Исподтишка к ней подкрадывалась мысль: если Евгений будет вынужден прятаться «за бугром», а она никак не намерена сопровождать его – значит рушится семья. Она настойчиво отгоняла, отталкивала от себя эту коварную мысль, заменяя ее анализом их супружеских отношений, которые с неких пор стали заметно иными, чем прежде. Ей даже показалось, что и вовсе не было этого светлого, безоблачного «прежде», и не было «прежнего» Евгения, внимательного, душевного, ласкового, что это «прежнее» как-то неприметно, тайком, как песок между пальцев, ускользнуло от них, и вот Евгений уже стелит себе постель на диване в гостиной и на ее явный призывный намек отвечает категоричным «нет!». И снова тревожные неуютные мысли о Егоре – как он там? Пишет редко, говорит, скучает по маме, а не по Москве, что и радовало и огорчало: почему не по маме, папе и Москве? Москва – его родина, пусть сегодня грязная, преступная, порочная, но это родина, а родину, как и мать, надо любить и в славе и в беде.
С думами о сыне она медленно засыпала, и думы эти превращались в сновидения.
Глава третья
1
Анатолия Натановича Ярового Соколовы ждали в субботу к трем часам. Уже с утра Таня начала готовить стол. Закуски и спиртное были закуплены заранее, хотя холодильник и морозильник всегда были полны всевозможных яств. Но тут случай особый: Евгений старался потрафить вкусу гостя, он знал, что Яровой отдает предпочтение рыбным блюдам, потому на столе они и господствовали в виде горячей стерляди, холодной осетрины, лососины, сельди в винном соусе, черной и красной икры и крабов. Не обошлось и без салатов: из печени трески, из свеклы с орехами и майонезом и соленых огурцов. Кроме армянского коньяка, водки «Распутин» и шампанского, была припасена бутылочка грузинской «Хванчкары». На горячее блюдо румянилась индейка. Зная, как важна эта встреча для Евгения, Таня старалась сделать все «на высшем уровне», так как, по словам Евгения, от Ярового зависела их не просто благополучие, но вся судьба: он единственный, кто мог отвести нависшую над «Пресс-банком» беду, разогнать грозовые тучи. Каким-то внутренним, чисто женским чутьем Таня не очень верила во всемогущество и спасительную силу Анатолия Натановича; во всяком случае, его настойчивое желание встретиться дома, его слащаво-страстные дифирамбы, отпущенные ей в тот злопамятный вечер, его масляный, пожирающий взгляд настораживали Таню, а интуиция подсказывала ей быть начеку.
Таня решила одеться скромно, по-домашнему – в коричневые брюки в обтяжку и не очень пеструю кофточку с закрытым воротником. Такой наряд эффектно выглядел на ней: позволяла стройная гибкая фигура. И никаких украшений, кроме обручального кольца. Преднамеренная простота наряда не могла остаться незамеченной Евгением. И он не преминул выразить свое неодобрение:
– Ты сегодня совсем золушка, по-домашнему.
– Естественно: дома по-домашнему, в театре по-театральному, – сказала она с многозначительной усмешкой. – Что тебя не устраивает?
Евгений пожал плечами и тоже ухмыльнулся, не найдя слов для ответа. Но подумал: «Все-таки высокий гость, стоит ли демонстративно прибедняться?» Он считал, что Таня преднамеренно оделась так скромно.
А гость и в самом деле предстал в праздничном наряде: в светлом с кремовым оттенком костюме, украшенном ярким галстуком, – высокий, статный, аккуратно подстриженный и причесанный, он выглядел молодцом. Даже рыжие короткие волосы, плотно приглаженные челкой к высокому лбу, не портили, а, пожалуй, усиливали впечатление, как и огромная охапка белых роз в цветном целлофане, которую он церемонно вручил Тане. Сытое, холеное лицо его, тронутое негустым загаром, дышало самодовольством и беззаботностью. Из-под бесцветных рыжих бровей колюче щурились маленькие глазки, излучая самоуверенность и жесткость. Окинув комнату оценивающим критическим взглядом, он иронически хмыкнул носом и заключил:
– Однако же… Для банкира уж слишком, вызывающе скромно и никак не соответствует. Начинка импортная, первоклассная, но ей тесно в этих стенах. Впечатление временного пристанища. Или я не прав? – Цепкий доброжелательный взгляд на Таню.
– Конечно, правы, – согласилась она и добавила: – Вся страна пребывает в состоянии временного.
– Я не то хотел сказать, но я вас понял, – Яровой улыбнулся одними губами, между тем как глаза оставались властными.
«А что, собственно, понял? Что страна находится в беде или что я недовольна оккупационным режимом?» – подумала Таня и предложила высокому гостю «пожаловать к столу». Гость, прежде чем сесть, так же критически осмотрел стол и похвалил:
– У вас хороший повар. Видно, профессионал. Сколько вы ему платите?
Это можно было принять за шутку, но Таня ответила серьезно:
– Профессионал из меня никакой, но благодарю за комплимент. А платят мне по-божески: не обижают.
– Вы это всерьез? – искренне удивился Яровой.
– Я предлагал взять повара и прислугу, – быстро встрял в разговор Евгений, – но Танечка решительно отказалась.
– Отказалась? – Бесцветные ниточки бровей Анатолия Натановича вытянулись в струнку. – Почему, Татьяна Васильевна?
– Я предлагал и работу бросить, – опять поспешил Евгений. – Может вы, Анатолий Натанович, повлияете на нее?
– Мд-да… Странная вы женщина, – молвил Яровой, садясь за стол, и прибавил: – Не ординарная. Кстати, я это заметил еще там, на вечере.
«Как это он мог заметить? Играет», – подумала Таня, а гость, посмотрев на бутылки, вдруг с бестактным осуждением сказал:
– Я почему-то не вижу «Амаретто»? Из всех вин я считаю его предпочтительным. – Он смотрел на Евгения требовательным, серьезным, если не сказать суровым взглядом, так что тот даже смутился и почувствовал себя виноватым. Он знал, что Яровой – поклонник этого «божественного» напитка, и совершенно случайно не предусмотрел его в меню, допустил непростительную оплошность, которую готов был исправить немедленно, только прикажи «высокий гость».
– Прошу прощения, Анатолий Натанович, мой грех, получилась маленькая недоработка.
– Ну, не такая уж маленькая, – голосом и взглядом гость приказывал исправить оплошность.
– – Если позволите, Анатолий Натанович, я сейчас сбегаю. Магазин рядом, и я мигом.
– Ну, если рядом… – позволил гость и напомнил: – желательно, чтоб венецианское. И вообще, чтоб настоящее, а не подделка. Сейчас много развелось фальсификаторов.
Со сложным чувством удивления, обиды и возмущения наблюдала Таня эту унизительную картину и вспоминала слова Евгения о Яровом: «У него вся власть. Он вхож даже к президенту. В его руках оказались главные богатства России». – «Каким образом?» – поинтересовалась тогда она. «Сумел организовать, присвоить, прибрать к рукам, – раздраженно ответил тогда Евгений. – Другие не смогли, а он смог. У него связи с иностранными концернами. Он может и вознести и растоптать».
Сейчас она впервые увидела мужа таким жалким до ничтожества, пресмыкающимся, ей было стыдно за него, и вместе с тем в ней усиливалась неприязнь к этому самовлюбленному и невоспитанному властолюбцу. Ей хотелось понять, почему Яровой поступил так грубо, бестактно, просто по-хамски? Хотел унизить Евгения, показать свою власть? Или это была выходка капризного эгоиста? Или… желание остаться с ней наедине? Последнее предположение вызывало в ней протест и возмущение. «Неужто начнет ухаживать и объясняться?» И чтоб перехватить инициативу, она спросила с явной иронией:
– А вы не родственник Любы Яровой? Ну той, что в спектакле «Любовь Яровая»? Или однофамилец?
Он понял едкую иронию, но отвечал вполне лояльно;
– То была комедия или драма… В театре. А мы играем трагедию. И не в театре. – Он смотрел на Таню цепким взглядом жестокого хищника. Он понимал ее неприязнь, но не раскаивался в своем поведении.
– И какова же ваша роль, Анатолий Натанович?
– Главная. Да, дорогая Татьяна Васильевна, мне выпало в этой трагедии сыграть главную роль. Но не в этом дело. Я хочу повторить то, что уже сказал о вас. Признаюсь, и вы поверьте в мою искренность, я не был обижен вниманием женщин. Я их не искал – они меня выбирали. Я не открою вам тайны, если скажу о деградации современного общества. В частности, в этой стране. Вы прекрасно знаете, что духовная, нравственная инфляция коснулась прекрасного пола. Сейчас редко встретишь женщину, тем паче девушку, с цельным характером, с глубокими, чистыми и светлыми чувствами. Поверьте моему опыту – это правда.
– Извините, вы женаты? – перебила Таня его монолог.
– В разводе, – торопливо ответил он. – Но не в этом дело. Вы, дорогая Татьяна Васильевна, относитесь к тем редким, реликтовым женщинам, которые каким-то чудом сохранились в нашем обществе.
– Что вы говорите, даже реликтовым, как секвойя, – откровенная ирония снова прозвучала в ее словах.
– Секвойя? Это кто такая или что такое? Впервые слышу.
