— В лабиринте у меня открылись глаза, — произнес Целлар — Теперь мне стало понятно… не все, но очень многое. Правда, я так и не могу объяснить, откуда взялся этот призрак, — он толкнул Хорнрака в плечо и указал на ветхую лачугу, над которой, ухмыляясь и кланяясь, точно привратник, покачивался древний авиатор, — но наконец-то разобрался, что он пытается нам сказать. Вы должны вернуться и поднять Железное ущелье. Просите, но Святой Эльм Баффин — человек, обиженный судьбой — не столь уж безумен, как кажется! Скажите ему, что время его флота настало. Скажите ему, что помощь идет… — старик горько улыбнулся. — Сумасшедшие и призраки — вот кто все это время был прав!
Мгновенье он смотрел на запад, и на его лице были лишь слабость и испуг, а в глазах, затененных капюшоном, появилось что-то человеческое.
«В конце концов беднягу вытащили из его мира, как краба из раковины, — подумал Хорнрак; он сочувствовал Целлару, поскольку сам не так давно пережил нечто подобное. — За что он может поручиться?.. А с другой стороны… чего ему бояться после этих десяти тысяч лет?»
Он сделал движение, словно отсекая что-то ребром ладони.
— Тише, — проговорил старик. — Я не спешил свести эти вещи воедино. Я слишком радовался, что могу отойти в сторону, предоставив Фальтору командовать. Фальтор не оправдал моих ожиданий, и мне пришлось сделать то, что я сделал. Фенлен, остров-континент, заражен. Одиннадцать лет назад они потоком хлынули с Луны и высадились там. Я просто наблюдал за этим, как дурак. А если разобраться — что я мог сделать? Все время про это забываю… Но воздух Земли для них невыносим. И когда их разведчики летят на материк через море, над самой водой — а им лететь приходится ночью и днем — их окутывает кокон родного воздуха, который они сами создают. Днем они натыкаются на моряков Баффина. Они — такие же безумцы, не имеющие цели, как и люди, которых убивают. Они не принадлежат этому миру.
Старик жестом обвел опустевшую деревню, скрипящую шелуху.
— И вы еще сомневаетесь? Они до сих пор пытаются изменить наш воздух, чтобы дышать… — он вздрогнул. — И это — только начало. Они перекроят всю Землю, дай им волю. Поднимайте Железное ущелье, Хорнрак. А я еду в столицу. Не задерживайте меня!
Хорнрак не выпускал его стремя. Надо было что-то сказать, но все, что ему пришло в голову это…
— Один вопрос — насчет Эльстата Фальтора. На склоне он пытался меня прикончить.
— Это было невыносимо, — проговорил Фальтор, мотая головой. Он тихо подошел сзади, баан в его руке казался живым существом. — Я был сам не свой.
Гробец, затянув последний ремень, попытался отвести смертоносный клинок — ради безопасности самого Фальтора.
— Полегче, старина.
Через миг они уже катались по дороге, сцепившись и осыпая друг друга самой черной бранью. Наконец Рожденный заново вырвался и снова поднялся на ноги.
— Слезайте с коня и объясните, что здесь творится. Будь я неладен, по этому хребту марширует целый взвод гигантских тараканов! — он ткнул куда-то пальцем, но не в сторону хребта, а туда, где, отплевываясь и прижимая ладонь к лицу, на четвереньках ползал карлик. — Или это плод моего больного воображения?
Фальтор передернул плечами, смущенно улыбнулся и отошел в сторону. Фей Гласе очнулась и жестко посмотрела на него. Потом, опасливо косясь на карлика, слезла с лошади… И внезапно оба запели:
Мы покинем нынче Вегис,Фал-ди-ла — ди-я…
Потрясенный, Хорнрак наблюдал за ними.
…Когда он среди ночи бежал по Высокому Городу, как истекающий кровью король, обливаясь холодным потом и надеясь, что никто его не заметит; когда во дворце вполголоса бормотал себе под нос девять имен своего Дома, длинные, похожие на алхимические заклинания, и надеялся, что никто не услышит — все слышали, все знали, кроме него самого. Эльстат Фальтор… Могучее течение прошлого сносило его.
— Когда мы встретились в первый раз, — промолвил Целлар, — он часто говорил со мной о своих воспоминаниях. Они представлялись ему неким скрытым потоком, а сам он сидел на берегу и смотрел на воду. И что-то парило над ним, как стрекоза, в момент его пробуждения в пустыне Кнарра.
Он вздохнул.
— Кого он убивал там, в лабиринте? Мы с вами ничего не видели. Но это ускорило наступление неизбежного. Скоро он будет так же безумен, как женщина. Она поможет ему. А вы должны помочь им обоим. Вот почему я пытаюсь вас убедить…
— Я сам до всего дошел, старик.
— Будь что будет.
— Что я должен делать?
— Заслужи то, что тебе дали, — вмешался Гробец; похоже, он имел в виду меч. — Как я понимаю, больше тебе ничего не заплатят.
Карлик был не в духе. Он вытер запястьем рябой дряблый нос, чтобы показать, что обо всем этом он думает, и решительно нахлобучил свою промокшую кожаную шляпу.
— Тебя не убедили, а купили, — бросил он с безжалостной усмешкой. — До скорого, Хорнрак…
Он вскарабкался в седло и добавил:
— Мы пересечем Пустошь и вернемся в Дуириниш. Самая короткая дорожка, если тебя не воротит от мест былых сражений и древних ящериц. А оттуда в Вирикониум. Целлар боится Знака Саранчи. Он боится за королеву. На самом деле он сам толком не знает, чего боится.
Карлик огляделся, точно ожидал дождя.
— Вот этого я и боюсь. И все-таки… смею заметить, в ближайшее время нам будет кому поотрывать бошки. Ну как, позаботишься об наших несчастненьких?
И он принялся энергично колотить своего пони пятками — испуганный бурей, тот не соглашался тронуться с места.
Гробец уже почти скрылся из виду… и вдруг замер. На миг пони и его маленький всадник словно превратились в странное кряжистое существо, над головой которого, точно вымпел, злобно изогнулось энерголезвие секиры.
— И не говори, что я тебя не люблю!
Прежде чем пони отвернул голову, его глаза сверкнули мертвым зеленым светом. Целлар нетерпеливо ждал, глядя куда-то на юго-запад.
— Поднимайте Железное ущелье! — долетел сквозь бурю чуть слышный крик. Никого из них Хорнрак больше никогда не видел.
С берегов озер алмазныхМы увидим рыб чудесных, —
пели потусторонними голосами двое безумцев.
На вершинах гор высокихПрокричим: Эректалайя!Мы покинем нынче Вегис…
Буря крепчала. Хорнрак был один. Даже призрак Бенедикта Посеманли, достигнув своей цели — по крайней мере частично — растаял, как свечка. На опустевшую деревню спустился вечер… который с таким же успехом мог оказаться полднем. С сумрачного неба сыпала снежная крупа. Снег заметал высохшие трупы и пустые комнаты, собирался с наветренной стороны на карнизах. Время от времени ветер с Сердца Пустоши подмешивал к нему пару пригоршней старого льда и швырял на улицу, точно грязный стеклярус.
Хорнрак потер загривок. Угораздило же до такого дожить! Мало того, что потащился на этот треклятый север с двумя сумасшедшими. Так теперь еще и третьего искать на свою голову! И никто не спросит, хочешь ты этого или нет!
Ладно, сперва — Железное ущелье. А потом — на юг вдоль побережья… Другого пути Хорнрак не знал. Берег моря, такой неприветливый, с его далекими миражами и полуразрушенными утесами, теперь казался почти родным.
Потом он снова затеряется в Низком Городе. Возможно, найдет мальчика. И прикончит этого гребаного карлика, если когда-нибудь представится возможность…
Все это время на краю его сознания, точно личинки на краю блюда, копошились странные мысли — не свои, чужие. Там, у обрыва на Эгдонских скалах, это шевеление было почти незаметным, упорным… и слишком далеким, чтобы превратиться в пытку, но слишком близким, чтобы чувствовать себя спокойно. Внезапно Хорнрака охватил страх. А что, если эти твари опустятся с неба и обнаружат его среди мертвых сородичей? Какую пытку они придумают для него? Как бы то ни было, но их мысли в голове… это невыносимо.
Хорнраку и его подопечным оставили двух лошадей. Две лошади на троих… Он лихорадочно убеждал сумасшедшую сесть на одну из них. Потом, держа руку на рукоятке ножа, приблизился к Рожденному заново, жалея, что карлик не вырвал у него баан во время драки, когда лошади чуть не затоптали обоих. Глядя на наемника так, словно зрелище одновременно забавляло и печалило его, Фальтор проговорил:
— Я побегу рядом с вами. Здесь не слишком далеко.
Ветхая оранжерея Святого Эльма Баффина с изобретенными им самим флагами и фантастическими телескопами покачивалась над рыбачьими пристанями. Здесь царили тишина, соленый воздух и запах пищи, принесенной неделю назад, а то и больше. Хозяин сидел на своем стуле с высокой спинкой, окруженный тарелками с засохшей сельдью — казалось, он не двигался с места, с тех пор, как Хорнрак покинул его, только снял отцовские латы. Оказалось, что все тело Святого Эльма обмотано какой-то грязной белой тканью — то ли льном, то ли фланелью, — словно у него болели все суставы. Он смотрел перед собой в никуда, вытянув свои длинные тощие ноги и сплетя их между собой так, словно они принадлежат кому-то другому. Лицо, вялое, словно нарисованное на мешке, исказило отчаяние. Он был раздавлен. Его инструменты, разбитые, валялись на полу — просто обломки, по большому счету бесполезные: изогнутые латунные трубки, вставленные одна в другую, сложные цветные линзы, похожие на растоптанные засахаренные анемоны. Карты были сорваны, под ними белела голая стена. Возможно, их вид стал для Баффина невыносим.
