И, как показалось, совершенно внезапно, хотя прошло около сорока пяти минут, они очутились в карусели Франкфурта. Полицейские, стоявшие на специальных тумбах в своих рубашках с коротким рукавом, управляли уличным движением. Улицы были забиты трамваями, грузовиками, «фольксвагенами», людьми, делающими необходимые покупки перед тем, как вернуться домой с работы. Под красными с белым зонтами уличных кафе, клиенты наслаждались традиционным вечерним чаем.
Хенниг “выплыл” из своих мыслей.
— Стив, вы собирались ехать в гостиницу?
— Да, чтобы расплатиться. Потом сразу же лечу в Амстердам.
Хенниг по-немецки приказал шоферу ехать в гостиницу.
Когда они уже добрались до Кайзерплатц, издатель сообщил:
— Если вам понадобится дополнительная информация, то вскоре я буду в Амстердаме.
— А не знает точно, когда?
— Как только первая Библия будет в обложке. Вероятнее всего, где-то за неделю до нашего заявления.
Когда автомобиль остановился перед подъездом “Франкфуртер Хоф”, Ренделл пожал издателю руку.
— Я очень рад нашему сотрудничеству, Карл, — сказал он. — Но наверное вам не следовало провожать меня.
— Не о чем говорить, начал возражать тот. — К тому же мне необходимо кое-куда заскочить. Жалею, что у нас нет времени выпить по стаканчику. У меня на пять часов назначена деловая встреча в баре гостиницы “Интерконтиненталь”. Ну ладно, auf Wiedesehen.
Ренделл подождал, пока «порш» не отъедет, и только потом направился в вестибюль своей гостиницы. Совсем уж было собравшись идти к стойке администратора, чтобы узнать, не было ли для него каких-либо сообщений, он внезапно застыл на месте.
К той же стойке направлялся высокий мужчина, уж слишком заботящийся своей похожестью на Ван Дейка.
Седрик Пламмер, здесь.
В Майнце, именно сейчас.
Ренделлу вспомнилась старинная сказка, описанная Моэмом.
Говорит слуга некоего багдадского купца: “Хозяин, только что, когда я был на рынке, в толпе меня зацепила какая-то женщина; когда же я повернулся, чтобы увидать, кто это ко мне цепляется, то увидал, что это Смерть. Она поглядела на меня и сделала угрожающий жест… так что теперь, дайте мне на время свою лошадь… я уеду в Самарру, и там Смерть меня не отыщет.”
Чуть попозже, тем же днем купец встретил Смерть на рынке и спросил ее, зачем она угрожала его слуге, Смерть ответила ему: “Это вовсе не был угрожающий жест, а только признак удивления. Странно было встретить его в Багдаде, потому что я собиралась увидеться с ним сегодня вечером в Самарре”.
Понятно, что воспоминание этой притчи было абсолютной бессмыслицей, но не совсем.
Ренделл подался назад, не отрывая взгляда от мужчины.
Седрик Пламмер уже добрался до стойки и теперь указывал пальцем на сидящего за ней портье.
Ренделл поспешил пройти за спиной у Пламмера, держась к нему задом, отвернув лицо, и тут же чуть ли не побежал к лифту. Тем не менее, пытаясь избежать того, чтобы британский журналист мог заметить его, он не мог избавиться от того, чтобы не слышать высокомерный, хотя и писклявый голос Пламмера.
— Guter Herr, — заявил журналист. — Я — Седрик Пламмер…
— Да, конечно, мистер Пламмер.
— … и если мне кто-нибудь будет звонить, то знайте, что я вернусь через час. У меня на пять вечера назначена деловая встреча в баре гостиницы “Интерконтиненталь”. Если какой-то из звонков будет срочным, то вы сможете найти меня там.
Холодный пот мрачного предчувствия выступил у Ренделла на лбу. Он продолжил свой путь к лифту. Подойдя к кабине, он остановился и глянул через плечо. Пламмера нигде не было видно.
Войдя в кабину лифта, Ренделл начал подбивать итоги
Карл Хенниг сказал ему: “У меня на пять часов назначена деловая встреча в баре гостиницы “Интерконтиненталь”.
Седрик Пламмер сообщил клерку: “У меня на пять часов назначена деловая встреча в баре гостиницы “Интерконтиненталь”.
Прибавим одно к другому: совпадение.
Прибавим еще раз: заговор.
Вспомним слова Хеннига, сказанные им в Майнце: “Я отказался встречаться с ним. Я не пущу сукина сына на порог”.
Прибавим снова. Что-то не клеится.
На какое-то мгновение Ренделл решил оставить проблему нерешенной, как есть. Сегодня вечером он возвратится в Амстердам, а потом — никакой работы вечером, он увидит Анжелу; ему до боли хотелось увидеть ее — так что завтра, потом у него появится кто-нибудь, кто проследит хорошенько за Карлом Хеннигом.
* * *
И “МЕРСЕДЕС-БЕНЦ”, и Тео уже ожидали, когда Ренделл прибыл в амстердамский аэропорт Шипхол после краткого перелета из Франкфурта.
Он приехал в гостиницу “Амстель”, обнаружил там полное надежд сообщение от Анжелы Монти, в котором говорилось, что она прибыла в Амстердам и поселилась в отеле “Виктория”, и что сегодня же собирается встретиться с ним.
Он быстренько принял душ, переоделся и совершенно выбросил Хеннига с Пламмером из мыслей. Спустившись вниз, он приказал Тео отвезти его в “Викторию”. Там он позвонил в номер Анжелы на втором этаже и стал ожидать ее появления у самого подножия покрытой зеленым ковром изгибающейся лестницы.
Когда та наконец-то спустилась по лестнице, Ренделл не мог пошевелиться, совершенно очарованный. До этого он видел ее всего лишь раз, днем, в ее родной стране, а потом расстался с нею, зная, что уже много лет никакая иная женщина не привлекала его в такой степени. В течение всей прошлой недели он носил в себе впечатление от этого прелестного существа. Но вот сейчас, в этот второй раз, Ренделл был буквально потрясен ее присутствием. Теперь назвать эту женщину просто красивой означало оскорбить ее. Анжела была самой головокружительной и желанной молодой женщиной, из тех, кого Стивен видел в своей жизни. И здесь, в вестибюле, когда она спустилась так естественно и уютно в его объятия, а ее мягкие губы тепло прижались к его собственным, он сразу понял, что эта женщина всегда была частью его самого.
Тео отвез их в “Бали”, модный ресторан на Лейдсестраат. Отпустив своего голландского водителя, уверяя его при этом, что он будет в полнейшей безопасности, поскольку сегодня с ним нет никаких документов, Ренделл взял Анжелу под руку и повел ее через вращающуюся дверь наверх, через два пролета лестницы, в центральный зал ресторана. Смуглый официант в тюрбане провел их оттуда в одно из трех помещений, расположенных сзади.
Там они уселись за столик у стены и заказали Rijsttafel — рисовое меню, или по-индонезийски, smorgasbord — при этом они даже представить не могли, какое множество блюд поставили перед ними: sajor soto или суп, говядину в яванском соусе, смешанные соевые бобы, гигантские креветки, жареные кокосы. Они ели и практически не разговаривали, выпили бутылку сухого мозельского, занимаясь любовью глазами и прикосновениями пальцев.
Покинув “Бали” и не отпуская рук друг друга, они бродили, наслаждаясь прохладной летней ночью. Вдвоем они прошли по Лейдсеплейн, остановившись, чтобы послушать, как трое приятных молодых ребят перебирают струны своих гитар. С моста на Присеграахт, все так же держась за руки, они глядели на канал и на отдаленный мост, сотни огней которого напоминали светящиеся жемчужины в темноте. Затем они прошли к широкому мосту на Сингель, а под ними проплывали ярко освещенные лодки, нагруженные цветами.
Теперь, в поздние часы несущей покой ночи, они все еще оставались на этом мосту, а вокруг них было практически безлюдно.
Анжела сообщила, что Наоми уже нашла для нее комнату на тот же этаже, где работал и Ренделл, причем, очень близко, почти что рядышком.
— Ну да, — сказал он ей. — Я так и устроил.
Анжела замялась.
— Ты хочешь, чтобы я была так близко каждый день?
— И хотел, и хочу.
— А ты не боишься, что тем самым совершаешь ошибку, Стив? Ведь ты почти не знаешь меня.
— Я был с тобой всю неделю, каждый день, каждую ночь. О, я знаю тебя, очень хорошо знаю, Анжела.
— Я чувствовала то же самое, — спокойно сказала та.
Ренделл снова глянул на канал, а когда повернулся к Анжеле, то увидал, что ее глаза закрыты, ладони сложены, а губы шевелятся. Открыв глаза, она улыбнулась ему.
— Что ты делаешь? — спросил он. — Молишься?
Та кивнула.
— Теперь я чувствую себя лучше, — ответила она.
— О чем ты просишь Господа, Анжела?
— О том, что собираюсь сделать. — Улыбка все так же оставалась на ее губах. — Стив, возьми меня в отель.
— В какой?
— В свой. Хочу увидеть твой номер.
— Ты действительно хочешь увидать мой номер?
Ее ладонь выскользнула из его.
— Нет, тебя. Я хочу быть с тобой.
* * *
ОНИ ЛЕЖАЛИ ОБНАЖЕННЫМИ на его кровати, бок о бок, повернув головы друг к другу, целуясь, подразнивая друг друга кончиками своих языков, ее рука бродила по его бедру и животу, его рука ласкала ее лоно.
С того момента, как они легли вместе, не прозвучало ни слова; единственное, что они могли слышать, было их ускоренное дыхание и спешащее сердцебиение.
