Я вышел, сопровождаемый Бобиком, там поднялся в седло арбогастра. Серый конь посмотрел на меня и призывно заржал.
— У тебя будет другой хозяин, — объяснил я. — Зайчик, поехали.
Конрад Синезубый, судя по всему, из недавних грешников, почтение к церкви все-таки осталось, иначе бы попросту въехал туда прямо на коне, как могу я, которому эти места культа кажутся… несколько устаревшими.
Едва выехали из села на пробитую и укатанную санями дорогу, Бобик подпрыгнул на всех четырех, привлекая внимание, а когда мы с конем уставились на него в недоумении, он взвизгнул и стрелой ринулся через кустарник, с его ломтями снега на ветках, похожих на диковинные цветы.
Я сказал со вздохом:
— Похоже, этот энтузиаст не даст нам сегодня пообедать вовремя.
Арбогастр иронически фыркнул, но я уловил и легкий упрек за ушастого друга. Все-таки в последнее время нашим песиком я не то чтобы пренебрегал, но так редко брал с собой, что сейчас он, понятно, не находит себе места от радости.
Бобик несся бодрым галопом не больше четверти часа, иногда вскидывал морду и ловил растопыривающимися ноздрями морозный воздух, я тут же опускал взгляд на рукоять меча; Адский Рубин сверкает мрачно и угрожающе, по нему словно бы передвигаются грани, такая оптическая иллюзия, но самый длинный лучик указывает в ту же сторону, куда мчится моя веселая, хотя сейчас не такая уж и веселая, собачка.
Арбогастр ржанул, мое сердце тревожно застучало: из-за леса поднимается густой черный дым.
— Это не костер, — сказал я вслух. — Бобик… рядом!
Ветер засвистел в ушах, лесок мы обогнули на такой скорости, что я едва не задевал сапогом в стремени слежавшийся снег на дороге.
Деревья сдвинулись, мы увидели деревню из десятка домов, два горят жарким пламенем, люди суетятся с криками, одни пытаются тушить, другие поливают водой из колодца крышу третьего дома, куда летят искры.
Я остановил коня на полном скаку, арбогастр уперся копытами и со скрежетом пропахал не только снег, но и промерзшую землю.
— Что случилось? — крикнул я.
На меня и Бобика оглядывались со страхом, но воду из колодца таскать продолжали, а несколько голосов прокричало:
— Воин явился!..
— Невиданной силы!
— Троих зарубил, дома поджег…
— Сейчас вон в том доме дочь Джона Мельника насилует!
Я молча пустил арбогастра к указанному дому, народ смотрел мне вслед с надеждой, а я покинул седло с мечом в руке и взбежал на крыльцо. Бобик бросился за мной, но я цыкнул и взглядом велел вернуться к арбогастру.
Дверь оказалась запертой, я крикнул взбешенно:
— Эй ты, мразь! Выйди и умри, как мужчина!
Изнутри донесся жалобный женский крик, я приготовился выбить дверь, однако она вдруг распахнулась с такой силой, что меня сбило с ног, а тяжелое тело обрушилось сверху с такой мощью, что меня протащило по всем ступенькам.
Ударился о землю я так, что ребра захрустели, как сахар на крепких зубах. Нападавший, крупный грузный мужчина, дыхнул в лицо винным перегаром, прижал меня к промерзлой земле, выхватил нож и замахнулся над моим лицом.
Я перехватил его за кисть чисто инстинктивно, некоторое время боролись за нож, напрягая все мышцы. Он сопел, все сильнее дышал винными парами, сверлил меня ненавидящим взглядом.
— Может, — прошипел я, — сразу сдашься?
Он ответил хриплым надсадным голосом:
— Ты кто?
— Тот, — ответил я так же сдавленно, — кто убьет… тебя…
— Я тебя отправлю, — просипел он, — туда… куда отправил… многих…
Я не ответил, он тоже задержал дыхание и напрягся. Одновременно оттолкнулись друг от друга, он отшвырнул нож и вытащил из ножен меч странной формы, грубой и слишком примитивной.
Некоторое время мы мерили друг друга взглядами, затем он сказал люто:
— Твои доспехи лучше, а меч твой просто чудо… Но сильнее все-таки я. И оружием владею лучше.
— Еще бы, — побормотал я, но смолчал насчет сотен лет, которые он мог копить силу и умение. — Хотя проверим…
Он с ревом бросился на меня, размахивая мечом. Удары все простые, никакой техники, но его сила в аду в самом деле возросла настолько, что меня отшвыривало, как соломенный мешок.
Я тщетно старался парировать, однажды ожгло бок, второй раз лезвие его меча с такой силой задело бедро, что стальной щиток прогнулся, я ощутил острую боль, а из щелей потекла алая кровь.
Он захохотал.
— Ты крепок, но никто не устоит против меня!.. И все эти жалкие людишки увидят, как ты, их защитник, умрешь…
— Не спеши, — прохрипел я.
Парировать удары глупо, он пробивает любую мою защиту грубой мощью, я отпрыгнул от свистящего лезвия меча, рывком ушел в другую сторону, избегая следующего удара.
Мои руки, как будто действуют сами по себе, заученно нанесли колющий удар. Стальное острие попало ему точно под стальной панцирь, пробило кольчугу и вошло на ладонь в живот.
Он дернулся, застыл, глаза широко раскрылись.
— Что?..
— Догадайся, — ответил я, — с трех раз… если успеешь, ты же тугодум.
— Но я, — прошептал он, — неуязвим…
— Тебя обманули, — заверил я.
Из раны, огибая стальной клинок, пошел черный дым. Я торопливо потащил на себя рукоять, лезвие меча выползло наружу целиком, дым повалил гуще.
Он пал на колени, я услышал его шепот:
— Везде обман…
— А ты не знал? — спросил я. — Здесь еще тот ад.
Он рухнул лицом вниз, тело странно сплющилось и опало. Черный дым на мгновение стал гуще, а затем без всякого ветра развеялся так, словно ничего здесь и не было, лишь остался быстро исчезающий запах серы.
Я осмотрел меч, на нем ни капли крови. Сердце тревожно стучит. Почему это я не ощутил даже момента нападения? Такое впервые, обычно чутье успевает предупредить, даже если враг за десяток шагов в кустах и лишь ловит меня в прицел арбалета.
Но, видимо, это не относится к мертвым.
Глава 9
Крестьяне благодарили со слезами на глазах, я напомнил, что нужно и самим защищаться, это же точно не власть, а нарушающий законы разбойник. Про то, что такого нельзя убить простым оружием, благоразумно промолчал, второй раз из ада вряд ли кто-то сбежит, Вельзевул там сейчас рвет и мечет, а от простых здесь могут защититься и сами, их всегда больше.
Бобик в нетерпении убегал вперед, останавливался, подпрыгивал на всех четырех. Арбогастр идет красиво и ровно вскачь, слева в небе красиво и торжественно поднимаются темные горы с белыми вершинами вечных снегов, девственно чистых, словно остались такими же с первого дня творения. Небо за ними скромно уступает в величии, лишь подчеркивая дикую красоту мест, где еще не ступала нога человека.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
