Какое-то время Боннер молча смотрел на Тривейна. Потом, задумчиво погладив рубцы на шее, медленно сказал:
— Хорошо, я расскажу вам, что случилось на самом деле... Хотя бы для того, чтобы вы оставили ЦРУ в покое: у них и без того проблем хватает. Там было пятеро двойных агентов, и я убил всех пятерых. Трое проникли в мой лагерь и открыли такой огонь, что чуть не разнесли полевой аэродром в щепки. Меня самого там не было: предупредили ребята из ЦРУ, спасибо им. С двумя другими агентами я покончил на границе, перехватив их с северо-вьетнамской почтой. Они использовали наши контакты и подкупали вождей племен... По правде говоря, ЦРУ довольно спокойно вытащило меня из всего этого бардака. А остальное — результат бурной деятельности некоторых горячих голов из военных адвокатов. Пришлось послать их к черту!
— Но почему было столько шуму?
— Вы не знаете, что представляла собой сайгонская политика. Такой коррупции, как в Сайгоне, не было никогда! У двоих из этих агентов оказались братья в кабинете... Но в любом случае о ЦРУ надо забыть.
Достав из кармана толстый блокнот, Тривейн перелистал несколько страниц.
— Обвинения против вас, — сказал он, — были выдвинуты в феврале, а двадцать первого марта Брюс начинает свою охоту. Он проехал от Дананга до дельты Меконга и брал интервью у каждого, кто имел с вами дело...
— Да не с теми он говорил! Ведь я работал в Лаосе, Таиланде и Северной Камбодже. Обычно — с группой в шесть — восемь человек, почти все местные жители, крестьяне.
— А я полагал, — оторвавшись от блокнота и взглянув на Боннера, проговорил Тривейн, — что в специальных войсках были свои команды.
— Были и такие, но не много... У меня хватало знаний для работы с тайским и лаосским языками, ко кхмерского я не знал. И всякий раз, когда мы оказывались в Камбожде и чувствовали, что нам грозит опасность, я укреплял группу. Хотя подобное случалось не очень часто. А раз или два нам пришлось в спешке готовить своих людей.
— Готовить для чего?
— Чтобы остаться в живых. Ведь нам не всегда сопутствовала удача. Взять хотя бы тот же Чанг-Кал!
Они проговорили еще минут пятнадцать, и Тривейн выяснил все, что хотел узнать. Теперь уже Викарсон должен был склеить куски воедино...
* * *
Сэм Викарсон позвонил у дома Тривейна в Таунинг-Спринг. Открыла Филис, обменялась с Сэмом крепким рукопожатием.
— Рад видеть вас дома, миссис Тривейн.
— Сегодня выпить не предлагаю, — улыбнулась Филис. — Энди ждет вас внизу!
— Спасибо. Я действительно рад, что вы уже не в больнице!
— Не нужно было туда и ложиться! Но поспешим: ваш председатель в тревоге!
Тривейн находился в комнате для отдыха, превращенной им в офис. Сидя в кресле с телефонной трубкой в руках, он нетерпеливо кого-то выслушивал. Увидев Викарсона, грубовато оборвал беседу.
— Это был Уолтер Мэдисон. Как жаль, что я обещал им играть честно. Его партнеры не желают брать дело Боннера, даже если это грозит им потерей такого клиента, как я... Уолтер заверил их, конечно, что такого не произойдет...
— Но ведь вы можете передумать.
— Мог бы... Они привели довольно глупое объяснение: они, видите ли, с уважением относятся к доводам обвиняющей стороны, у них нет никого, кто мог бы выступить защитником Боннера!
— А почему это кажется вам глупым?
— Да потому, что они не знают и не хотят знать того, что случилось! Они просто не желают быть втянутыми в это дело и защищать своих клиентов, включая меня!
— Действительно глупо... И тем не менее я считаю, что мы сможем превратить этого истеричного газетного пса в покладистого свидетеля в пользу оклеветанного майора, если, конечно, этого захотим. Но заставить его умолкнуть мы сможем в любом случае.
— Кого, Брюса?
— Ну да.
* * *
Расследование Викарсона была успешным. Интересующего его человека звали Александр Коффи. Офицер по особым поручениям из Бюро по азиатским делам при Пентагоне вспомнил, что именно Родерик Брюс привлек его внимание к этому человеку. Бюро было счастливо заполучить Коффи, поскольку специалисты по Дальнему Востоку не особенно охотно шли на контакт со спецслужбами. Конечно, офицер выразил сожаление по поводу операции в Чанг-Кале, но кое-что положительное было извлечено — так, во всяком случае, офицеру сказали. Командование лишний раз убедилось, как опасно брать ученого туда, где идут бои... В конце беседы офицер вручил Сэму досье Коффи...
Затем Викарсон направил свои стопы в Смитсоновский архив по Дальнему Востоку. Как выяснилось, главный архивариус хорошо помнил Коффи. Молодой человек был блестящим ученым, но явным гомосексуалистом. Странно, что он никак не использовал это, чтобы уклониться от призыва на военную службу. Архивариус высказал предположение, что молодой человек, полагая, что его будущее связано с консервативными организациями, не пожелал оставлять письменных свидетельств своего отклонения. Архивариус подозревал также, что Коффи хорошо знал того, кто устроил ему блестящий контракт с Пентагоном. Услышав, что Коффи обосновался в Вашингтоне, архивариус понял, что не ошибся. Правда, он ничего не знал о смерти Коффи в Чанг-Кале, и Викарсон не стал его беспокоить печальным известием. Затем архивариус показал Сэму личную карточку Коффи, на которой был записан его адрес, — а жил он на Двадцать первой стрит в Нордуесте, — и имя того, с кем он делил комнату. Это был предыдущий партнер по сексу, как выяснил Викарсон.
Парень до сих нор винил «богатого сучонка», к которому ушел Коффи, в его смерти. Алекс никогда не говорил ему, кто это был, но довольно часто приходил в гости, чтобы отдохнуть от этого «ненасытного существа». И приходил он всегда в чем-то новом, с новыми драгоценностями, а иногда приезжал на новой машине. Однажды он сообщил, что его благодетель прекрасно устроил его в армии, сказал, что ни дня не проведет в казарме, ни надень не уедет из Вашингтона. Да и форму будет носить только днем, а сошьют ее для него на заказ, из мягкой фланели. В общем, как утверждал Алекс, все будет прекрасно! Даже армейская комиссия была замешана в этой сделке. Да и какая организация могла бы отказать его благодетелю?
Ну, а потом его бросили, а может даже и «предали». И продал Алекса этот самый «богатый сучонок»...
Короче, Викарсон узнал достаточно. И сразу же направился в Арлингтон, чтобы увидеться с Боннером.
Боннер помнил Коффи: тот ему нравился, он его уважал, Молодой человек прекрасно знал жизнь племен Северной Камбоджи и выдвигал поистине гениальные идеи о том, как использовать их религиозные традиции при первых контактах. Его советы очень помогли при подготовке боевых операций.
Но что особенно запомнилось Боннеру, так это необычайная мягкость и полнейшая неприспособленность Коффи к тем условиям, с которыми он столкнулся среди камбоджийских холмов. Именно поэтому Боннер относился к нему так строго, почти безжалостно. Конечно, за шесть недель нельзя наверстать упущенное за годы жизни, но, возможно, их может хватить на то, чтобы хоть как-то помочь себе в крайнем случае.
Этих шести недель оказалось явно недостаточно, и Коффи был взят в плен в одной из схваток. Боннер до сих пор корил себя за то, что не проявил большей жестокости при подготовке ученого. Но теперь уже было поздно, хотя урок из случившегося Боннер для себя извлек. Если бы подобная ситуация повторилась и ему дали такого же человека, он был бы беспощаден. Тогда, возможно, человек бы выжил...
— Так вот в чем дело, мистер Тривейн, — закончил свой рассказ Викарсон. — «Любимый, ты ко мне не вернулся...»
— Да, это так, Сэм, — поморщился Тривейн, — и это очень печально...
— Да, конечно... И вполне достаточно, чтобы поставить Брюса на место. Иногда мне нравится Пол Боннер, ко этому обожателю чужих задниц я пожалел бы даже дерьма... У меня есть на то веские основания!
— Не сомневаюсь. А теперь, приняв все это за основу, давай посмотрим, что можно сделать.
— Если вы не хотите копаться в грязи, мистер Тривейн, то предоставьте это занятие мне. Думаю, это дело не для такого, как вы. А вот я, бродячий гений юриспруденции, не откажусь. К тому же, надеюсь, отдельные влиятельные лица не забудут моего вклада... И пожалуйста, разрешите мне врезать ему как следует! Уж очень хочется!
— Вы невыносимы, Сэм!
— Ваша жена однажды сказала, что я напоминаю ей вас, и поверьте, это лучший комплимент, какой я когда-либо слышал... Вам действительно не стоит ни во что влезать. Это моя работа...
— Жена — неисправимый романтик, когда дело касается энергичных молодых людей. И все же это не твое дело. В настоящий момент оно вообще ничье...
— Но почему?
— Да потому, что Родерик Брюс работает не один... Кто-то поддерживает его — из тех, кого Пол Боннер считает своим покровителем...
Викарсон поднял бокал, потому что в комнату спустилась со второго этажа Филис.
— У меня нет слов, чтобы выразить...
