Снег, вероятнее всего, сметало вниз с вересковых пустошей над Старгрейвом, но казалось, будто он поднимается от леса нескончаемой волной, нацеленной на дом. Эллен едва ли сознавала, что ее руки вцепились в дальний край стола, лишь бы за что-то держаться. В воздухе вырисовывалось столько узоров, что у нее кружилась голова, едва ли душа не выходила из тела, – столько разных узоров расходились в стольких направлениях, и казалось, мир разрывается на части прямо у нее на глазах. Белизна потоком лилась из леса, словно семена невообразимых растений, и небо как будто опускалось на Эллен в одном бесконечно долгом падении. Ей казалось, все в мире, включая и ее, замедляется. Ледяные звездочки взрывались на окнах, и она подумала, что скоро научится распознавать формы снежных хлопьев в воздухе.
Эллен словно издалека слышала собственное дыхание и дыхание Бена, опустившего подбородок ей на плечо, словно у нее вдруг выросла вторая голова. Когда он начал поглаживать жену, его руки скользили по ее телу нарочито медленно, отчего и ощущения казались какими-то далекими. Она подумала, он рисует у нее на коже снежные узоры, узоры, составлявшие часть снежного танца, он, можно сказать, использовал ее тело, чтобы записать то, что видит. Когда кончики его пальцев двинулись вниз по ее бедрам, она раскрылась как цветок. Ее плоть никогда не казалась ей настолько утонченной, настолько способной вырастить нечто неведомое.
Эллен хотелось взять Бена за руку и увести в спальню, но мельтешение снега мешало думать, а еще она никак не могла отпустить край стола. Она прижалась к Бену спиной, когда он поднял ее юбку и стянул трусики. Когда те сползли до лодыжек, нога где-то там далеко внизу сама отбросила их, а его пенис вошел в нее.
Он был таким холодным, что она ахнула и начала неудержимо дрожать от потрясения, или наслаждения, или обволакивающего озноба. Узоры разрастались в ночи, его пальцы выписывали на ее теле затейливые орнаменты, а пенис внутри все выше и выше поднимал голову, и волны дрожи расходились по всему телу, кажется, уходя за его пределы. Когда он кончил, как будто лед расцвел пышным цветом. Она стиснула губы, испугавшись, что не сумеет подавить крик, разбудит Маргарет и Джонни, и они прибегут узнать, что случилось
Ее дрожь понемногу ослабевала, пока пенис постепенно уменьшался внутри. Кожу так сильно покалывало, что она казалась ненадежной, словно мыльный пузырь, а ноги все еще тряслись. Когда Эллен зажмурилась и снова прислонилась к Бену спиной, перед глазами так и вырисовывались снежные узоры.
– Пойдем в постель. Мне холодно, – сказала она.
– Да, пока что хватит. – Он так крепко взял ее за руку, что она решила не открывать глаза, когда он повел ее от окна. – И будет еще холоднее, – добавил он.
Глава тридцать восьмая
Сначала Эллен поняла только то, что не может пошевелиться. Тяжесть, придавившая ее туловище, была настолько массивна, что даже ноги и руки растопырились в стороны, как будто конечности стремились к симметрии. Ей показалось, она превращается в символ – только чего, хотела бы она знать. Спустя еще миг она догадалась, что та гора, вдавившая ее в землю, и есть она сама.
Если она была беременна, то таким же было и все вокруг нее. Старгрейв, и деревья, и возвышенности, и вересковые пустоши раздулись из-за новой жизни, обретавшей форму в полнейшей тишине, тишине этой самой жизни, которая вытесняла собой все остальное. Если ей удастся шевельнуться или хотя бы подать голос, поможет ли это, по меньшей мере, замедлить превращение?
Она начала сознавать, что Бен с детьми где-то рядом, хотя и не слышала их дыхания. Необходимо их разбудить. Она сделала глубокий вдох, судорогой прошедший по всему телу, и эта конвульсия почти освободила ее от паралича. Она сумела кое-как поднять голову, несмотря на тяжесть того, что проросло из ее лица.
Ей потребовалось еще время, чтобы увидеть: белое свечение исходит не только от окружающих ее предметов и от солнца в черном небе, но и от нее самой. Затем ее ослепленные светом глаза привыкли, или же вернулись в более-менее знакомое состояние, чтобы видеть. И если то, что она увидела, не заставило бы ее закричать, то не заставило бы ничто на свете: зрелище Бена, детей и ее самой.
Хотя крик так и застрял в горле, он ее разбудил. Она лежала в кровати, раскинув руки и ноги, над ней возвышалась гора, должно быть, скомканного одеяла. За окном не было ни звука: тишина стояла такая же глубокая, как и в ее сне. Несмотря на полный покой, или же как раз из-за него, ей показалось, что дом окружает что-то необъятное.
– И что это? – потребовала она ответа.
Она не сознавала, что говорит вслух, пока Бен не отозвался где-то рядом совершенно бодрым голосом:
– Последний день, – сказал он.
В его ответе почти не было смысла, если не принимать во внимание ее сон, и ей показалось, что она все-таки еще не совсем проснулась. Теперь, когда она знала, что он здесь, было не страшно провалиться обратно в сон, лишь бы только сновидение не улетучилось. И сон сморил ее почти мгновенно, но там была только тишина, пока в комнату не ворвались Джонни и солнечный свет.
– Столько снегу навалило! – восторженно сообщил он. – Идем смотреть.
– Я знаю, Джонни. Только дай мне проснуться. – Она пыталась как-то убедительно объяснить для себя, что же произошло прошлой ночью. Они с Беном занимались любовью перед незашторенным окном, за которым бушевала метель – неудивительно, что ей было так холодно и так странно. Она слышала сейчас Бена этажом ниже, он звал Маргарет подойти к окну. Сегодня тот день, когда семья должна быть вместе, подумала Эллен, и нечего ей валяться в постели. – Посмотрим, что принесет сегодняшний вечер, – сказала она, и Джонни раздвинул шторы.
Мгновение она видела только белизну и небо, и чувствовала себя так, словно вернулась в сон. Но затем она угадала сглаженные контуры вересковых пустошей, едва различимые под белым замершим морем, раскинувшимся до самого горизонта с вереницей облаков, облаков, которыми снег как будто бы начал украшать себя и дотянулся до синего небосвода. Эллен пейзаж показался незаконченным, ждущим, чтобы его заполнили деталями. Но если в нем и мерещилось что-то зловещее, то только из-за недавнего сна, и нельзя портить детям такой день.
– Похоже, праздники начинаются отлично, – заметила она и отправила Джонни в ванную.
Убедившись, что Джонни не просто имитировал умывание и чистку зубов, поскольку ему не
