— Ее пугает лабиринт.
— И все же, — отозвался Фальтор, возвращаясь после короткой вылазки, — его создали такие, как она. Иначе и быть не может.
Влажный пепел облепил пальцы его перчаток. При виде этого земляного сооружения его охватило смутное волнение. И когда Фей Гласе отказалась не только войти туда, но даже проехать мимо, его нетерпение лишь усилилось.
— Они были одержимы некими образами — те, кто отправился на север в последние отчаянные дни Возрождения, чтобы найти путь назад… — Фальтор широко улыбнулся. — Как будто пальцы Прошлого уже не гладят нас по щекам, когда мы просыпаемся или засыпаем… — он снова посмотрел на лабиринт. — Боюсь, она совсем ребенок.
— Мы дали им жизнь, — пробормотал карлик. — Откуда нам было знать, что это сведет их с ума?
Никто ему не ответил.
— Дело не только в девушке, — проговорил Целлар. — Я тоже это чувствую. Ошибка на ошибке.
— И тем не менее мы пойдем, — объявил Фальтор, усаживая сумасшедшую на лошадь. — Вот так. Сиди, и с тобой ничего не случится. Ты такая смелая — столько времени нас вела…
Фей Гласе смотрела на него, словно на груду камней.
По большей части сооружение выглядело так, словно его коридоры прорезали в слежавшемся пепле, местами добавив обычные груды камней, местами — насыпи, похожие на земляные валы и плотины. В целом оно напоминало грубо очерченный круг с явно обозначенным центром и имело примерно пятнадцать футов в поперечнике.
С какой целью он было создано? Можно ли если не ответить на этот вопрос, то хотя бы предположить? Во Времена Саранчи грань между знаком и вещью стерта, а вместе с ней стираются и вещи, и знаки. Возможно, это не лабиринт, а нечто вроде огромной идеограммы — чертеж, представляющий труднодостижимое состояние ума. Но сказать так — значит не сказать ничего. Пепел в его траншеях доказывает своим примером, что все в мире движется — здесь день и ночь бесцельно гуляют холодные, сырые сквозняки.
Что заставило Фальтора поступить именно так, а не иначе? Непонятно. Чтобы достичь деревни, с тем же успехом можно было просто пересечь равнину. Но это даже не обсуждалось.
В итоге он заблудился, хотя не спешил это признать. Впрочем, признай Рожденный заново свою ошибку, девушка все равно не стала бы ему помогать, хотя прежде явно бывала в лабиринте. Фальтор поручил карлику забраться на одну из стен, но когда тот почти достиг цели, стена начала осыпаться, и коротышка скатился вниз в облаках пыли и лавине волокнистых обломков, так ничего и не увидев.
— Кажется, я стоял лицом на юг, — сообщил он.
Как бы то ни было, дальше пришлось идти наугад.
Прошел час. Они успели наткнуться на следы подков собственных лошадей и поняли, что уже проходили здесь, но в другую сторону. Потом еще час. Птица, пролетевшая в небе… Перепалка на перекрестке… Привычные происшествия отступали и теряли обычное значение. У Хорнрака появилось странное ощущение. Оно напоминало о темных лихорадках, донимавших его в Низком Городе — в них чудился намек на неудачи и гибель. Казалось, будто в черепе что-то сжимается.
Помнится, тогда то и дело начинало звенеть в ушах — точно оса залетела на душный чердак и вьется среди сухих гераней. Теперь Хорнрак снова услышал этот звук. Неловко оглядевшись по сторонам, наемник заметил, что с другими тоже происходит что-то подобное. Маленький отряд остановился. Карлик забыл свою чопорность и отчаянно моргал. Фей Гласе каким-то образом сползла с седла и лежала на земле, уставившись в небо безумным взглядом. Стены лабиринта начали меняться, они манили Хорнрака отростками-щупальцами, похожими на изящные завитки папоротника, что появляются весной из-под палых листьев.
А потом… Так иногда случается на грани сна и яви: легкий толчок — и мир завалился набок.
Теперь Хорнрак смотрел на него сквозь множество крошечных шестиугольных линз. Или это только кажется? Наемник в ужасе созерцал граненую вселенную и ничего не мог с этим поделать. Неужели конец?..
Внезапно Фей Гласе начало рвать. Девушка вскочила и бросилась вперед по коридору. Хорнрак побежал за ней, таща за уздечку лошадь. Впрочем, за сумасшедшей было не угнаться. Приходилось изо всех сил сосредоточиться: вдруг земля снова накренится, и он съедет в мозаичную пустоту? Она всюду вокруг — Хорнрак свято верил, что это именно так. Он слышал, как остальные бредут следом, шатаясь и окликая друг друга, словно недавно ослепли.
Лабиринт ждал его с той самой драки в бистро «Калифорниум», и вся эта проблема вертелась вокруг того, что находилось в его центре. Хорнрак петлял по пепельным коридорам и видел, как снова и снова наносит удары под безумный смех поэта Анзеля Патинса, словно совершает некую экзекуцию, от которой все равно не будет толку. Лошадь он где-то отпустил, а где — забыл.
Зажимая давно затянувшуюся рану в боку, наемник застонал и выхватил свой стальной нож, измазанный черной краской — словно движение, которое он помнил по первому из лабиринтов, помогло бы выбраться из другого…
Уже совсем потеряв надежду, он наткнулся на круглую площадку около тридцати футов в диаметре. Здесь мозаичная вселенная внезапно отпустила его, и мир стал прежним.
Эта площадка в центре лабиринта — то ли сцена, то ли арена — возвышалась на несколько дюймов над уровнем коридоров. Посередине, точно слуга в ожидании приказа, замерло насекомое выше человеческого роста…
Изнасилование — если это было оно — совершалось бесстрастно, точно ритуал. Фей Гласе лежала как мертвая, а насекомое сидело над ней на корточках. Оно не походило ни на одно из тех, что когда-либо доводилось видеть Хорнраку — но обладало всеми присущими насекомым признаками. Из грудного сегмента, окрашенного в любопытный дымно-желтый цвет и блестящего, как лакированный бамбук, торчали пронизанные жилками слюдяные крылья наездника — коварной твари, откладывающей яйца в тела живых гусениц. Осиная голова, похожая на клин… брюшко богомола, разрисованное таинственными линиями, похожими на символы запретной письменности… Глаза, бледно-зеленые, с сетью апельсиновых прожилок светились изнутри — во всяком случае, так казалось. Жвалы судорожно подергивались и щелкали. Глядя на это создание, Хорнрак вспомнил кузнечиков, обитающих на пустоши, которые трут друг о друга свои зазубренные ноги, издавая сухой скрип. Он вспомнил о перелетах через бескрайние заброшенные земли… и мир, который он знал, отделился от него, как осенний лист от ветки — так неожиданно, что Хорнрак ощутил тоскливую болезненную слабость…
Когда он снова обрел способность видеть, сумасшедшая очнулась. Она не сделала никаких попыток выбраться из-под насекомого. Словно личинка, что в муках вылезает из своей шкурки, она корчилась, слепо тычась в разные стороны, пока не перевернулась на живот, и выгнув шею, обратила к наемнику белое неподвижное лицо.
— Я… — она срыгнула и облизнула губы. — Мы…
— Я не могу вам помочь, — буркнул Хорнрак.
Он уже заметил, что насекомое явно подверглось нападению. Выпуклый удлиненный грудной щиток, из которого побегами торчали хилые лапки, покрывали резаные и колотые раны — некоторые из них достаточно глубокие, чтобы можно было разглядеть белесый нутряной жир. Вокруг странных, нечеловеческих глаз коркой запеклась сукровица. Время от времени существо бесцельно скребло ногами пепел и дико било своими прозрачными крыльями.
— Мы видели ваш мир, — проговорила сумасшедшая. — Весь ваш мир — убийство. Убийственный мир. Убитый мир. Нас всех здесь убили.
Ее голос был жалобным, монотонным и доносился словно издалека. В паузах между словами Хорнрак сам становился насекомым. Он летел над бескрайними заброшенными пустошами, гонимый стремлением, которого не понимал. С ним было множество других, таких же, как он. Их вел голод — вел настойчиво и в никуда. Задыхаясь, они падали, и их тут же сжирали.
— Теперь мы давим вам на мозги. Наши слова давят вам на мозги. Ваш мир давит. На нас. О… Кха.
Существо замолотило конечностями по земле, пока одна из них не отлетела.
— Кха, — выдохнула Фей Гласе. — Помогите. Ох.
Хорнрак бросился вперед и попытался вытащить девушку из-под клацающих жвал. Она даже не сдвинулась с места. Наемник почувствовал, как огромная треугольная личина падает прямо на него, заорал и шарахнулся в сторону, размахивая ножом, точно слепой.
Гробец-карлик, который как раз вышел из лабиринта, тронул его за локоть.
Вдвоем они все-таки сумели вытащить сумасшедшую из-под странной твари. Карлик где-то потерял шляпу.
— Я… Мы… Ох… — скулила Фей Гласе.
В это время в работе нервной системы насекомого снова случился какой-то сбой. Тварь начала корчиться, шумно выпуская воздух и сворачиваясь клубком — казалось, она бодает сама себя в живот. Судороги сменились странным оцепенением, которое охватило и сумасшедшую. Она лежала на земле, как окукливающаяся личинка. Кончики ее пальцев кровоточили: она искусала себе все руки. Насекомое напоминало огромную эмалевую фибулу из руин древнего города, развращенного собственной роскошью. Хорнрак и карлик осторожно наблюдали за ним.
