманом заставил меня пережить страх и… и пробежать тысячу ли без отдыха…
– И сна…
– Да как смеешь ты смеяться над своей Властительницей?
– И атэпаи-но яйцекладущие. Они не выкармливают…
– Ты…
– И тысячу ли – это ты приврала…
– Покайся, пока не поздно!
Я рухнул на колени и начал отбивать поклоны, медленно подползая к ней. Потом я принялся целовать ее босые ноги – впрочем, уже без всякого кривляния.
– А коронация твоя через 85 лет.
