Дальше наш путь следовал по извилистому ущелью на Мергемирский перевал. Не доходя до последнего 4–5 верст, мы свернули на запад и остановились на большой поляне, закрытой со всех сторон отвесными горами, называемой Эшак-Эйлас. На другой день большая группа офицеров, в которой участвовал и я, во главе с командиром полка отправилась на разведку Мергемирского перевала. Последний должен был быть занят полком для обороны на случай перехода противника в наступление.
Дорога, по которой мы следовали, считалась старой исторической дорогой и называлась по-турецки Шах-Ел, то есть царской дорогой. В прошлые времена этот путь служил главной магистралью между Малой Азией, теперешней Персией и Месопотамией. Он брал начало у берегов Черного моря (Трапезунд) и шел через Эрзерум, Кеприкейский мост, Кара-Дербент, Мергемирский перевал и далее на Тегеран, а может быть, и в Индию. Сейчас эта дорога была лишь средством связи для местного населения, а для нас она имела то значение, что связывала наш корпус с Амиршкерской долиной (с 4-м корпусом).
Чтобы скорее достигнуть цели, мы свернули с Шах-Ела и пошли на Мергемир напрямик по крутой и каменистой тропе. Лошади начали уставать. Вытянув шеи и тяжело дыша, вспотевшие животные с трудом переступали с одной каменной глыбы на другую, как по развороченной лестнице. Мы предпочли сойти с коней, чтобы их облегчить, да и кроме того, дальнейшее движение верхом представлялось небезопасным. Крутизна и скользкие камни для непривычного копыта служили большим препятствием, где лошадь с ездоком рисковали полететь вниз в пропасть. У некоторых офицеров были под седлом кони куртинской породы,[136] приобретенные уже за время войны. Маленькие, невзрачные на вид лошаденки, они нам показали сейчас превосходство над тяжеловесными соперниками. Семеня маленькими ножками, они почти без устали поднимались вверх, не внушая седокам никакой боязни. Местами они, замедляя ход, осторожно ногами ощупывали камни, стараясь тем узнать, выдержат ли они их тяжесть. Местами же они совершали козлиные прыжки, чтобы перескочить какое-нибудь препятствие.
Я вспомнил детство в Чорохском крае. Когда наша семья отправилась на лето высоко в Аджарские горы, то меня с братом сажали в коровяк наподобие переметных сумок, подвешенных к бокам такой же маленькой лошаденки. Она, неся нас на себе, часто останавливалась, как бы обдумывая дальнейший шаг, или же вдруг совершала у пропасти какой-то скачок, от которого у нас душа уходила в пятки. На ровном месте куртинская лошадь уступала нашей в быстрых аллюрах, но опять-таки ее преимущество было в том, что она юргой[137] (род мелкой рыси) могла делать целые переходы почти без остановок.
Из-под наших ног часто скатывались камни. Некоторые из них, получив большую скорость, делали гигантские прыжки и с грохотом летели в пропасть. Через час утомительного пути, где местами приходилось взбираться на четвереньках, мы вновь вышли на дорогу, а вскоре после того были на Мергемирском перевале. На запад местность круто обрывалась в глубокий овраг, противоположная сторона которого виднелась за версту от нас. За ней шел высокий хребет, занятый дружинниками. На восток – наш кругозор ограничивался большой скалистой горой. Командир полка с офицерами приступил к выбору позиции на случай боя. Перевал носил следы недавно минувших боев. Здесь несколько недель тому назад два-три батальона пограничников в продолжение нескольких дней сдерживали дивизию турок, вызывая у них удивление стойкостью.
По окончании осмотра позиции я отправился на восточную высоту. Нужды особенной взбираться на нее не было, но меня влекла туда моя любознательность. Я долго поднимался и, преодолев несколько препятствий в виде каменных глыб, наконец, стал приближаться к вершине. Еще с десяток шагов, и моим глазам открылось дивное зрелище. Громадная скала, на которой я остановился, падала вниз из-под моих ног двумя острыми отрогами в глубокую пропасть, казавшуюся мне каким-то черным треугольником. Из глубины ее доносился отдаленный шум водопада. А дальше, далеко за пропастью, возвышалась новая, еще выше моей, скала. За ее южными скатами на расстоянии нескольких десятков верст тянулась, почти в одну линию, цепь гор. Это был Агрыдагский хребет, разделяющий собой две большие и плодороднейшие долины: Эриванскую и Алишкерскую. Освещенный палящим солнцем Агрыдаг в своей дали не был ясен для глаза, но все же в самом конце его как бы замыкавшим звеном можно было заметить покрытый вечными снегами Арарат. Я сделал еще несколько шагов вперед и, признаться, от неожиданности вздрогнул. Передо мной, выросший как из-под земли, взмахивая тяжелыми крыльями, поднимался орел. Набрав высоту, птица полетела вперед в направлении Агрыдага, а затем, круто накренившись на левое крыло, стремглав понеслась вниз и скрылась в черном треугольнике пропасти. Может быть, я еще долго смотрел бы ненасытным взором вдаль, но криками и знаками меня с перевала звали назад.
Эшак-Эйлас находился за серединой левофланговой группы войск 1-го кавказского корпуса, и части, сосредоточенные в нем, были в качестве резервов. Трудно было разобраться, что означало это название у местных жителей. У курдов на их языке означало «ослиный поселок». Этот вариант имел под собой большее основание, так как, по рассказам, долина служила еще с давних пор ночлежным пунктом караванам, проходящим через Мергемирский перевал, у которых главным средством передвижения были ослы. Так или иначе, но столь поэтическое название этого заброшенного угла осталось до наших дней, где нам волею судеб пришлось прожить несколько месяцев.
По случайному стечению обстоятельств Эшак-Эйлас и теперь представлял сосредоточение большого количества ослов, без конца оглашавших наш лагерь громкими и назойливыми криками. Этих животных имелось в каждой части[138] по несколько десятков. Хотя они по штату и не были положены, но части их приобретали по своему почину ввиду огромной их практичности, в чем пришлось убедиться с первых же дней войны. Главным достоинством этого маленького и крикливого животного было то, что он в горах преодолевал те препятствия, которые лошади подчас были не по силам. Уступая коню в грузоподъемности, но немногим, осел проходил там, где с трудом ступала человеческая нога. Под огнем или просто в позиционном расположении ослы всегда оказывали нам большую службу. Патроны, телефонное имущество, пищу всегда и всюду подвозили нам ослы.
И почему-то по какой-то злой иронии чуть ли не у всех народов осел слывет самым глупым животным. По-моему, этот неутомимый труженик вовсе не заслуживает такой неблагодарности человека. Я не знаток лошадей, но в продолжение нескольких лет мне приходилось часто наблюдать за этим благородным животным. Я пришел к выводу, что лошадь в умственном развитии не превосходит осла. В лошади есть темперамент: она может горячиться, может быть спокойной и, таким образом, переживать настроения вместе с седоком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
