Ладно. Чего-то я разошлась.
В Торонто мне пока очень нравится. Канадцы никогда не стали бы праздновать всей страной захват чужих земель и геноцид. Я на днях сказала Либу: Канада – это ваше с Линой будущее, чтобы вас не считали гражданами второго сорта, как в Штатах. Подумать только, ведь я столько лет была за республиканцев! Впрочем, главным образом просто чтобы досадить твоему отцу. На рынке недвижимости здесь бум, условия жизни у нас прекрасные, всеобщее бесплатное здравоохранение. Единственное, чего мне не хватает, так это майамской погоды. Здесь так холодно на улице! Даже в Бостоне по сравнению с Канадой климат умеренный.
Приезжайте к нам в гости вместе со своим чудесным малышом.
Люблю, целую,
мама
53
Рейд
Господи, она ненормальная какая-то, честное слово. Но весь этот бред говорит лишь о том, что я не добьюсь подлинной свободы, пока не переговорю с ней и с отцом – порознь, разумеется. Высадив Соренсонов в аэропорту, мы едем по 95-й трассе в сторону Майами-Бич в полной тишине, расслабленные, что наконец остались втроем, но уже без сил от вымученного, продолжительного общения с родней. Даже пристегнутый к своему креслу Нельсон дремлет, что для него нехарактерно.
Мы въезжаем в СоБи по 5-й улице, и я замечаю огромную киноафишу над нами:
СЕКСУАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ СИАМСКИХ БЛИЗНЕЦОВ.
На ней актрисы Кристен Стюард и Меган Фокс, сросшиеся от бедер и выше, сидят на скамейке в парке, чванливо отвернувшись друг от друга. За ними стоит Райан Рейнольдс и смотрит с горемычным видом вдаль.
И логлайн из трех строк:
ДВЕ БОЙКИЕ ДЕВЧОНКИ
ОДНО СНОГСШИБАТЕЛЬНОЕ ТЕЛО
СЕРЬЕЗНАЯ ЗАВАРУШКА
Настоящие близняшки – не киношные – успокоились и нашли себя в религии. Я недавно их видела в какой-то дебильной дневной программе. Из-за кино про них опять все вспомнили, но Эми открещивается, а Аннабель, видимо, отказывается комментировать.
Цирк, конечно. Флаг им в руки. Мне нравится спокойная жизнь, и я совершенно не скучаю по телевизионщикам и прилипчивым папарацци. Так здорово, что про меня больше ничего не говорят в СМИ. Джилиан ушла из «Потерявшего больше всех», и шоу уже не то. Вместо нее взяли какую-то русскую теннисистку, которая через полгода слилась. Летом должен начаться первый сезон «В форме или за бортом»: ведущей туда взяли другую бывшую теннисистку – Веронику Любарски, ту самую, которая написала «Гейм, сет и мат». Флаг им всем в руки.
Есть и по-настоящему охуенная новость: конгрессмен Квист подает в отставку из-за финансового скандала. Не было во Флориде еще политиков, которые бы отказались от отката в том или ином виде, и Квист, как и многие до него, неизбежно должен был напороться на какую-нибудь аферу с недвижимостью. Я видела, как он с красной рожей давал интервью по телику; звук был отключен, я готовила обед. Он был дома, а на заднем плане на стене висела голова пантеры. Из-за таких как раз уродов, как он, пантер во Флориде и не осталось, разве что на спортивной одежде. Но Квиста в местной политике тоже скоро не будет, что прекрасно, хотя мне уже все равно это не поможет.
От сидения на цепи и поедания разных шлаков один урок я все-таки усвоила: я стала терпимее к людям. Да, мне надо сдерживаться и перестать материть всех подряд. Лина говорит, чтобы я перестала называть женщин суками и тварями. Она знает, что эти слова изрыгал мне тогда в ухо в парке Клинт Остин и с тех пор они просто выходят наружу. Теперь, когда я все это признала, надо бы остановиться. Ну, разве что по поводу Моны можно пройтись. Как говорится, шапка впору, так носи: в ее случае по-другому и не скажешь.
Да, семейная жизнь – это прекрасно, а сейчас станет еще лучше, когда Соренсоны отъехали в свой Поттерс-Прери, округ Оттер, штат Миннесота. Меня бросает в дрожь от одной мысли, что такой город существует на планете. В Америке сейчас, наверное, столько бешеных религиозных долбоёбов развелось, сколько не было никогда, но реагировать на это можно только усилением градуса иронии. «Америка», «демократия», «свобода», «Бог» и тому подобные слова используются издевательски, с насмешкой, причем обычно людьми, которые осознают, что те, кто говорит это всерьез, хотят либо контролировать тебя, либо что-нибудь тебе втюхать. Соренсоны не были столь амбициозны, они лишь хотели власти над дочерью. Лина снимает эту мысль у меня с языка, и в этот момент мы уходим с 95-й.
– Наконец-то мы будем дома одни; я их люблю, конечно, но всему есть предел!
Но покой нам только снится. Мы не так давно вернулись домой, я поливаю что-то в саду. Солнце начинает клониться к закату, на город медленно опускается прелая тьма. С меня градом льется пот, вокруг гудит мошка. В это время суток к бассейну любят слетаться комары, и я чувствую, как один жирный кровосос впивается мне в лодыжку. Я пытаюсь его прихлопнуть, но промахиваюсь и просто шлепаю себя по ноге. Ругаясь, смотрю на свет в окне кабинета и вижу, как Лина с Нельсоном на коленях распечатывает какие-то картинки из компьютера и раскрашивает их.
Внезапно до меня доходит, что перед домом остановилась машина и кто-то – судя по звуку шагов, явно не один – выходит и идет по дорожке к двери. Сильный стук. Я возвращаюсь в дом, напрягшись, как гитарная струна; Лина идет по коридору передо мной с Нельсоном на руках и открывает.
Полиция. Один из копов – Грейс Карильо; я не видела ее пару лет. Мы встречаемся взглядами, она отмеряет мне холодный кивок, чтобы было понятно, что речь пойдет не о посиделках после долгой разлуки. Она поправилась: я слышала, ее повысили, так что, наверно, работы стало больше, а времени на спорт – меньше.
Я знаю, что все это значит. Я ждала этого дня. Я сдержала слово – обещание, которое дала Лине, когда та только посадила меня на цепь, что никогда (кроме того дня, когда у нас был разговор и когда она меня отпустила) не буду упоминать имя Джерри. Но я не могу о нем не думать, тем более что с большой вероятностью вижу каждый день его фрагменты. Лина закончила «Нового человека», но после предыдущих визитов к нам копов стало понятно: по крайней мере один старший офицер полиции Майами считает, что некоторые фрагменты тела Джерри, в частности череп и тазобедренный сустав, были встроены в скульптуру. И они действительно похожи на человеческие по размеру и форме, хотя их едва видно сквозь серовато-зеленую полупрозрачную оболочку.
Весь мой жар куда-то улетучивается: Грейс Карильо говорит Лине, что скульптура подлежит изъятию и вскрытию для получения образцов ДНК из костей. Она показывает на улицу, где двое мужиков в синих комбинезонах подкатывают по дорожке большой ящик.
Лина качает головой:
– Боюсь, я не могу вам этого позволить.
– Скульптура вам больше не принадлежит, мисс Соренсон.
Меня всю колотит, бешено стучит сердце. Я смотрю на Лину: она совершенно невозмутима. Лицо оживляет игривая ухмылка, и она как-то буднично пожимает плечами:
– Это я и имею в виду, сержант Карильо. Я не имею права вам ее отдать, поскольку скульптура мне больше не принадлежит. Галерея продала ее частному коллекционеру утром во вторник. – И она спешно, хотя и сохраняя самообладание, идет в кабинет, возвращается, размахивая письмом, и подает его Грейс. – Покупатель, о котором идет речь и которому теперь принадлежит работа, занимает третью позицию в списке самых богатых людей мира по оценке журнала «Форбс». Если скульптуру повредить, даже ткнуть в нее тонкой иглой, смола треснет, и тогда привет. Обратите внимание, что покупатель заплатил за нее шестнадцать миллионов двести пятьдесят тысяч долларов. Если внутри скульптуры кости Джерри Виттендина, то у меня, очевидно, будут большие неприятности. Если же там лишь литые формы моего собственного изготовления, то большие неприятности будут у вас. Новый владелец, скорее всего, подаст в суд на Департамент полиции Майами-Дейд и, скорее всего, этот суд выиграет. Так что весь вопрос в следующем, сержант Карильо: насколько везучей вы себя считаете?
Грейс сверлит ее взглядом. Линино выражение лица – как у провинциальной мамки-наседки – так и не меняется. Тогда Грейс поворачивается ко мне с какой-то отчаянной мольбой во взгляде. Я пожимаю плечами и смотрю на второго копа в штатском: тот берет у Грейс письмо и читает; на шее у него пылают красные пигментные пятна.
Лина показывает пальцем на письмо у него в руке:
– Теперь вам надо общаться с этим самым покупателем.
Грейс заливается краской, бросает взгляд на собрата и, пытаясь как-то компенсировать унижение, гавкает:
– Не сомневайтесь, обязательно пообщаемся!
Но выглядит она как кокер-спаниель в роли питбуля. Лина тоже это видит.
– Ну, тогда удачи, – улыбается она; Грейс с коллегой мрачно выходят.
Мы наблюдаем, как они велят тем двоим увезти ящик и погрузить его обратно в машину.
Откуда такая дерзость? Лина развела этих ебанатов как детей, и они просто свалили! Я, кстати, всегда подозревала, что Грейс – в прошлом известная как крутая телка, – вообще-то, довольно пуглива. А большие кости – таз и череп – так и застыли в Лининой полупрозрачной скульптуре подобно ломтикам фруктов в желе Jell-O. Не знаю, Джеррины это кости или нет. Она с таким же успехом могла их отлить с помощью своих специальных форм, которые забрала полиция. Знаю только, что богатый покупатель собирается подарить работу Чикагскому институту искусств для нового здания. Я никогда не спрашивала Лину, хотя знаю, что когда-нибудь обязательно спрошу, и очень надеюсь, что там именно останки Джерри, в этой скульптуре. Мне нравится, что его выставят в собственной альма-матер в составе постоянной экспозиции. Мне почему-то кажется, что он сам был бы не против такого расклада.
