- Или ты, или машина, - в легкой улыбке приподнялись уголки губ Аш. С юмором она сказала: - По сути дела, ты права: вот я тут сижу с генералом визиготской армии и прошу ее разрушить тактическую машину, которая помогает ей выигрывать войны...
- Я, честно, хотела бы, чтобы это оказалось такой военной хитростью, Фарис переплела пальцы, поставила локти на стол и оперлась подбородком на руки.
Аш не слышала в голове никаких голосов, которые бы свидетельствовали, что Фарис обращается к военной машине, к Леофрику или Сиснандусу. Обе они молчали.
Через некоторое время Фарис подняла голову:
- Теперь я могла бы помолиться о том, чтобы твой герцог остался жив.
"Он... не мой герцог", - чуть не запротестовала Аш. Но не стала. - Он сейчас мой наниматель, так что предполагается, что я желаю ему выздоровления! Даже если там почти нечего поставить на карту.
Фарис хмыкнула. Протянула руку за кубком и снова отпила, от вина ее верхняя губа стала лиловой.
- Почему бургундский герцог?
- Не знаю. И ты не знаешь?
- Нет. Не рискую спрашивать, - Фарис искоса посмотрела на небо, на собирающиеся желто-серые тучи. - Мой отец - Леофрик никогда не разрушит каменного голема. Даже сейчас. Он жизнь ему посвятил, и нас всю жизнь воспитывал. И он болен, а разговаривать с кузеном Сиснандусом я могу только при помощи военной машины, и меня... подслушивают. Тут выход один: мне самой поехать туда, проехать по всей территории и пересечь море, чтобы поговорить лицом к лицу.
- Значит, так и поступи!
- Это... будет не так легко?
Аш почувствовала, что исчезло напряжение между ними, услышала это в вопросе визиготки. Они сидели по разные стороны столика, глядя друг на друга: одна в миланском доспехе, другая в военных одеждах под ярким плащом; лицо со шрамами и лицо без шрамов вдруг стали спокойными.
- Почему нет? Продли перемирие, - Аш постучала пальцем по столу, пластинки на рукавице сдвинулись. - Твои офицеры лучше станут продолжать осаду и попытаются заморить нас голодом. Они знают, что при непрерывных атаках они теряют уйму людей. Продли перемирие!
- И ехать на юг, в Карфаген?
- А почему нет?
- Меня отправят назад сюда! И прикажут не уезжать.
Аш сделала глубокий вдох, чувствуя, что напряжение ослабло, чувствуя подъем в душе.
- Дерьмо, да подумай ты об этом! Ты ведь Фарис, тут ни у кого нет достаточной власти, чтобы спорить с тобой. Ты едешь в Карфаген. Эта осада будет тянуться месяцами.
Аш вдруг поняла, что возникшее в ее душе неожиданное ощущение - это надежда.
- Но, сестра... - говорила собеседница.
- Лучше тебе вернуться в Карфаген и разрушить каменного голема, хочет того Леофрик или нет. А что, лучше сидеть тут и знать, что только твоя смерть может остановить надвигающуюся катастрофу? - Аш подняла вверх палец. - Мы уже не о войне говорим! Речь о том, что уничтожено будет все. Черт побери, да уведи ты домой визиготскую армию и захвати дом Леофрика, если понадобится!
Губы визиготки искривила улыбка.
- Ну уж на это ребята не пойдут. Даже ради меня. Империя принимает определенные меры предосторожности на такой случай. Но... Отец может ко мне прислушаться. Аш, если я уеду, и если у меня не выйдет, тогда, возможно, мы в безопасности пока. Может, если я уеду из Бургундии, то ничего и не случится.
- И этого мы не знаем.
"Если ты уедешь отсюда, - вдруг подумала Аш, - рядом с тобой не будет никого, кто знает, что тебя надо убить. Дерьмо, как я этого не сообразила. Но это все же шанс - может, идея сработает и не станет каменного голема..."
- Они Великие Демоны, - серьезно сказала Фарис, - Принцы и Троны и Силы Ада, выпущенные в мир и получившие власть над нами.
- Продлишь перемирие?
Фарис смотрела вдаль, как будто ее мысли блуждали где-то.
- Минимум на день. Я должна подумать, должна тщательно обдумать все.
"Остановить атаки, бомбардировки на целый день; неужели так просто?"
От такой феноменальной уступки у Аш пересохло во рту, от страха, что Фарис возьмет ее назад. Она заставила себя принять уверенный вид наемника, привыкшего выторговывать условия найма на участие в войне; старалась, чтобы на ее лице не выразились внутреннее напряжение и внезапная надежда.
- А герцог Карл, - спросила Фарис, - говорят, болен? Говорят, был смертельно ранен под Оксоном?
Пораженная, Аш увидела по лицу этой женщины, что вопрос вполне серьезен. "Неужели думает, что я ей скажу правду?"
- Болтали всякое: что болен, что ранен, что умер, - едко сказала Аш. Ты что, солдат не знаешь?
- Девчонка Аш, я тебя спрашиваю: сколько у нас есть времени?
В первый раз Аш своими ушами расслышала это "у нас".
- Фарис... я не могу говорить тебе ничего о моем нанимателе.
- Ты сама сказала: дело не в войне. Аш, сколько времени?
"Мне бы с Годфри поговорить, - думала Аш. - Он бы знал, доверять ли ей. Он бы мне сказал... Но не могу я спрашивать его. Уж не сейчас".
Она заставила молчать ту часть своего сознания, которой слушала, отключила ее, не оставила ни щелочки для проникновения чужого голоса. Страх грыз ее изнутри, опасение, что вмешаются древние голоса.
"Никто не примет решения, кроме меня самой".
- Ты называешь меня сестрой, - сказала Аш, - но мы не сестры, мы друг для друга никто, разве что по крови. Я ведь совсем не знаю, можно ли доверять твоему слову. Ты окружила город осадой, у тебя армия - а мои люди погибнут, если я приму неверное решение.
- А я - дитя Гундобада, - твердо сказала Фарис. Фарис откинулась на спинку кресла, расслабилась; теперь было видно, что алый плащ, приклепанный сверху к металлическим пластинам ее доспеха, - потертое, поношенное, с изнанки манжеты черные от грязи. Серебристо-серое сияние длинных волос визиготки объяснялось тем, что они жирные. От въевшейся в лицо грязи были заметны тонкие морщинки в уголках глаз. От нее пахло древесным дымом, лагерем; и от всего этого Аш вдруг почувствовала абсолютно родственную близость с ней, вовсе не связанную с родством по крови.
- Ни ты, ни я, - добавила визиготка, - не можем с уверенностью сказать, что это значит, но ты рискнешь подождать, чтобы узнать? Аш, сколько у нас времени? Герцог вполне здоров?
Аш вспомнила свой сон про кабанов в снегу, и шепот Годфри: "Ты - одно из животных с клыками, и еще - я так долго добивался твоего доверия".
Фарис поднялась на ноги. На Аш глянуло ее собственное лицо из-под разбросанных ветром прядей белых волос; волосы струились по розовым головкам заклепок лат, спускались ниже талии и пояса с пустыми ножнами.
Аш на миг прикрыла глаза, чтобы стереть из памяти такое сильное сходство.
- Мы - больше, чем сестры, - она открыла глаза, ощутила холодный ветер, увидела окружающие их шеренги солдат; солдаты переминались с ноги на ногу, спокойно переговаривались, пока они тут совещались о стратегии, тактике, решениях, никем не услышанные: - Не имеет значения, кто мы по рождению. Главное - это, то, в чем участвуем мы обе. И обе это понимаем... Фарис, решай побыстрее. Пока мы разговариваем, герцог умирает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
