— Джорджіана, — заговорилъ вполголоса мистеръ Ламль, улыбаясь до ушей и сіяя, какъ арлекинъ, — вы сегодня не въ своей тарелкѣ. Отчего вы не въ своей тарелкѣ, миссъ?
Джорджіана пролепетала, что она совершенно такая же, какъ всегда, и не замѣчаетъ въ себѣ никакой перемѣны.
— Не замѣчаете въ себѣ перемѣны? — подхватила мистрисъ Ламль. — Не лукавьте, моя дорогая! Вы всегда были съ нами такъ просты, такъ непринужденны. Вы были нашей отрадой среди бездушной толпы, олицетворенною юностью и весельемъ.
Миссъ Подснапъ взглянула на дверь, какъ будто въ душѣ ея зарождалась смутная мысль, не спастись ли ей бѣгствомъ отъ комплиментовъ.
— Позвольте, я предложу этотъ вопросъ на судъ моего друга Фледжби, — сказалъ, немного возвышая голосъ, мистеръ Ламль.
— Ахъ, нѣтъ! — слабо вскрикнула миссъ Подснапъ. Но тутъ дѣло «выручки» приняла на себя мистрисъ Ламль:
— Извините меня, другъ мой Альфредъ, но я еще не могу уступить мистера Фледжби; вамъ придется немного подождать. Мы съ мистеромъ Фледжби заняты конфиденціальной бесѣдой.
Должно быть, Фледжби велъ эту бесѣду необыкновенно искусно, — по крайней мѣрѣ, никто не слыхалъ, чтобъ онъ произнесъ хоть одно слово.
— Что?! Конфиденціальная бесѣда, Софронія? Какая бесѣда? О чемъ? Фледжби, я ревную. О чемъ у васъ бесѣда, — говорите сейчасъ!
— Сказать ему, мистеръ Фледжби? — спросила мистрисъ Ламль.
Принявъ такой видъ, какъ будто онъ что-то знаетъ, Обаятельный отвѣтилъ:
— Пожалуй, скажите.
— Мы говорили, — если вамъ ужъ непремѣнно нужно это знать, — мы говорили о томъ, въ обыкновенномъ ли расположеніи духа находится сегодня мистеръ Фледжби.
— Ахъ, Софронія, да вѣдь объ этомъ самомъ я спрашивалъ Джорджіану про нее… Что же говоритъ Фледжби?
— Неужто вы воображаете, сэръ, что я стану вамъ разсказывать, когда вы сами ничего не разсказываете?… Что говорила вамъ Джорджіана?
— Джорджіана говорила, что она сегодня совершенно такая же, какъ всегда, а я говорилъ — нѣтъ.
— Точь-въ-точь то же самое я говорила мистеру Фледжби! — воскликнула мистрисъ Ламль.
Однако дѣло не подвигалось впередъ. Они ни за что не хотѣли взглянуть другъ на друга, не хотѣли даже тогда, когда блестящій хозяинъ предложилъ выпить вчетверомъ блестящую рюмку вина. Джорджіана посмотрѣла на свою рюмку, на мистера Ламля, на мистрисъ Ламль, но не смѣла, не умѣла, не могла, не хотѣла взглянуть на мистера Фледжби. Обаятельный посмотрѣлъ на свою рюмку, на мистрисъ Ламль, на мистера Ламля, но не смѣлъ, не умѣлъ, не могъ, не хотѣлъ взглянуть на Джорджіану.
Дальнѣйшая помощь оказалась безусловно необходимой. Амуръ долженъ быть доведенъ до цѣли. Антрепренеръ назначили ему роль, напечаталъ его имя въ афишѣ, и онъ долженъ сыграть эту роль.
— Другъ мой Софронія, — снова заговорилъ мистеръ Ламль, — мнѣ не нравится цвѣтъ вашего платья.
— А по моему онъ очень хорошъ, — возразила мистрисъ Ламль. — Я сошлюсь на вкусъ мистера Фледжби.
— А я — на вкусъ Джорджіаны, — сказалъ мистеръ Ламль.
— Джорджи, душечка, надѣюсь, вы не перейдете въ оппозицію, — шепнула мистрисъ Ламль своей дорогой Джорджіанѣ. — Ну, мистеръ Фледжби, говорите: хорошъ по вашему этотъ цвѣтъ?
Обаятельный желалъ знать, не розовымъ ли онъ называется?
— Да, — сказала мистрисъ Ламль.
Ахъ да, онъ это, кажется, зналъ: цвѣтъ платья дѣйствительно розовый. Въ такомъ случаѣ… въ такомъ случаѣ Обаятельный полагалъ, что розовый цвѣтъ значитъ цвѣтъ розъ (въ этомъ мистеръ и мистрисъ Ламль горячо его поддержали). Обаятельный слыхалъ также, что выраженіе «царица цвѣтовъ», примѣняется къ розѣ. На основаніи этого можно было, вѣроятно, сказать, что и это платье — царственное платье. («Очень удачно, Фледжби!» — со стороны мистера Ламля.) Но тѣмъ не менѣе Обаятельный былъ того мнѣнія, что у всякаго свой вкусъ, или по крайней мѣрѣ у большинства, и что онъ… что онъ… и… и… и… Дальнѣйшая часть его мнѣнія заключалась въ нѣсколькихъ «и», за которыми ничего не послѣдовало.
— О, мистеръ Фледжби! Измѣнить мнѣ такъ предательски! — воскликнула мистрисъ Ламль. — Такъ вѣроломно измѣнить моему обиженному розовому платью и объявить себя за голубое!
— Побѣда, побѣда! — подхватилъ мистеръ Ламль. — Ваше платье осуждено, моя милая.
— Но мы еще посмотримъ, что намъ скажетъ Джорджи, — проговорила мистрисъ Ламль, протягивая руку помощи своей юной подругѣ. — Ну-съ, что она скажетъ?
— Она говоритъ, — сейчасъ же подхватилъ мистеръ Ламль, помогая союзнику, — что въ ея глазахъ вы хороши во всякомъ цвѣтѣ, Софронія, и что если бъ она знала, что ее приведутъ въ смущеніе такимъ тонкимъ комплиментомъ, она надѣла бы платье какого-нибудь другого цвѣта, только не голубое. А я скажу ей въ отвѣтъ, что это не спасло бы ее, потому что въ какой бы цвѣтъ она ни одѣлась, цвѣтъ этотъ будетъ цвѣтомъ Фледжби… Ну, а теперь — что говоритъ вашъ Фледжби?
— Онъ говоритъ, — отвѣчала съ готовностью мистрисъ Ламль, похлопывая по рукѣ своей душечки такъ, будто это дѣлала не она, а Фледжби, — онъ говоритъ, что это былъ совсѣмъ не комплиментъ, а естественный порывъ, отъ котораго онъ не могъ удержаться. И разумѣется, — прибавила она съ особеннымъ выраженіемъ, какъ будто говорила за Фледжби, — чѣмъ же онъ виноватъ? Чѣмъ онъ виноватъ?
Но даже и теперь они не рѣшались взглянуть другъ на друга. Почти что скрежеща своими блестящими зубами, запонками, глазами и пуговицами, мистеръ Ламль проклиналъ въ душѣ ихъ обоихъ и испытывалъ сильное желаніе стукнуть ихъ головами.
— Знаете вы оперу, которую даютъ сегодня, Фледжби? — спросилъ онъ отрывисто, какъ будто затѣмъ, чтобы съ языка у него не сорвалось: «Чортъ бы васъ побралъ!»
— Не очень хорошо, — отвѣчалъ Фледжби. — По правдѣ вамъ сказать, я не знаю изъ нея ни одной ноты.
— А вы, Джорджи? — спросила мистрисъ Ламль.
— Я тоже, — чуть слышно отвѣтила Джорджіана.
— 'Такъ значитъ ни одинъ изъ васъ не знаетъ этой оперы? Ахъ, какъ это хорошо!
Тутъ даже самъ трусливый Фледжби почувствовалъ, что наступило время нанести ударъ, и онъ нанесъ ударъ, сказавъ, частью въ сторону мистрисъ Ламль, частью въ окружающій воздухъ:
— Я считаю себя очень счастливымъ, что мнѣ предоставлено…
Такъ какъ онъ тутъ же замолкъ, то мистеръ Ламль, собравъ свои инбирныя бакенбарды кустомъ и мрачно выглядывая изъ него, подсказалъ ему искомое слово: — Провидѣніемъ.
— Нѣтъ, я не то хотѣлъ сказать, — возразилъ Фледжби. — Я хотѣлъ сказать — судьбою. Я считаю себя очень счастливымъ, что судьба начертала въ книгѣ… въ книгѣ, которая… которая составляетъ ея собственность, что я долженъ впервые отправиться въ эту оперу при столь достопамятныхъ обстоятельствахъ, какъ… какъ общество миссъ Подснапъ.
На это Джорджіана отвѣтила, сцѣпивъ мизинчики обѣихъ своихъ рукъ и обращаясь къ скатерти:
— Благодарю васъ, но я вообще ни съ кѣмъ не бываю въ театрѣ, кромѣ Софроніи, и очень этому рада.
Поневолѣ удовольствовавшись на время этимъ скромнымъ успѣхомъ, мистеръ Ламль выпустилъ миссъ Подснапъ изъ столовой такъ, какъ будто отворилъ передъ ней дверцы клѣтки. За ней послѣдовала и мистрисъ Ламль. Когда, вслѣдъ затѣмъ, наверху подали кофе, мистеръ Ламль караулилъ, пока миссъ Подснапъ не кончила пить, и потомъ указалъ пальцемъ мистеру Фледжби (какъ будто этотъ молодой джентльменъ былъ лягавой собакой), чтобъ онъ подошелъ принять отъ нея чашку. Фледжби совершилъ этотъ подвигъ не только успѣшно, но даже съ оригинальнымъ добавленіемъ отъ себя, состоявшимъ въ обращенномъ къ миссъ Подснапъ глубокомысленномъ замѣчаніи на ту тему, что зеленый чай считается вреднымъ для нервовъ. Но миссъ Подснаггь совершенно неумышленно заставила его мгновенно ретироваться, спросивъ:
— Неужели? Какъ же онъ дѣйствуетъ?
Этого мистеръ Фледжби уже никакъ не могъ объяснить.
Когда доложили, что карета готова, мистрисъ Ламль сказала:
— Обо мнѣ не заботьтесь, мистеръ Фледжби: мое платье и мантилья заняли обѣ мои руки. Возьмите миссъ Подснапъ.
И Фледжби повелъ миссъ Подснапъ. За ними пошла мистрисъ Ламль, а мистеръ Ламль шелъ въ хвостѣ, свирѣпо слѣдуя за своимъ маленькимъ стадомъ, точно погонщикъ.
Но зато въ театрѣ онъ былъ весь блескъ и сіянье. Сидя въ ложѣ, они съ супругой завели разговоръ между Фледжби и Джорджіаной слѣдующимъ замысловатымъ и ловкимъ манеромъ. Сидѣли они въ такомъ порядкѣ: мистрисъ Ламль, обаятельный Фледжби, Джорджіана и мистеръ Ламль. Мистрисъ Ламль задавала мистеру Фледжби руководящіе вопросы, требовавшіе лишь односложныхъ отвѣтовъ. Мистеръ Ламль дѣлалъ то же по отношенію къ Джорджіанѣ. Затѣмъ мистрисъ Ламль наклонялась впередъ и заговаривала съ мистеромъ Ламлемъ:
— Альфредъ, мой другъ, мистеръ Фледжби по поводу послѣдней сцены находитъ — вполнѣ справедливо, — что истинное постоянство не нуждается въ такихъ приманкахъ, о какихъ идетъ рѣчь въ этой сценѣ.
