- А теперь угляди, - сказал князь, - где тут у нас бочонок с вином, откупорь и налей мне и себе.
- Это с преболыьшой радостью, - засуетился боровичок, открывая бочонок, - это мы враз... Будь здрав, князь, - прищурился. - Небось дума гложет, поубивали многих.. А мы стоим и стоять будем за тебя, князь!
- Повтори, - приказал князь.
Поначалу боровичок не понял, а потом заулыбался, улыбка у него была искренняя, детская:
- А мы враз! - и налил снова два бокала.
Святослав улыбнулся в ответ:
- Но ты действительно все углядел. Как звать и чей будешь?
- Сучком прозывают. А я не тужу. Служу боярину Волку. На крепости воюю. Я ж, князь, ратному делу с юнака приучен. Хошь за пятнадцать, хоть за двадцать саженей в кольцо попаду. Я их, греков, уж много побил.
Святослав почувствовал теплый прилив в теле и снова сказал:
- Повтори.
Боровичок прислушался, что-то его насторожило, какое-то шуршание за дверью, быстро и ловко разлил, а бочонок успел спрятать, когда в дверях появилась Марфа. Она почувствовала запах вина и, увидев полные бокалы, резко произнесла:
- Это зачем же я тебя, Сучок, оставила? Князя поить зельем? А ну пошел вон. Я лечу, а ты себя, князь, губишь.
Сучок ловко схватил бокал, опрокинул и тут же исчез. Марфа присела на стульчик, помолчала, а потом молвила:
- Не пойму, не разберусь, никак, князь, что случилось? Ходила за травами. Пришла, а Манфред нет. Подумала, бедняжка к тебе подалась. Вижу, и здесь нет. Исчезла, что ли? А ведь голову поднять не могла.
Там, где сидела Марфа, снова появилось пятно, оно медленно превращалась в фигуру, и Святослав стал узнавать ее.
- Марфа, покинь меня, я тебя призову.
Он откинулся на подушку. Марфа пожала мощными плечами и, наклонившись перед притолокой, вышла.
- Тиу, я почувствовал, что ты здесь. Куда делась Манфред?
Тиу-Тау приблизился к кровати, он был не так высок, как
показалось Святославу при первой встрече.
- Манфред тяжело ранена в шею. Может умереть. Здесь ей не помогут. Я унес ее в Индию.
- А почему боги украли у меня победу?
- Они не украли, - ответил Тиу-Тау, - они просто не дали тебе победить. Они поступили так оттого, что ты нарушил законы Прави. И оскорбил Перуна в день его торжества.
- Так ведь он сотворил беду с моим войском. Откуда буря, откуда этот песок, который разил мое войско, как стрелы, если нигде здесь нет пустыни? А уж потом я кричал не помню что, умолял, молился ему.
- Ты главный волхв в войске и за все отвечаешь перед богами. Кто тебе позволил в день торжества Перуна приносить ему кровавую жертву? А говорят, и младенца? При чем здесь, в этой войне, младенцы? Правь тебе это не простила. И получил то, чего заслужил!
- Я не виноват, Тиу! Это мог быть только Видибож.
- А теперь послушай меня, - сказал Тиу-Тау, - мой срок пребывания в этом пространстве заканчивается. Я или растворюсь, или уйду в другие миры. Тебя ждет очень тяжелая жизнь, как я догадываюсь, предчувствуя будущее. Что ты желаешь?
- Спаси Манфред!
- Обещаю.
- Что мне делать дальше?
- Умнее и дальновиднее человека, чем бывший твой учитель, я не встречал. У тебя ведь есть его записи. В них ты найдешь ответ. А теперь прощевай. Может, уже никогда не увидимся.
И он исчез, и как будто его никогда не было.
Что это было? Беспамятство, которое обернулось в видение? Или сон? Святослав почувствовал на лице тряпки, которые сдернул, и увидел Марфу.
- Что ты тут делаешь? - спросил он.
- Вот прибираю. Вино разлито, бумаги какие-то на столе, нож воткнутый на столе. Тебе, князь, пить еще рано, побереги себя. Манфред всюду разыскивают, найти не могут.
Князь приподнялся, глянул на стол, увидел разбросанные рукописи Асмуда и нож, воткнутый на фразах: «Если в тебе не звучит голос стада, если ты не слышишь его или просто пренебрегаешь, ты останешься один, или оно растопчет тебя».
«Когда возникает дилемма, или - или, надо решать какая из них принесет большую пользу людям, а значит, и тебе».
- Я вставал? - спросил Святослав.
- Когда я вошла, князь, ты лежал с закрытыми глазами. Я испугалась, думая, что тебе стало плохо, потому накрыла лицо твое утиральником с отваром.
- Пойди скажи, чтобы Манфред больше не искали, она уже очень далеко отсюда. И пусть позовут ларников. Всех!
Вскоре явились ларники во главе с Гурием, раскланялись, вопросительно глянули на князя.
- Будем писать грамоту, - сказал князь, призадумавшись, потом спросил:
- Гурий, ты знаешь Тиу-Тау?
- А как же, князь! Я ж из поморов. От самой Ладоги с тобой иду. Тиу - белый ангел, как кличут его у нас. Богов посланец, доброход, хозяин земли Полуденной. Его почитают люди охотные, рыболовные, и морские разбойники.
- Так вот, нынче он сказал мне, что боги осерчали, отвернулись от нас. Не приняли наши жертвы. Потому мы и не победили греков. Но они тоже не победили нас. Что будем делать?
- Раз ты позвал нас, значит, уже знаешь, что делать, - Гурий был человеком проницательным, остро думающим, ловящим потаенную мысль на лету и в делах дипломатических не уступал изощренным грекам. В свое время не кто иной, как Асмуд, привел его к молодому князю, и тот взял его на службу. Всех остальных подбирал сам Гурий. И вот они стоят четверо и пытаются разгадать, зачем понадобились все сразу.
- То-то, князь, - стал вспоминать Гурий, - думал я, почему жертвенный костер не вознесся к небу, а пылал понизу. И смрад и горечь дыма душили людей, заставляя их плакать.
- Значит, ты был на берегу Истры и видел все?
- А как же! Это Перунов день. У нас в Ладоге жрец, кстати, дед Манфред, наказывал приносить в жертву цветы, хвою, чужеземные миро, ладан, ветки сандала и фрукты...
- А что вершил Видибож?
- После заклания предателей он бросил в Истру младенца, прося у Черномора счастливого возвращения.
- Он уже тогда думал о возвращении, а не о победе?
- Я тебе скажу, князь, Видибож не просто жрец, он ведается с черными силами, иногда во благо, иногда на беду.
- Ладно, присаживайтесь, - сказал Святослав, видя, что они стоят полусогнувшись, - вот вытяните лавку из-под стола. Боги нам уже не помощники. Полагаться и ждать от них милости бессмысленно. Будем сами думать, как уходить. Уводить, - повторил он, - а не бежать!
- Как же так? - метался по шатру император Цимисхий, бросая резкие слова своим военачальникам. - Нам помогали боги, святые, сама природа, став на нашу сторону, разила русов, а мы не смогли победить этих варваров... Не смогли за их спинами ворваться в Доростол и завершить бой великой победой. Объясните, как же так? Ведь мы чуть-чуть не проиграли битву, чуть не погибли, и нас спасла божественная сила, и мы не смогли воспользоваться ею, - император перекрестился. - Объясните, Склир, Вурц, Лев! Объясните! Разве мы никогда не завершали такие прорывы захватом валов, а потом взятием города?
Склир еле поднялся на дрожащих от напряжения ногах и с осуждением непонятно кого, то ли себя, то ли императора, то ли всех, молвил:
- Базилевс, мы виноваты, потому как не узнали, не проверили, не учли, что перед валами русы выкопали глубокие рвы и прикрыли их дерном, хворостом, сеном. Мы виноваты. А кто в этой битве не виноват? Один Господь Бог, который сделал все, чтобы мы победили.
Варда Склир еле держался и просто рухнул на стул. Молчали все: друнгарии, полководцы, сотники, они ничего вразумительного сказать не могли. Они еще не пришли в себя, они были уставшими, голодными, и каждый думал только об одном - повалиться и спать, спать, спать.
Цимисхий понял, что сейчас бесполезно разговаривать с кем-либо, а тем более искать виновного. Он сам чувствовал, как все мешалось в его голове, как медленно распускалась пружина напряжения внутри него и медленно покидал страх поражения, разгрома войск. Наконец в отчаянии он махнул рукой и показал на выход.
- Соберемся в конце дня, - павшим голосом сказал он и опустился на походный трон. Через несколько минут уснул не раздеваясь. Никто не посмел его разбудить.
Проснулся он далеко за полдень. Военачальники уже стояли у шатра, вполголоса переговариваясь. Умываясь, Цимисхий приказал накрыть обильный стол и откупорить бочонок самого дорогого мальтийского вина. Переоделся в обычные царские одежды и позвал военачальников. Они были настроены на серьезный разбор битвы, и каждый готовил для себя оправдательные объяснения. Но не успел Цимисхий сказать и слова, как распахнулся полог шатра, и вошел дежурный по лагерю:
- Базилевс, - с поклоном сказал он, - в лагерь прибыли послы от русов и требуют встречи с тобой.
Бокал с вином, который он жаждал выпить, прежде чем начать разговор с военачальниками, так и замер в его руке. Почему-то он внимательно стал разглядывать лица военачальников, но не заметил никаких изменений в их лицах, похожих на то, что всколыхнулось в его душе. Он поставил бокал на место и поднялся. Показав на Варда Склира и Михаила Вурца, сказал:
