— Они несутся как на крыльях ветра, — поспешил успокоить мажордом. — Нам нечего их опасаться.
— Вперед! — воскликнул дон Санчо.
— Да, да, вперед, — прошептала донна Клара.
Они выехали из чащи, служившей им таким надежным укрытием, на равнину. Небо прояснилось, и хотя солнце было еще за горизонтом, однако природа уже отходила от своего ночного сна: птицы просыпались под листьями, их тихое щебетание было как бы прелюдией к утреннему пению, мрачные силуэты диких зверей виднелись в высокой траве, влажной от росы, хищные птицы распускали свои могучие крылья, как будто хотели полететь к солнцу и приветствовать его восхождение; словом, это была уже не ночь, но еще и не день.
— Э! Что я вижу там, на вершине горы! — сказал вдруг дон Санчо.
— Где? — спросил Бирбомоно.
— Там, прямо.
Мажордом приложил руку к глазам и внимательно пригляделся.
— Ей-Богу! — вскричал он через минуту. — Это человек.
— Человек?
— Совершенно верно, ваше сиятельство, и насколько я могу разглядеть, это кариб.
— Черт побери! Что же он делает на этом пригорке?
— Об этом мы легко узнаем через минуту, если только он не улизнет от нас.
— Поедем же к нему скорее, ради Бога!
— Брат мой, — возразила донна Клара, — к чему нам замедлять наш путь, ведь мы так торопимся!
— Это правда, — сказал молодой человек.
— Успокойтесь, сеньора, — произнес мажордом, — этот пригорок лежит на нашем пути, нам непременно надо проехать мимо.
Донна Клара молча опустила голову, и все поехали дальше. Они скоро доехали до пригорка, на который взобрались галопом. Кариб не двигался с места, но всадники, пораженные, остановились, когда увидели, что он не один. Индеец, встав на колени, по-видимому оказывал помощь человеку, распростертому на земле и начинавшему приходить в себя.
— Фрей Арсенио! — вскричала донна Клара, увидев этого человека. — Боже мой, он умер!
— Нет, — лаконично ответил индеец, обернувшись к ней, — но его пытали.
— Пытали?! — вскричали беглецы.
— Взгляните на его руки, — продолжал кариб. Испанцы вскрикнули от ужаса и сострадания при виде окровавленных и распухших пальцев бедного монаха.
— О, это ужасно! — прошептали они с горестью.
— Злодей! — воскликнул дон Санчо. — Это ты истерзал его.
Кариб пренебрежительно пожал плечами.
— Бледнолицый помешался, — сказал он. — Мои братья не мучают отцов молитвы, они уважают их. Это такие же белые, как и сам он, так страшно его пытали.
— Объяснитесь, ради Бога! — произнесла донна Клара. — Каким образом этот достойный монах находится здесь в таком жалком положении?
— Лучше пусть он сам объяснит, когда придет в чувство. Прыгун знает не много, — отвечал кариб.
— Это правда, — сказала донна Клара, слезая с лошади и становясь на колени возле раненого. — Бедняжка, какие страшные страдания он должен был претерпеть!
— Итак, вы ничего не можете нам сказать? — спросил дон Санчо.
— Почти ничего, — ответил кариб. — Вот все, что мне известно.
Он рассказал, каким образом монах был поручен ему, как он служил ему проводником до тех пор, пока они не столкнулись с белыми и пока монах не отпустил его, чтобы присоединиться к ним.
— Но, — прибавил кариб, — не знаю почему, тайное предчувствие не давало мне удалиться; вместо того, чтобы уйти, я спрятался в кустах и оттуда смотрел, как его подвергли пытке, заставляя открыть тайну, о которой он молчал. Наконец, ничего не добившись, они махнули на него рукой, бросили полумертвого, тогда я кинулся к нему на помощь, — вот все, что я знаю… Я — вождь, язык у меня не раздвоен, ложь никогда не оскверняла губ Прыгуна.
— Прости мне, вождь, неприятные слова, которые я произнес в первую минуту. Я был ослеплен гневом и горестью, — сказал дон Санчо, протягивая руку карибу.
— Бледнолицый молод, — улыбаясь, ответил кариб, — язык его действует быстрее разума.
Он взял руку, так чистосердечно протянутую ему, и дружелюбно пожал.
— Ого! — сказал мажордом, качая головой и наклоняясь к уху дона Санчо. — Или я очень ошибаюсь, или тут замешан дон Стенио.
— Это невозможно! — с ужасом сказал дон Санчо.
— Вы не знаете вашего зятя, ваше сиятельство, это натура слабая, а все слабые натуры злы; поверьте мне, я знаю наверняка то, что вам говорю.
— Нет! Нет! Это было бы слишком ужасно.
— Боже мой! — воскликнула донна Клара. — Мы не можем оставаться здесь дольше, однако мне не хотелось бы бросить таким образом этого бедного человека.
— Возьмем его с собой, — с живостью сказал дон Санчо.;
— Но позволят ли его раны перенести утомительный и длинный переезд?
— Мы почти приехали, — сказал мажордом. Обернувшись к карибу, он прибавил: — Мы едем к букану двух буканьеров, которые со вчерашнего дня охотятся в лесу.
— Хорошо, — сказал кариб, — я провожу бледнолицых по узкой тропинке. Они придут раньше, чем поднимется солнце.
Донна Клара села на лошадь, монаха осторожно положили перед мажордомом, и маленький отряд вновь пустился шагом в путь, предводительствуемый карибом. Бедный фрей Арсенио не подавал других признаков жизни, кроме глубоких вздохов, время от времени приподнимавших его грудь, и горестных стонов. Через три четверти часа езды они добрались до букана. Он был пуст, но не брошен, как показывали бычьи шкуры, еще разложенные на земле, и копченое мясо, висевшее на вилах. Вероятно, авантюристы были на охоте. Путешественников раздосадовала эта неудача, но Прыгун вывел их из затруднения.
— Пусть бледнолицые не тревожатся, — сказал он, — вождь предупредит своих белых друзей, а в их отсутствие бледнолицые могут брать все, что найдут здесь.
Подавая пример, кариб приготовил постель из сухих листьев, которую накрыл шкурами, а на них с помощью мажордома осторожно положил раненого, потом развел большой огонь и, в последний раз повторив беглецам, что им нечего бояться, удалился, скользя, как змея, в высокой траве.
Мажордом, достаточно хорошо знавший нравы авантюристов, с которыми иногда общался, правда всегда соблюдая крайнюю осторожность, потому что, несмотря на то что он хвастался своей храбростью, они внушали ему суеверный страх, успокоил своих хозяев, уверив их, что законы гостеприимства свято чтутся буканьерами и что если бы они даже были самыми ожесточенными их врагами, а не гостями — ведь они приехали по их официальному приглашению, — то и тогда им нечего было бы опасаться с их стороны.
Благодаря неустанным заботам донны Клары бедный монах скоро пришел в себя. Сначала он был очень слаб, но мало-помалу собрался с силами настолько, чтобы рассказать донне Кларе, что с ним случилось после их разлуки. Рассказ этот, конец которого во всех подробностях совпадал с рассказом кариба, привел донну Клару в оцепенение, которое скоро перешло в испуг, когда она подумала о страшной опасности, грозящей ей. В самом деле, какой помощи могла она ожидать? Кто осмелится защитить ее от мужа, высокое положение и всемогущая власть которого сведут на нет все ее усилия избавиться от его мщения?
