Это псалом надежды, но она сменяется скорбным плачем в следующем – тридцать седьмом:
Беззакония мои превысили главу мою,Словно бремя тяжкое придавили меня…
Грешник подобен утопающему. Что делать? «Сердце мое в смятенье, нет сил, померк даже свет в очах». Но в псалме 62 вновь пробуждается надежда. Здесь говорится о том, как человек ищет Бога, как жаждет встречи с Ним:
Боже, Боже мой,Тебя от зари ищу я.Жаждет Тебя душа моя,По Тебе томится плоть моя,Как земля сухая,Истомленная и безводная.
В псалме 87 эта тема продолжается: я взываю к Тебе днем и ночью, но все равно чувствую, что утопаю. И вот спасение, оно приходит от Бога (псалом 102), ибо Он
Очищает все беззакония твои,Исцеляет все недуги твои.
Этот псалом полон сияния утреннего, но уже высоко поднявшегося солнца:
Как далек восток от запада,Он удалил от нас наши беззакония…
Кончается Шесто псалмие псалмом 142, где слышны почти все прозвучавшие выше темы: страх, тьма, онемевшее от уныния сердце, молитва, обращенная к Богу, с просьбой «указать мне путь, по которому идти и научить меня творить волю твою, ибо Ты – мой Бог» и, наконец, заливающий все солнечный свет. Заключающие цикл слова «Скажи мне, Господи, путь, по какому пойду» напоминают о Христе, ибо Он есть «путь, истина и жизнь», как сам Иисус говорит в Евангелии от Иоанна. Плач души завершается, и в храме вновь зажигаются свечи и светильники.
На Западе в средние века сложился обычай читать семь покаянных псалмов (6, 31, 37, 50, 101, 129, 142); этот цикл весьма напоминает Шестопсалмие. Оба цикла составлены по одним принципам – псалмы выбраны из всех частей библейской книги в порядке возрастания номеров. Почти про себя, «тихим шепотом» или, как говорит один средневековый французский писатель, «не громче, чем жужжит пчела», читали Семь Псалмов монахи и миряне, мужчины и женщины, даже те, кто с трудом понимал латынь.
Мать знаменитого мистика XII века Бернарда Клервосского читала их, умирая. Слабая до того, что голос ее уже совсем не был слышен, с трудом шевеля губами, она продолжала, как рассказывает один из биографов святого, шептать слова псалма.
Посмотрим, что представляют собой Семь Псалмов. В начале идет псалом 6. Молящийся умоляет Господа услышать «слова моего рыдания». Затем (31) говорит о блаженстве тех,
Чьи отпущены беззаконияИ коих грехи оставлены.
Мысль о том, что «надеющегося на Господа милосердие окружает», дает силы для покаяния, ведь жизнь имеет смысл, лишь если в ней есть надежда. Следующий (псалом 37) начинается с того самого стиха, с которого начался цикл, поэтому он звучит здесь как рефрен:
Господи, не в ярости Твоей обличай меняИ не в гневе Твоем меня наказывай.
Этот псалом подводит читателя к следующему, так называемому Покаянному, или пятидесятому, псалму:
Помилуй меня, Боже,По огромному Твоему милосердиюИ по множеству милости Твоей безмернойИзгладь мои беззакония.
По-латыни первое слово псалма «помилуй» звучит как miserere. Кто из старых мастеров не писал музыки для этого текста! Псалом 50 – это кульминация покаяния, подлинный плач души, которая полностью раскрывается перед Богом и полностью отдает себя на Его суд.
Жертва Богу – дух сокрушенный;Сердце сокрушенное и смиренноеБог не отвергает, —
восклицает псалмопевец. «Кающийся приятен Богу» – так, быть может, несколько прямолинейно, понимал эти строки средневековый христианин, который в постах, проведенных без сна ночах и других подобных им деяниях видел иной раз не способ очиститься от духовной грязи, а цель своей жизни. При этом он не всегда замечал, что здесь, в псалме, говорится о том, что Богу нужны не жертвы, а чистое сердце, отчего аскетические подвиги представляют собою лишь средство и ни при каких обстоятельствах не могут стать самоцелью.
Прекрасно говорит об этом знаменитый фламандский мистик Рюисбрек Удивительный (1274–1381), основавший Гренендальское аббатство в окрестностях Брюсселя: «Если ты углубился в молитву, а твоему брату понадобилось лекарство, оставь свою молитву и иди отнеси ему лекарство. Связь с Богом, которую ты оставил, не столь надежна, как та, что ты нашел». Молитва – это школа, в которой человек учится жить по Евангелию. Только школа, но без нее жить по Евангелию не научиться – так понимал молитвенный труд Рюисбрек, который, без сомнения, читал Семь Псалмов каждый день.
Далее следует псалом 101, продолжающий покаянный плач:
Ночами не сплю яСловно птица, одиноко сидящая на кровле.Пепел ем вместо хлеба,И питие растворяю плачем.
Человек уже провалился в бездну отчаяния и полной беспросветности. Помочь ему в силах только Бог, о чем говорится в псалме 129:
Из глубины взываю к тебе, Господи,Господи, услышь мой голос…
Это знаменитое «De profundis». Еще один вопль уповающего (сравните псалмы 37 и 87 в Шестопсалмии), рядом с которым, несмотря ни на что, оказывается Бог. Это Он направит его на путь, по которому должен идти человек. Такова главная тема псалма 142, которым заканчивается не только Шестопсалмие, но и Семь Псалмов Покаянных.
Монахи, поселившиеся в пустыне, составили чин из двенадцати псалмов; он получил распространение в монастырях, расположенных на Афоне, и оттуда был заимствован иноками Киево-Печерской лавры. В этот цикл входят псалмы 26, 31 (он же читается в Семи Псалмах), 56, 33, 38, 40, 69, 70, 101 (сравните Семь Псалмов), молитва Манассии (это псалом, не включенный в число ста пятидесяти, а помещенный в Библии в конце Второй книги Паралипоменон) и, наконец, молитва святого Евстратия, которую пустынники советовали читать перед смертью.
Существовали и другие мало-помалу вышедшие из употребления циклы для чтения псалмов. Все они в большей или в меньшей степени связаны друг с другом, и все они, что очень важно иметь в виду, восходят к первым векам христианства и, возможно, к традиции, выработавшейся в апостольские времена. Напомним, что евреи считали, что единственный способ встретиться с Богом – это молитва. Христиане первых поколений еще помнили об этом и именно поэтому искали свои пути для чтения Псалмов Давидовых.
Безмолвное житие
В Новом Завете содержатся два варианта молитвы «Отче наш»: один в Евангелии от Матфея в Нагорной проповеди, другой – у Луки. Текст, сохраненный у Матфея, построен по всем правилам библейской поэтики. Молитва состоит из четырех стихов, а всякий ее стих – из двух полустиший, причем каждое второе полустишие раскрывает, поясняет и отчасти дублирует смысл первого:
Отче наш, иже еси на небесех,Да святится имя Твое,Да приидет Царствие Твое,Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли.Хлеб наш насущный даждь нам днесьИ остави нам долги наши,Яко же и мы оставляем должником нашим.И не введи нас во искушение,Но избави нас от лукавого.
В самом начале молитвы в первом полустишии дважды содержится обращение к Богу «Отче наш» и «иже еси на небесех», но имя Его, которое как бы уже витает на устах молящегося, прямо вслух не называется. Именно поэтому второе полустишие представляет собой молитву о имени Божьем: «Да святится имя Твое»; оно должно присутствовать в нашей жизни, как святыня, но святыня невидимая и человеческим голосом непроизносимая.
Далее говорится о Царстве Божием, которое заключается в том, что во всем будет реализовываться Его, Божья воля. Прощение грехов возможно, только когда мы сами прощаем других, а хлеб (это видно из самой структуры стиха, из его внутреннего параллелизма) Бог дает нам только в тех случаях, когда мы сами даем его кому-то, когда мы готовы поделиться, и делимся с другими.
«Не ввести во искушение» и «избавить от лукавого» – это тоже почти одно и то же. Таким образом, молитва строится по тем самым принципам, по которым составляется псалом. А вот как выглядит та же молитва у Луки (11: 2–4):
Отче!Да святится имя ТвоеДа приидет Царствие ТвоеХлеб наш насущный подавай нам на всяк деньИ остави нам грехи наша, ибо и сами оставляемВсякому должнику нашемуИ не введи нас во искушение.
В наиболее распространенном русском, так называемом Синодальном, переводе тексты «Отче наш» у Матфея и у Луки друг от друга почти не отличаются. Отличия, о которых идет речь, имеются в греческом тексте, а также в переводах как на латинский, так и на большинство европейских языков. Переданы они и в русском переводе, сделанном в Париже под редакцией епископа Кассиана (Безобразова).
В этом варианте из четырех стихов полностью присутствует лишь один – третий, причем в измененном виде. Выражение «грехи наша», стоящее здесь вместо мягко звучащего «долги наши», вводит в молитву сильный элемент покаяния, исповедания грехов. Замена слов «оставляем должникам нашим» на «оставляем всякому должнику нашему» ориентирует не на норму поведения, а на отношения с конкретным живым должником, которому, разумеется, простить долг много сложнее, чем просто подумать о том, как важно вообще прощать должникам.
