одной из комнат дальше.
Звуки не походили на обычный шум, когда в гримерке кто-то переодевается или собирается домой. Меня напрягло слишком интенсивное шуршание, редкие глухие удары, будто кто-то с кем-то борется, и я замер, прислушиваясь. Похоже, у кого-то там страстные обжимания, но вваливаться в помещение, чтобы обнаружить без одежды кого-нибудь из своих сотрудников, мне не хотелось. Мешать парочке я не собирался. Если это, конечно, не были…
Додумать я не успел. Челюсти сжались сами собой, и я решительно направился на шум. Точно, эта комнатка, за дверью которой все отчетливее слышится шум и даже невнятное бормотание и пыхтение, раньше принадлежала Жанне, а теперь ее занимает Элли. Они что, не могли с Владом до дома доехать? Хотят, чтобы я все увидел собственными глазами? От бешенства у меня свело скулы. Этой парочке я точно не позволю трахаться в стенах моего театра.
Я уже протянул ладонь к ручке, когда услышал сдавленный вскрик за дверью, и что-то он мало походил на страстный стон. Да что он там, черт возьми, с ней делает? Больше не мешкая ни секунды, я рванул дверь на себя. Та оказалась заперта, но меня это не только не остановило, а напротив заставило зарычать от ярости.
Это в мой кабинет и кабинет Марата двери были старинные, из массива дуба, высокие и тяжелые, сохранившиеся со времен постройки особняка. А в другие помещения еще мой отец установил обычные офисные, которые можно было выбить даже не ногой, а руками, просто дернув посильнее. Что я и сделал. Косяк тут же дал трещину, хлипкий замок вылетел, и пинок с ноги был нужен скорее чтобы умерить злость, чем избавиться от преграды.
Я влетел в комнатку и тут же замер. Представшая передо мной картина так отличалась от того, что я усел себе надумать, что я на несколько секунд застыл в замешательстве, пытаясь осознать то, что увидел.
Элли действительно была тут. Интим тоже был, потому что на моей актрисе не было ничего, кроме кружевных трусиков. Но вот вместо Влада Элли лапал Эдик. Его вечный модный шарфик валялся на полу, рубашка была расстегнута, оголяя бледное волосатое пузо, а концы расстегнутого ремня торчали в разные стороны. Его светлые жидкие волосы, которыми он прикрывал начавшую лысеть макушку, были всклокочены, а во взгляде плескалась паника. Он зажимал Элли рот рукой, не успев ее одернуть до моего появления, а та мычала и вырывалась. На ее щеке алела свежая царапина. И я прекрасно понял, что происходящее вовсе не было взаимным, потому что в глазах девушки застыл такой ужас, какой мог означать только одно: Эдик полез к ней против ее воли, этот ублюдок пытался изнасиловать девочку!
Увидев меня, урод отпрянул в сторону, выпуская Элли из своих лап, и на его лице отразилась вся гамма ужаса, которая вызвала у меня лишь ярость и отвращение. Отпущенная девушка покачнулась, но устояла на ногах. Она тут же закрыла грудь руками, вжалась спиной в угол, но я уже не смотрел на нее, отметил лишь слезы, ручьями льющиеся из ее широко распахнутых глаз. Теперь все мое внимание занимал Эдик; эта трусливая тряпка, эта тварь, тот самый человек, кого я считал чуть ли не своим главным помощником, после Марата.
В два шага я настиг пятящегося к двери Эдика, схватил его за горло и впечатал спиной в стену.
— Ты что, мразь, творишь? — процедил я ему прямо в перепуганную, покрывшуюся испариной, физиономию.
— Она сама, это она меня позвала, я не хотел, просто пришел, а она тут голая… — испуганно зачастил Эдик, но его перебила Элли.
— Врешь, гад! — вскричала она с такой яростью, что даже сомнений не могло быть, кто из них двоих врет. Я понял, что Элли вот-вот сорвется в истерику. — Артур, не слушай его, пожалуйста. Он давно мне угрожал, говорил, что всех актрис имел, и меня будет! Я отказывала ему, с самого начала отказывала, а он грозил меня роли лишить, из театра выгнать, если я ему не дам! И сейчас он меня чуть не изнасиловал.
От таких новостей я, конечно, немного обалдел. Но объяснений, почему молчала, я потребую от Элли после. Сейчас же надо разобраться с одним ублюдком, горло которого я с силой сдавил, с омерзением ощущая, как дергается кадык под жирными складками.
— Я тебя прикончу, мразь, — прорычал я ему в лицо, еще сильнее сдавливая ладонь.
Эдик начал хрипеть и цепляться потными пальцами за мою руку, пытаясь ослабить хватку. И я вдруг понял, что он вот-вот отключится, только это совершенно не входило в мои планы. Урод должен сполна прочувствовать мое бешенство. Я отпустил его горло, а в следующий миг, коротко замахнувшись, врезал ему по роже. Тут же брызнула кровь, он взвыл и свалился мешком на пол, держась за разбитый нос. Но мне этого было мало. Злость только набирала обороты, так что я тоже оказался на полу, нависнув над поверженным противником, и нанес еще один удар, потом еще и еще. Ярость душила меня, красная пелена застилала глаза.
Драться я умел, сказывались мои студенческие годы, когда случалось всякое, в том числе и кулачные потасовки за право называться первым. Правда, насколько я себя помню, такой бешеной ненависти я не чувствовал ни разу.
— Артур! Арт, не надо! Прекрати, — сквозь шум в ушах раздавался женский голос, голос Элли, но остановиться я не мог. — Ты же убьешь его, перестань!
Тонкие руки вдруг обхватили меня поперек груди, потянули куда-то вверх и назад. Девушке явно не хватало сил, чтобы оттащить меня, но я почувствовал, как ко мне прильнуло гибкое хрупкое тело, ощутил, как два мягких полушария прижались к моей спине, расплющились об нее, и это прикосновение будто выдернуло из меня стержень, заставив руки почти безвольно обвиснуть.
— Артур… Арт… Успокойся, — испуганно шептала перепуганная Элли. Она все пыталась поднять меня, тянула куда-то назад, не переставая прижиматься к моей спине всем телом, не отпуская меня из крепкого захвата своих рук, которые заметно дрожали.
«Черт побери, да она же голая! — Вдруг дошло до меня. — Она же прямо сейчас трется об меня обнаженной грудью, а из одежды на ней только маленькие кружевные трусики! Нет, нет только не так, не здесь, не сейчас».
Я неловко выпутался из ее объятий, которые привели меня в чувство, взамен заставив испытать совершенно неадекватное вожделение. Валяющийся на полу Эдик вдруг стал занимать меня меньше, чем собственное желание, такое неуместное сейчас. Я поднялся с пола, диким усилием воли
