Вновь…
Вновь…
Вновь…
Эхо отражается от стен и потолка.
Кажется, что само время затаило дыхание.
Габриэль открывает рот, но не может подобрать правильные слова. Остатки надежды исчезают, неотвратимое сгущается перед его внутренним взором, фокусируется на зеркале, в этой проклятой красной точке.
Валериус усмехается.
– О чем еще поболтаем?
– Что ж ты за омерзительный, злобный, больной ублюдок!
– Господи, ты что, моралист? Ничуть я не злобный. Я просто умный. И делаю то, что должен.
– Называй это как хочешь.
– Ты и себя считал злым, когда приставил своему братцу Дэвиду нож к горлу, чтобы сбежать из психиатрической клиники? – шипит Валериус.
Габриэль вздрагивает, будто его ударило током.
– А когда ты толкнул меня в огонь? Когда выстрелил в своего отца? Это тоже было проявлением злобы?
– Откуда ты знаешь о Дэвиде?
– И поступал ли ты зло, когда работал на «Питон»? На Юрия, этого ублюдка. Скажи честно, чего он требовал от тебя? Наверное, не просто устанавливать сигнализацию, а что-то большее. А как насчет того случая, когда ты убил Йонаса? – Глаза Валериуса горят. Грудная клетка поднимается и опускается. Он тяжело дышит.
Габриэль смотрит на красный свет в зеркале. Только сейчас все осколки головоломки складываются в его голове, и он понимает, как тщательно Валериус все спланировал с самого начала.
– Та сигнализация на Кадеттенвеге, это было твоих рук дело?
– Ну конечно. Я знал, что у тебя дежурство. И знал, что ты приедешь. Я похитил твою малышку в тот самый момент, когда ты держал в руках платье. Только, к сожалению, эти два придурка вмешались…
– Пит и Йонас.
– Нужно было вести себя последовательнее. Следовало сразу убить обоих. А может, просто спугнуть. Тогда Лиз не смогла бы тебе позвонить… – У него подрагивают уголки рта. – Ирония судьбы. В смысле, что ты не нашел фотографию. И не смог ничего вспомнить, совсем ничего… Я просто поверить в это не мог, вернее, даже представить такое. Что-то должно было остаться в твоей памяти, думал я. Я-то обо всем помнил. Знаешь, я очень многое о тебе выяснил, только в голову твою не смог заглянуть. Но как я уже сказал, какая разница… Все сложилось само собой.
Габриэлю кажется, что земля уходит у него из-под ног. «Время! – в отчаянии думает он. – Мне нужно выиграть время». Он смотрит на нож между ног Лиз. Видит ее умоляющий взгляд.
– Твой фильм становится все длиннее, – замечает Валериус.
– Откуда ты столько обо мне знаешь? Как ты меня нашел?
Валериус улыбается, и уголок его рта приподнимается вверх.
– Ты пытаешься выиграть время, да? Ты хочешь знать, как я тебя нашел? Ну да ладно, окажу тебе услугу. Десятилетиями в заточении я вынашивал планы мести, и когда около года назад наконец-то сумел освободиться, то не смог тебя найти. Ты как сквозь землю провалился. Поэтому я начал искать Саркова и следить за отцом, и в какой-то момент увидел тебя рядом с Юрием. Представляешь, что я почувствовал? Это как после долгого бега снять ружье с плеча, взять оружие наизготовку и ждать, пока дыхание успокоится. Спустя какое-то время я узнал о клинике «Конрадсхее» и снял копию с твоей истории болезни. Сарков стал твоим опекуном – типичное решение для моего старика. Он всегда должен был все контролировать.
Габриэль сглатывает горькую слюну и смотрит на Лиз, из глаз которой текут слезы. Бледные губы приоткрыты, он слышит ее слабое дыхание.
Валериус победоносно улыбается.
– И вот мы тут, и ты получишь свое видео, свое личное видео.
«Шесть проклятых метров», – стучит в голове Габриэля. Мгновение, одно только мгновение, когда Валериус отвлечется…
– Забудь, – говорит Валериус. – Всего один шаг в моем направлении, и я успею нанести четыре-пять ударов ножом и взрезать ее.
– Я убью тебя, – хрипло шепчет Габриэль. – Так или иначе.
– Спаси меня, если сумеешь. Я буду только рад этому! Но всю оставшуюся жизнь ты будешь помнить о случившемся. Вновь и вновь ты будешь представлять, как бросаешься на меня и все же опаздываешь. Ты сможешь с этим жить? С тем, что на твоей совести смерть родителей, а теперь еще и жены с ребенком?
Габриэль сжимает кулаки.
– Какая разница? – сдавленно произносит он. – Если ты все равно ее убьешь, я могу сразу броситься на тебя и убить.
– Но интересно, что ты этого не делаешь, не так ли? – шепчет Валериус, приподняв брови. – Напротив, ты ждешь, надеешься на чудо, пытаешься тянуть время. Для тебя – и для нее! – важна каждая секунда. И я не отказал вам в этой услуге. Тебе и ей. Я люблю поговорить! Почти тридцать лет я говорил только с собой. Я был наедине со своей ненавистью. А теперь я смог бы исторгнуть ее на тебя. И как сладостно, что ты молишь об этом… – Тонкая, как лезвие ножа, улыбка играет на губах Валериуса. – Но, честно говоря, пришло время заканчивать с болтовней.
Паника поднимается в Габриэле, у него перехватывает дыхание, мышцы горят от снедающего его гнева.
«Бросайся на него!»
«Нет, подожди!»
«Решайся! Сделай что-нибудь!»
– Время пришло, Габриэль, – шепчет Валериус. – Мы дошли до кульминации, кульминации твоего личного фильма ужасов.
Тонкий луч лампочки на видеокамере готов пробурить дыру в зеркале. Габриэль бессильно смотрит на нее. На мгновение ему вновь одиннадцать, у него оружие в руках, он должен принять решение, нажать ли на курок.
«Сделай это, черт подери!»
«Но ты убьешь ее, если сделаешь это!»
«Если ты этого не сделаешь, то тоже ее убьешь».
Сердце Габриэля выскакивает из груди. Красная точка пляшет у него перед глазами и вдруг… внезапно… гаснет.
Габриэль смотрит на место, где только что горела красная точка.
Валериус не сводит взгляда с лица Габриэля, видит, что тот изумлен, и пытается понять причины этого изумления, но тщетно.
– Камера… – шепчет Габриэль.
Валериус хмурится, косится на зеркало, и теперь уже на его лице написано потрясение. Он неуклюже проводит протезом руки по каменному столу, острие ножа подергивается во влагалище Лиз. Она закусывает губу и стонет.
– Оставайся на месте, – угрожающе произносит Валериус.
Он поднимает руку с протезом, и Габриэль видит дистанционный пульт размером со спичечный коробок, зажатый между пальцами протеза. Валериус вновь и вновь нажимает на кнопку, но тщетно.
Красная лампочка не загорается.
Ругнувшись, он пытается поменять руки, чтобы нажать на кнопку здоровой рукой. Протез тянется к ножу, соскальзывает, и нож со звоном падает на алтарь.
– Сейчас! – кричит Лиз.
Габриэль бросается вперед, точно дикий зверь, сорвавшийся с цепи.
Лиз рывком перемещает бедра, насколько позволяют цепи на руках и ногах, и опускается ягодицами на нож.
Валериус замирает от изумления: палец на пульте, взгляд устремлен на место, где только что лежал нож.
Затем он резко поворачивается, вскидывает протез и наносит Габриэлю сокрушительный удар в челюсть.
У Габриэля на мгновение подкашиваются ноги, и он падает на Валериуса, которому едва удается устоять.
Лиз в отчаянии натягивает цепи, пытаясь сдвинуть бедрами нож немного выше, чтобы иметь возможность схватить его.
Валериус отталкивает противника, и Габриэль, все еще оглушенный ударом в челюсть, отлетает к каменной колонне. Вопя от ярости, Валериус набрасывается на него и замахивается протезом, точно молотом.
– Осторожнее! – кричит Лиз.
Габриэль видит направленный на него удар, но он точно парализован. Мышцы отказываются реагировать. Протез несется к его голове. Инстинктивно он отшатывается в сторону, и удар приходится не на череп, а в плечо – как раз то, которое уже повреждено. Боль едва не сводит Габриэля с ума. Кажется, что в плечо ему вбили тупой железный шип толщиной в палец. Габриэль падает на пол.
Валериус тяжело дышит.
– Это тебе не поможет. Ты все равно ее потеряешь, – злобно шипит он и поворачивается к Лиз.
– Габриэль, вставай!
Лиз вжимается в каменный алтарь, закрывая своим телом нож. Ухмылка Валериуса – точно маска гнева. Обожженная половина лица отливает красным в зеркале. Он подходит к Лиз, пытающейся вырваться из наручников, и медленно поднимает руку, явно наслаждаясь каждым мгновением. Он смотрит на Лиз, но ее взгляд устремлен ему за спину. Валериус поворачивается и успевает увидеть, как бегущий на него Габриэль спотыкается и ударяется о каменную плиту. У Габриэля перехватывает дыхание, он сгибается пополам от боли, и Валериус, воспользовавшись моментом, сдавливает горло противника протезом. «Захват шеи» – вдруг вспыхивает в голове Габриэля название этого приема. То, что ему придется умереть вот так, просто смешно! Протез передавливает горло, точно тиски. От нехватки кислорода Габриэль слабеет, теперь его движения – движения беспомощного одиннадцатилетнего мальчика, дрожащего, вырывающегося, машущего руками. Где-то на краю сознания он слышит, как Лиз пытается высвободиться, звенит цепями, зовет его – вновь и вновь. У Габриэля кружится голова, поле зрения сужается, все вокруг темнеет, словно он падает в колодец.
