По мнению Эмили, никто из сестер Джастина даже не подозревал, что кухню сравнительно недавно перевели из подвала. Казалось, женская половина семьи, за исключением матушки, наотрез отказывалась выйти из детского возраста и не знала, чем себя занять. Эмили считала, что Джастин просто обязан выгнать сестер из дома вместе с их никчемными мужьями и заставить жить отдельно. Только в этом случае у них появятся свои семьи и, даст бог, дети.
В кухне царил жуткий беспорядок, поварихи и горничные метались от печей к столикам; фартуки и передники в муке, щеки раскраснелись от духоты и жаркой работы, чепцы сбились набекрень, и из-под них торчат мокрые от пота волосы. Старшая повариха Грейси нависла над эмалированной кастрюлей и что-то помешивает, бормоча под нос, как старая ведьма из шекспировской пьесы. Беззубым ртом и крючковатым носом Грейси походила на один из персонажей «Макбета».
Когда Эмили попыталась незаметно проскользнуть мимо ящика с углем, Грейси повела носом и крикнула:
— Эй, Сэлли, посмотри, что с булочками. По-моему, уже подгорают.
Завидев Эмили, Грейси одарила ее благосклонной улыбкой, обнажив розовые десны.
— Эй, Сэлли, можешь не затруднять себя. Теперь понятно, откуда запах. У нас в гостях мисс Эмили с палеными волосами. От нее и пахнет. Как поживаете, дорогая? Хотели стянуть печенье с изюмом?
— Нет, Грейси, не сегодня. Просто шла мимо и подумала: «Зайду-ка я в гости, погреюсь».
Действительно, в огромном старом здании повсюду гуляли сквозняки, и было довольно холодно. А когда Эмили видела холодок в глазах Джастина, она и вовсе леденела.
В другом конце кухни молодая повариха залилась вдруг слезами, и Грейси поспешила ей на помощь, а Эмили принялась бродить среди печей и заглядывать под крышки кастрюль. Потом оказалась у разделочного столика и замерла.
— Мы их готовим в самый последний момент и подаем с пылу с жару, как любит герцогиня, — пояснила пробегавшая мимо кухарка с подносом горячих булочек.
Эмили присела на корточки и положила подбородок на скрещенные руки, чтобы лучше рассмотреть живых омаров, шевеливших длиннющими усиками в стеклянной банке с водой. Передние клешни были перевязаны крепким шпагатом, и Эмили стало невыносимо жалко морских раков. Они казались пленниками, угодившими в западню, и чем-то напоминали одну знакомую девушку, у которой руки сплетены кружевами, а ноги опутаны кринолином.
Склонив голову набок, Эмили задумалась: «Интересно, они тоже мечтают о морских просторах, как я? Вспоминают ли шум прибоя? Знаком ли им солоноватый вкус морского воздуха?»
Как бы то ни было, омарам еще повезло. Им не снится по ночам темноволосый красавец в потертых брюках, превратившийся в холодного джентльмена, затянутого в строгий костюм. В памяти морских тварей не возникают картинки из прежней беззаботной жизни, когда можно было видеть смеющегося Джастина.
Эмили опустила руку в банку и погладила омара, сама удивившись соленому привкусу слез на губах.
— Ах вот ты где! — пронзительный голос Лили плеткой стегнул по спине. — Знаешь, я просматривала журнал мод и нашла там изумительную новую прическу. Она просто для тебя создана. Остается выяснить, не ссудит ли нам Грейси яичный белок, чтобы скрепить и уложить волосы.
Эмили содрогнулась и уронила голову. Казалось, выпученные глаза омаров наблюдали за происходящим с большим сочувствием.
— Никуда не пойду, у меня нет аппетита, — твердила Эмили, вцепившись в косяк дубовой двери.
— Нет, пойдешь, обязательно пойдешь, — убеждала ее Лили, она оторвала руки девушки и протащила ее еще футов десять. — Неужели ты хочешь обидеть матушку? Она сказала, что ты должна там быть непременно. Матушка надеется, что, когда ты познакомишься с гостями, у тебя, возможно, появятся друзья среди твоих сверстниц.
— Терпеть не могу девиц с птичьими гнездами на головах.
— Не говори глупостей. Если ты имеешь в виду свою прическу, то можешь поверить мне на слово, что произведешь потрясающее впечатление.
Эмили увидела свое отражение в окне и похолодела. После знакомства с утюгом непослушные кудри были зачесаны вверх и скреплены жуткой смесью яичного белка и крахмала, они стояли колом и напоминали жертвенный костер. Над головой в эту минуту оказался газовый светильник, и девушка поспешно отпрянула в сторону, опасаясь, что прическа может вспыхнуть в любую секунду.
Эмили уперлась каблуками в ковер, но сила была на стороне Лили. На вид тщедушная и хрупкая, эта женщина обладала упорством и настойчивостью, которые полностью компенсировали ее физические недостатки.
— Пожалуйста, не сопротивляйся, — уговаривала Лили. — Нам надо поспешить. Если опоздаем, матушка рассердится.
Когда они вошли, в столовой воцарилась тишина. Лица гостей слились в одно, но чувствовалось, что все они уставились на прическу Эмили. Девушке отчаянно захотелось спрятаться под ковер, она выдернула руку, за которую крепко держала ее Лили, и осмотрелась.
Во главе стола восседал Джастин, красивый и представительный в своем черном фраке. На фоне белоснежной сорочки и галстука отливала бронзой кожа, еще не утратившая новозеландского загара. Герцог бросил на вошедших быстрый взгляд, и Эмили поспешно отвела глаза, в которых без труда можно было прочитать голод, который не имел прямого отношения к аппетитному аромату, исходившему от блюд на столе.
Тишину нарушил серебристый смех, воскресивший в памяти годы бедствий и одиночества. Эмили вздрогнула, вскинула голову и в первую секунду не поверила собственным глазам. По правую руку от Джастина сидела блондинка, в прошлом любимица мисс Винтерс и кость в горле Эмили, не кто иной, как Сесилия дю Пардю. Рядом с темноволосым мужчиной блондинка выглядела прекрасно, их можно было бы назвать отличной парой, просто созданными друг для друга.
22
«Скоро, очень скоро наступит день, когда твое сердце будет принадлежать не отцу, а совсем другому человеку...»
Эмили проследовала к своему месту за столом под изучающими взглядами Гарви и Герберта, а Гарольд уткнулся носом в тарелку с супом, азартно работал ложкой и просто не заметил девушку. Усаживаясь на стул, Эмили стрельнула глазами в сторону Сесилии. В пене серого с серебром шелкового платья, усыпанного крохотными голубыми розочками, она выглядела холодной элегантной статуэткой из дрезденского фарфора. Высокий шиньон словно из белого мрамора слегка оттягивал назад точеную головку, лицо сердечком окаймляли светлые пряди.
Поправив жесткие кружева на лифе, Эмили подумала: «Интересно, кто-нибудь заметит, если я возьму нож и отрежу эту дрянь к чертовой матери?» На фоне подчеркнутой элегантности и светских манер Сесилии ее бывшая соперница походила на девчонку-переростка, не знающую, куда девать руки за столом. При виде того, как Сесилия многозначительно пожимает тонкими холеными пальцами руку Джастина, Эмили непроизвольно сжала ручку ложки из слоновой кости.
