— Шериф, вы что-нибудь понимаете? «Петя равняется Микки»?
Второй раз за сегодняшний день он увидел тень страха на лице Шерифа. Баженов застыл, словно в ступоре. Потом встряхнул головой и уставился на Тамбовцева:
— Ну что, Николаич? ОН все-таки вернулся. Нашел способ.
Тамбовцев ответил не менее загадочно:
— Нет. Оказывается, ОН все время был здесь. Просто выжидал удобного момента.
— Послушайте, о чем вы говорите? — вмешался Пинт, но они стояли и молчали, глядя друг другу в глаза, как два дуэлянта перед барьером.
— Ясно одно, — медленно проговорил Шериф. — Он никуда не убежит. Он останется в городе.
— Знаешь… — задумчиво сказал Тамбовцев, — мне от этого почему-то не легче. Скорее наоборот…
* * *
Баженов провел ладонью по лбу, словно пытался таким образом прогнать мрачные мысли. Возможно, где-то в городке, прямо сейчас, происходило нечто ужасное, так что времени на раздумья было немного. Точнее, его совсем не было.
— Док, — сказал он Пинту, — отведи Валерия вниз, и сидите пока на кухне, выпейте чего-нибудь. Мы скоро придем.
— Да, — кивнул Тамбовцев. — Мы придем. Скоро. Оскар взял под руку упирающегося Ружецкого:
— Пойдемте. Вам необходимо успокоиться. Ружецкий подчинился.
— Вы только, — в дверях он обернулся, — не делайте ей… — Похоже, он и сам не знал, что хотел сказать. Виновато качнув головой, он повторил: — Пожалуйста, не надо…
— Хорошо, хорошо, — заверил его Шериф. — Иди, Валера. — Он поймал себя на мысли, что чуть было не ответил: «Все будет в порядке».
Но он знал твердо — наверное, лучше, чем кто бы то ни было из присутствующих, — что ничего уже не будет в порядке.
Едва Ружецкий, бережно поддерживаемый Пиитом, скрылся в коридоре, Шериф затворил за ними дверь и обратился к Тамбовцеву:
— Николаич, давай осмотрим ее хорошенько.
Тамбовцев покряхтел, но согласился. Он знал, что это необходимо.
Они перевернули тело на спину. Тамбовцев, подслеповато щурясь, стал приглядываться.
— Ничего не вижу. Кирилл, раздвинь ей ноги, пожалуйста.
Баженов положил руки на голые колени трупа и, морщась от отвращения, развел ей ноги.
— Что там? — Сам он старался не смотреть. Он даже отвернулся, чтобы ничего не видеть. Конечно, если бы он был один, ему бы пришлось проделать эту неприятную процедуру самому. Но ведь рядом Тамбовцев. А Тамбовцеву он доверял.
— Боже! — Тамбовцев громко рыгнул. — Меня сейчас вырвет. — Он потянулся за легкомысленно отвергнутым нашатырем, глубоко вдохнул, стало немного лучше. — Подожди, подержи еще немножко. — Он взял большой клок ваты и накрутил его на пинцет. — Сейчас, возьму мазок. По-моему, это то, что мы… — Он не договорил.
Шерифа тоже начало мутить.
— Ну давай быстрее, чего ты копаешься?
— Все уже. — Тамбовцев с кряхтением поднялся с колен. Баженов взял покрывало, лежавшее на углу кровати, и накрыл тело.
— Так будет лучше. Ну, чего нашел? Тамбовцев покрутил головой. Он совсем не хотел рассказывать о том, что увидел. Но пришлось.
— Перед смертью ее изнасиловали. Жестоко. Куда только могли. Я только не знаю чем. Не могу себе представить такие размеры у обычного человека… — Он замолчал, словно осознав глупость своих слов: ведь речь шла не о человеке. — Всюду — страшные разрывы. Кровь, кал… И еще — вот это. — Он поднял пинцет к свету.
На куске ваты были хорошо видны потеки черной слизи, смешанной с кровью. Шериф подошел к двери, щелкнул выключателем. В темноте слизь слабо светилась — еле-еле, свечение становилось все бледнее и бледнее, она будто медленно умирала.
— Значит, это точно ОН? — спросил Шериф. Он надеялся услышать «нет», но сам был уверен в обратном. На сто пятьдесят процентов.
Тамбовцев молчал. Он взвешивал каждый довод «за» и «против». Наконец он заговорил, и Шериф услышал, что голос его дрожит:
— Боюсь, что да. Во-первых, та же самая черная дрянь. Во-вторых, портретное сходство. — Они оба, как по команде, посмотрели на плакат. Теперь сходство установить было трудно, потому что вместо лица непутевой голливудской звезды зияла черная дыра с ошметками картона, но и Тамбовцев и Шериф одновременно покачали головами, будто сочувствуя друг другу и самим себе. — В-третьих, свечение в заброшенной штольне, вряд ли это совпадение случайно.
И, в-четвертых, надпись на полу. Видимо, она хотела нас предупредить. «Петя равняется Микки…» Значит…
— Николаич, ты принимал у нее роды? — перебил Баженов.
— Нет, Валерий возил ее в Александрийск. Я только наблюдал ее на ранних сроках, но…
— Что?
Тамбовцев вспоминал. Да, поведение Ирины показалось ему тогда странным, но… Он отнес это на счет обычного невроза беременных.
— Примерно с третьего месяца она перестала ходить ко мне. Ездила в Александрийск.
— Послушай, должны были сохраниться какие-то записи… Наверняка в Александрийске завели историю болезни. Она тебе не показывала?
— Нет. Сказала, что потеряла, а я как-то… Роды прошли нормально, да и черт с ним.
— Николаич, тебе не кажется, что Петя — не от Валерки?
— Возможно… Я, конечно, нарушаю врачебную тайну… Мой молодой коллега Пинт вряд ли бы меня одобрил, но… Валерий приходил ко мне несколько раз, спрашивал, почему они живут уже пять лет, а детей все нет. И потом она вдруг забеременела. Ружецкий успокоился. Я объяснил ему, что так бывает…
— Так действительно бывает? Тамбовцев вздохнул:
— Чему тут удивляться? Ты сам знаешь, что ВСЕ бывает.
— Она родила… — Шериф пощелкал пальцами, призывая Тамбовцева на помощь.
— В конце апреля. Минус девять месяцев — конец июля. По времени все сходится. Да, — уверенно сказал Тамбовцев. — Это могло быть именно так, как ты думаешь.
— Выходит, ОН вернулся… через нее? — Шериф кивнул за спину, туда, где лежало тело Ирины.
— Он мог появиться откуда угодно. — Тамбовцев беспомощно развел руками. — Я почему-то так думаю. Но… скорее всего, ты прав. Он вернулся в этот мир через ту же самую дверь, что и все люди.
— Смотри… Если он появился именно ТАК, значит, ему это было для чего-то нужно?
— Кирилл, по-моему, — Тамбовцев невесело усмехнулся, — ты пытаешься найти логику в поступках кирпича, упавшего с крыши кому-то на голову. Это бесполезное занятие.
Шериф подошел к Тамбовцеву вплотную и сказал тихо, почти шепотом:
— Николаич… Я… боюсь, понимаешь? Боюсь, что мне с ним не справиться.
Тамбовцев ответил — так же тихо:
— Тогда — кто?
Они застыли, глядя друг другу в глаза. Между ними бездонной черной пропастью пролегло ОТЧАЯНИЕ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
