— Микки?
— Плохое имя? Или оно мне не подходит?
— Нет… Просто… непривычно.
— Это хорошо. Привычка убивает остроту восприятия. А так… может, вы посмотрите на меня по-другому.
— «По-другому» — это как? — Ирина презрительно поджала губы.
— Не так, как на всех. Просто немножко по-другому. «Если ты имел в виду только это, считай, ты своего добился», — подумала Ирина.
— Извините, Ирина, мне трудно разговаривать, когда вы стоите. При взгляде на ваши божественные ноги в голове у меня путаются все мысли. Наверное, поэтому я выгляжу глупее, чем есть на самом деле. Присаживайтесь, прошу вас. — Он протянул руку, взмахнул рубашкой и постелил ее. Впрочем, на довольно приличном расстоянии от себя.
Ирина для виду поколебалась, но в конце концов подумала, что ничего предосудительного в этом нет. Она присела, согнув ноги в коленях, правой рукой оперлась на землю, левой тщательно расправила складки.
— Ну и о чем мы будем говорить? — с наигранной надменностью спросила она. Эта надменность всегда ставила в тупик всех ее ухажеров. Впрочем, возможностей развернуться в Горной Долине было не так уж много.
Однако на Микки ее тон не произвел никакого впечатления.
— Полагаю, уровень интеллектуального развития позволяет нам обсудить максимально широкий круг вопросов. Что вы, например, думаете о критерии сходимости рядов Вейерштрасса? Не кажется ли вам, что старик Коши был более убедителен? Впрочем, — он махнул рукой, — высшая математика не так интересна. Несмотря на название, она все-таки довольно примитивна, вы не находите? — Ирина неуверенно кивнула. — По сути, это даже не наука, она ведь логически замкнута — сама на себя, как лист Мебиуса. Любой мир, порожденный разумом, конечен, как конечен сам процесс познания. Зато, — голос его снова стал вкрадчивым и хитрым, — чувственный мир бесконечен, как сама Вселенная. Вот почему все мужчины такие скучные и предсказуемые, а женщины — загадочны и неповторимы… Мужчины живут рассудком, а женщины — эмоциями. Вы согласны?
— Ну… почему только мужчины? Я бы сказала, что современной женщине тоже приходится много думать… — начала Ирина, но Микки перебил ее:
— Боже избави! Дорогая моя, вы неверно меня поняли. Я же не называю женщину неразумным существом… Конечно нет. Женщина наделена разумом в той же степени, что и мужчина. Но самая сильная ее сторона — это не разум, а чувства. Она умеет чувствовать так, как никакому мужчине даже не снилось. Разве я не прав?
— Да. — Ирина уже не вслушивалась в то, что он говорил. Она поймала себя на мысли, что ей очень нравится его голос. Глубокий, мелодичный и немного надтреснутый, словно от частого и давнего курения, но это придавало Микки особый шарм.
— Вы разве не чувствуете, что хотите меня? А мой рассудок подсказывает, что у вас не было секса уже три дня…
— Что? Что вы такое говорите? Я — вас хочу?! Бред! — Она сделала вид, будто собирается уйти. Он положил руку ей на колено:
— И не будет до конца недели. Можете мне поверить. Ирина возмущенно скинула его руку:
— Не понимаю, с чего вы взяли… Почему я вообще должна выслушивать эти глупости?
Микки оставался невозмутим. Если он и убрал руку, то не потому, что ОНА так хотела. Просто потому, что одного прикосновения ему было достаточно, чтобы ощутить ее дрожь. Пока достаточно.
Женщину не надо соблазнять, пусть она соблазнит себя сама. Ее надо БРАТЬ, руководствуясь правом сильного, тогда она обязательно покорится, но при одном условии: если признает за тобой это право.
— Вы можете обмануть меня, но какой в этом прок? Себя обмануть все равно не удастся. Я не зря сказал, что вы отличаетесь от других. Это — не просто неуклюжая и грубая лесть. Вы наделены способностью чувствовать сильнее прочих. Настолько сильнее, что не всегда можете справиться со своими чувствами. Вопрос в том, стоит ли это делать? И если да, то ради чего? Что вы надеетесь обрести в награду за насилие над собой? Почтенную старость? Или вечный покой? Или, может быть, почетное звание «самой верной жены в Горной Долине»? Все это, безусловно, благородные цели, но слишком уж они рассудочны. Понимаете? Продиктованы рассудком, а не сердцем. Поверьте, нет ничего прекраснее, чем минутный порыв. Фонтан, взрыв, фейерверк!! Извержение вулкана, землетрясение, тайфун, цунами, ураган! Не зря же самые сильные ураганы называют ласковыми женскими именами. Маленькие тайфунчики таятся в каждой женщине, но у вас внутри бушует разрушительный смерч, просто глупо не признавать этого. А? — Он подмигнул ей.
— Не знаю, с чего вы это взяли… — повторила она. Но не стала уточнять, что имеет в виду: смерч в душе или ставший скучным и нечастым секс с мужем. Собственно говоря, первое было следствием второго.
— Я бы мог… — Он нежно взял ее за руку, и Ирина вздрогнула, но руку не отдернула. — Я бы мог сказать, что вы прекрасны… Восхитительны. Что у вас роскошные волосы, которые хочется гладить бесконечно… Что у вас замечательная фигура… Нежная прозрачная кожа… — Он постепенно переходил на шепот, и ей приходилось ПРИСЛУШИВАТЬСЯ к его словам. — Тонкие пальцы… — Он нагнулся и осторожно поцеловал ее руку: едва коснулся горячими сухими губами. — Изящные, словно точеные, запястья и щиколотки. — На этот раз губы коснулись запястья.
Она почувствовала, что с каждым прикосновением с ней что-то происходит, у нее остается все меньше и меньше сил, чтобы сопротивляться.
— Вот эта ямка… В локтевом сгибе. С синими проблесками вен. — Он придвинулся ближе. — Все это… Волшебно. Великолепно.
Он прижался волосами к ее руке, горячее дыхание обожгло ее колени, точно пламенем. Ирина, сама не сознавая, что делает, запустила тонкие пальцы с острыми коготками в его густые волосы.
Ей показалось, что он заурчал от удовольствия.
— Я бы мог сказать все это… Но зачем? Слова слишком слабы и неверны. Слова всегда лгут. Они не смогут передать и сотой доли того, что творится в моей душе. Тебе ведь не нужны слова, правда? Чтобы понять это? — Он выпрямился, крепко взял ее руку и положил себе на грудь: туда, где билось сердце. Или — должно было биться. Он опускал ее руку все ниже и ниже.
Ирина закрыла глаза. Так было легче не сопротивляться.
— Здесь… такое солнце, — невпопад сказала она.
* * *
Сейчас все это виделось ей совсем по-другому. Она не могла понять, что с ней тогда произошло. Неужели действительно все дело в солнце? Или в том, что она была на десять лет моложе?
Или же? Все дело в том, что ПРОЩАЛЬНЫЙ взгляд — всегда самый точный и острый?
Она почувствовала, как запоздалое сожаление наполняет ее сердце, вытесняя оттуда раскаяние, обиду, отвращение и стыд.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
