Но ввиду того, что свита г-на де Майена не вызывала никаких опасений, второй группе разрешено было возвратиться в казарму.
Господина де Майена ввели к королю: он явился с самым почтительным визитом и был принят королем с подчеркнутой любезностью.
– Итак, кузен, – спросил король, – вы решили посетить Париж?
– Так точно, сир, – ответил Майен, – я счел своим долгом от имени братьев и моего собственного напомнить вашему величеству, что у вас нет слуг более преданных, чем мы.
– Ну, ей же богу, – сказал Генрих, – все это так хорошо знают, что, если бы не удовольствие, которое доставил мне ваш приезд, вы могли и не затруднять себя этим небольшим путешествием. Уж наверно имеется и какая-нибудь иная причина!
– Сир, я опасался, что ваша благосклонность к дому Гизов могла уменьшиться вследствие странных слухов, которые с некоторых пор распускаются нашими врагами.
– Каких таких слухов? – спросил король с тем добродушием, которое делало его столь опасным даже для самых близких людей.
– Как? – спросил несколько озадаченный Майен. – Ваше величество не слышали о нас ничего неблагоприятного?
– Милый кузен, – ответил король, – знайте раз навсегда, я не потерпел бы, чтобы здесь плохо отзывались о господах де Гиз. А так как окружающие меня знают это лучше, чем, видимо, знаете вы, никто не говорит о них ничего дурного, герцог.
– В таком случае, сир, – сказал Майен, – я не жалею, что приехал, – я ведь имею счастье видеть своего короля и убедиться, что он к нам расположен. Охотно признаю, однако, что излишне поторопился.
– О герцог, Париж – славный город, где всегда можно сделать хорошее дельце, – заметил король.
– Конечно, сир, но у нас в Суассоне тоже есть дела.
– А какие же, герцог?
– Дела вашего величества, сир.
– Что правда, то правда, Майен. Продолжайте же заниматься ими так же, как начали. Я умею должным образом ценить деятельность тех, кто мне служит.
Герцог, улыбаясь, откланялся.
Король возвратился к себе, потирая руки.
Луаньяк сделал знак Эрнотону, тот сказал два слова своему слуге и последовал за четырьмя всадниками.
Слуга побежал в конюшню, а Эрнотон, не теряя времени, пошел пешком. Он мог не опасаться, что упустит из виду г-на де Майена; благодаря болтливости Пертинакса де Монкрабо и Пердикки де Пенкорнэ все знали уже о прибытии в Париж принца из дома Гизов. Услышав эту новость, добрые лигисты начали выходить из своих домов и выяснять, где он находится.
Майена нетрудно было узнать по его широким плечам, полной фигуре и бороде «ковшом», по выражению л'Этуаля.
Поэтому сторонники Гизов шли за ним до ворот Лувра, а там они же подождали, пока он выйдет, чтобы проводить герцога до ворот его дворца.
Тщетно старался Мейнвилъ избавиться от самых ревностных сторонников и говорил им:
– Умерьте свой пыл, друзья, умерьте свой пыл. Клянусь богом, вы навлечете на нас подозрения.
Несмотря ни на что, когда герцог прибыл во дворец Сен-Дени, где остановился, у него оказалось не менее двухсот или трехсот человек провожающих.
Таким образом, Эрнотону легко было следовать за герцогом, не будучи никем замеченным.
В момент, когда герцог, входя во дворец, обернулся, чтобы ответить на приветствия толпы, Эрнотону показалось, что один из дворян, раскланивающихся вместе с Майеном, – это тот самый всадник, который сопровождал пажа или при котором состоял паж, пробравшийся с его, Эрнотона, помощью в Париж и проявивший столь поразительное любопытство ко всему, связанному с казнью Сальседа.
Почти в тот же миг, сейчас же после того, как Майен скрылся за воротами, через толпу проехали конные носилки. К ним подошел Мейнвиль: раздвинулись занавески, и Эрнотону при лунном свете почудилось, что он узнает зараз и своего пажа и даму, которую он видел у Сент-Антуанских ворот.
Мейнвиль и дама обменялись несколькими словами, носилки исчезли в подворотне дворца, Мейнвиль последовал за носилками, и ворота тотчас же закрылись.
Спустя минуту Мейнвиль показался на балконе, поблагодарил парижан от имени герцога и ввиду позднего времени предложил им разойтись по домам, дабы злонамеренные люди не истолковали их скопления по-своему.
После этого удалились все, за исключением десяти человек, вошедших во дворец вслед за герцогом.
Эрнотон, как и все прочие, удалился или, вернее, пока другие расходились, делал вид, что следует их примеру.
Десять избранников, оставшихся после всех других, были представителями Лиги, посланными к г-ну де Майену, чтобы поблагодарить его за приезд и – одновременно – убедить его, что он должен уговорить брата тоже приехать в Париж.
Дело было в том, что эти достойные буржуа, с которыми мы свели беглое знакомство в вечер, когда Пулен скупал кирасы, эти достойные буржуа, отнюдь не лишенные воображения, наметили во время прежних своих собраний массу планов; этим планам не хватало только одобрения и поддержки вождя, на которого можно было бы рассчитывать.
Бюсси-Леклер только что сообщил, что им обучены военному делу три монастыря и составлены воинские отряды из пятисот буржуа – то есть у него наготове около тысячи человек.
Лашапель-Марто провел работу среди чиновников, писцов и всех вообще служащих судебной палаты. Он мог предложить делу и людей совета, и людей действия: для совета у него было двести чиновников в мантиях, для прямых действий – двести пехотинцев в стеганых камзолах.
В распоряжении Бригара имелись торговцы с Ломбардской улицы, завсегдатаи рынков и улицы Сен-Дени.
Крюсе, подобно Лашапелю-Марто, располагал судейскими и, кроме того, – Парижским университетом.
Дельбар предлагал моряков и портовых рабочих, пятьсот человек – все народ весьма решительный.
У Лушара было пятьсот барышников и торговцев лошадьми – все заядлые католики.
Владелец мастерской оловянной посуды по имени Полар и колбасник Жильбер представляли полторы тысячи мясников и колбасников города и предместий.
Мэтр Никола Пулен, приятель Шико, предлагал всех и вся.
Выслушав в четырех стенах своей звуконепроницаемой комнаты эти новости и предложения, герцог Майенский сказал:
– Меня радует, что силы Лиги столь внушительны, но я не вижу той цели, которую она, видимо, намерена мне предложить.
Мэтр Лашапель-Марто тотчас же приготовился произнести речь, состоящую из трех пунктов. Все знали, что он весьма велеречив. Майен содрогнулся.
– Будем кратки, – сказал он.
Бюсси-Леклер не дал Марто заговорить.
– Так вот, – сказал он. – Мы жаждем перемен. Сейчас мы сильнее противника и хотим осуществить эти перемены; кажется, я говорю кратко, ясно и определенно.
