Устроив африканские дела, Сципион возвратился в Рим для заслуженного триумфа и с этого времени сделался первым и величайшим человеком в Римской республике. Сограждане почтили его прозвищем Африканского Младшего (Minor).
В 142 г. Сципион стал цензором и исполнял эту обязанность с катоновской серьезностью и самой строгой добросовестностью, между тем как его товарищ, Муммий, старался приобрести расположение народа уступками и мягкостью. Производя торжественную люстрацию, он изменил обычную молитву за республику в том смысле, что просил богов уже не о расширении, но о сохранении государства. Некоторое временя спустя после своего цензорства он был поставлен, по распоряжению сената, во главе посольства и объехал земли Востока, Египет, Кипр, Сирию, Малую Азию, чтобы исследовать положение этих стран. Своим полным достоинства поведением и благородной древнеримской простотой послы возбуждали удивление при роскошных дворах восточных царей; они исполняли обязанность судей в спорах между отдельными государствами с такой справедливостью и мягкостью, что цари и городские общины приобрели доверие и новый взгляд на римское государство; в Рим явились многочисленные посольства, чтобы выразить сенату благодарность за присылку таких превосходных людей.
В Испании, где мы видели Сципиона в 151 и 150 гг. военным трибуном, война все еще не прекращалась. В 150 г. претор Сульпиций Гальба снова раздул ее неслыханно вероломным и жестоким поступком. Он заключил договор с воинственным племенем лузитан в Юго-Западной Испании, когда они были поставлены в затруднительное положение вследствие успехов римского оружия, и обещал перевести их на лучшие места для поселения. Когда лузитаны, поверив его словам, явились к нему в количестве 7 тыс. человек, он разделил их на три отряда, заставил сложить оружие и затем велел частью перебить их, частью увести в рабство. Этот постыдный поступок вызвал такое раздражение, что не только лузитаны, но и другие испанские племена снова взялись за оружие. Во главе лузитан стал Вириат, в молодости бывший пастухом и разбойником, а затем смелым партизанским вождем, и восемь лет сражался с римлянами так упорно и удачно, что они терпели одно поражение за другим. Римляне одолели лузитан только тогда, когда консул Кв. Сервилий Цепион убил его в 140 г. Но Вириат возбудил еще другую опасную для римлян войну, со стороны племени кельтиберов, в Средней Испании, В 143 г. они взялись за оружие. Так как война и в следующие годы не была успешной, то Сципион Африканский наконец сделан был консулом и получил главное начальство над войском в Испании (134 г.).
Как под Карфагеном, так и в Испании Сципиону пришлось прежде всего восстановить упавшую дисциплину, потому что при его слабых предшественниках разврат, леность и распущенность войска достигли ужасающих размеров. Сципион выгнал из лагеря 2 тыс. публичных женщин, множество бродячих гадателей и жрецов, целую толпу торговцев и разносчиков, слуг, поваров, и других прислужников; из повозок, вьючных животных и клади он оставил при войске только самое необходимое, запретил употребление всех предметов роскоши – постелей, подушек, драгоценных сосудов и т. п. «Строгий полководец, – говаривал он, – полезен своим войскам, а уступчивый служит неприятелю». Чтобы снова приучить солдат к труду и выдержке, он приказал им работать с утра до вечера, рыть ямы и снова засыпать их, строить и разрушать стены. Он приучал их к труднейшим переходам; уж если не было у них охоты обливаться кровью в сражениях, то пусть пачкают себя грязью. Они должны были идти всегда сомкнутыми рядами, и никто не смел оставить свое место; если кто-нибудь делал это, то наказывался розгами. Каждый носил с собой съестные припасы на несколько дней, иногда запас хлеба дней на 30, и семь столбов для палисада; когда Сципион видел кого-нибудь утомленным, то обыкновенно говорил: «Если бы ты научился защищаться мечом, то тебе не нужно было бы носить на спине материал для укреплений». Если кто-нибудь не мог идти дальше, он приказывал всаднику спешиться и посадить его на лошадь; если вьючные животные были очень обременены, то он снимал с них часть груза и клал на плечи солдат. С такой же строгостью, как с простыми солдатами, обращался он и со знатными офицерами. Он резко порицал их за нежность и слабость; если он находил у них в багаже какой-нибудь ненужный предмет роскоши, то ломал его и выбрасывал вон.
Так Сципион провел почти все лето в исправлении войска, и только тогда, когда оно снова сделалось способным к бою и выражало желание храбрыми подвигами смыть с себя прежний позор, консул подвинулся ближе к городу Нуманции. Его войско состояло из четырех легионов, нумидийского отряда конницы, пехоты и 12 слонов под начальством князя Югурты и многочисленных испанских вспомогательных отрядов. Все войско насчитывало 60 тыс. человек, в то время как гарнизон города состоял всего из 8 тыс. Так как консул был убежден, что его войска, после многолетней распущенности, не могут сразу начать сражаться храбро, то он сначала избегал боя и ограничивался тем, что отражал вылазки и обезвреживал неприятельские засады. В этих сражениях он очень хорошо увидел, как мало можно доверять своим солдатам: личным своим появлением он едва мог остановить бегущие отряды, о штурме крепости, стоявшей на скале, нечего было и думать. Потому он решил блокировать город непрерывным рядом укреплений. Вокруг всей городской стены он протянул двойной вал, внешний и внутренний, на расстоянии более одной мили, и укрепил его рвами, стенами и башнями. Чтобы отрезать подвоз припасов к городу со стороны реки Дуро, в реку были погружены бревна, снабженные пилами. Когда город был таким образом совершенно отрезан от внешнего мира, голод и чума скоро начали оказывать свое разрушительное действие на граждан, и Сципион мог спокойно ожидать той минуты, когда город сам отдастся в его руки. Нумантинцы упорно и мужественно переносили нужду, постоянно ожидая помощи со стороны или какого-нибудь счастливого оборота судьбы. Когда они увидели, что их надежда тщетна, они отправили к Сципиону посольство для переговоров о сдаче; римлянин потребовал, чтобы они сдались безусловно; тогда народ в бешенстве растерзал своих послов и решил терпеть до последних сил, все еще надеясь на перемену обстоятельств. Но скоро к Сципиону явилось другое посольство и отдало город в его полное распоряжение; голод и болезни истощили последние силы несчастных. Когда полководец приказал гражданам выйти на следующий день из города и сложить оружие, они просили дать им небольшую отсрочку, чтобы иметь возможность предать себя смерти, не желая пережить свободы своего отечества. Сципион уважил эту просьбу. Большая часть граждан убила себя и своих близких мечом или бросилась с женами и детьми в свои пылающие дома. На третий день оставшиеся в живых вышли за ворота, похожие на блуждающие тени, едва сохранив человеческое подобие. Сципион выбрал из них 50 знатнейших граждан для своего триумфа; остальных продал. Город был сравнен с землей, а область его разделена между соседями.
Гибель нумантинцев, заслуживших лучшей участи за свое стойкое мужество и любовь к свободе, произошла осенью 133 г.; Сципион осаждал этот город целый год. Победитель получил почетное звание Нумантинского. Совместно с командированной от сената комиссией он устроил положение вновь покоренных стран сообразно с требованиями справедливости и таким образом устранил на будущее время сопротивление большинства испанских племен римскому владычеству; для Испании снова настало более сносное время.
В то время когда Сципион находился еще в Испании, он получил известие о революции, совершенной его зятем Тиб. Семпронием Гракхом (сестра которого, Семпрония, была замужем за Сципионом), предложившим аграрные законы, благоприятные для низшего класса, и о его несчастном конце. Он не одобрял планов своего зятя и, получив это известие, говорят, произнес гомеровский стих (Од. 1, 47):
Так да погибнет замыслившийв сердце недоброе дело!
Сципион не был врагом народа и не принадлежал к аристократической партии, желавшей забрать в свои руки управление государством и эксплуатировать его в свою пользу; он даже поддерживал своевременные реформы и противодействовал, насколько мог, тем злоупотреблениям, какие позволял себе правительственный класс. Он лучше кого-либо другого видел глубокие язвы, от которых страдало государство, но считал невозможным революционный путь спасения, насильственное, революционное исцеление государства казалось ему хуже того зла, от которого государство страдало. Такой образ мыслей Сципион и высказал открыто, когда возвратился в Рим в 132 г. и за это большая часть народа лишила его своей благосклонности. Он предложил, чтобы споры, возникающие при разделе общественной земли, решались не комиссией, заведующей разделом, а другими людьми; этим предложением он совершенно приостановил раздел и навлек на себя еще большее неудовольствие со стороны народа и его представителей; Папирий Карбон, глава народной партии, напал на него в народном собрании как на врага народа. На вопрос Карбона, что он думает об умерщвлении Тиб. Гракха, Сципион откровенно повторил свое мнение, что считает это дело справедливым. Его противники в крайнем раздражении закричали: «Долой тирана!» Сципион смело отвечал: «Враги отечества справедливо желают моей смерти, потому что невозможно, чтобы Рим пал, пока жив Сципион, и чтобы Сципион остался в живых когда падет Рим». Он бросил смелое слово в шумную, кричащую толпу, сказав, что эта толпа не имеет никакого права разговаривать на римском форуме. «Молчите!» – вскричал он. – «Молчите вы, для которых Италия не мать, а мачеха!» А когда они стали кричать еще громче, он сказал: «Неужели вы думаете, что я испугаюсь развязных людей, которых я отсылал в цепях на рынок невольников?» В тогдашние народные собрания, если они собирались не для голосования, а имели просто совещательный характер (contiones), допускались не только римские граждане, но и отпущенные, и рабы, и всякий другой народ, составляющий уличную чернь. Сципион спокойно удалился из собрания, почтительно провожаемый до дома сенаторами и толпой граждан и латинян. Он пошел к себе в спальню, чтобы ночью написать речь, которую он хотел произнести на следующий день. На другое утро его нашли в постели мертвым, без ран, но с признаками удушения.
