– Закрой этот проклятый люк! – Крикнул Макс Ирине, сомневаясь, что она может его услышать. Слава Богу, она прочла по губам. Сил у нее хватило только на то, чтобы навалиться на люк всем телом. Потом подполз Голиков, и вместе они закрыли люк до конца. Сразу стало полегче – стих рев, выворачивавший внутренности наизнанку. Макс, шатаясь, встал на ноги и повернул ручку замка.
* * *
Самолет выруливал на полосу, но, похоже, поздновато. Бетонка была исчерчена густой паутиной трещин, а самый большой провал, расколовший ее надвое, как разделительная линия, уже достигал в ширину метра…
Макс обреченно смотрел в иллюминатор на то, что осталось от его отеля. Из бесформенной груды бетона бил тридцатиметровый факел горящего газа. Седой дым заволакивал место катастрофы. Кое-где еще падали деревья и фермы аттракционов. Картинка стремительно уменьшалась и вскоре превратилась в грязное пятно развалин на фоне желто-зеленого берега, окаймленного бело-синей лентой прибоя.
«Ан-58» разгонялся по краю полосы. Его трясло все сильнее. При скорости свыше ста двадцати километров в час даже небольшие трещины стали опасными для шасси. Удары следовали один за другим.
Девятаев видел то, чего не видели сидящие в салоне, и завидовал им. В нем гнездился не только ужас младенца, но и страх взрослого мужчины, сопровождаемый истеричной работой воображения. Ему приходилось быть свидетелем того, как самолет вспыхивает огненным болидом, и он еще очень хорошо помнил, что осталось от двух летчиков после неудачной посадки на авианосец. Сейчас он сам пытался взлететь с полосы, подвижной, как корабельная палуба во время шторма.
Провал в бетоне приближался. Сворачивать было некуда, да и невозможно. Левое шасси оказалось в воздухе. Затаив дыхание, Девятаев ждал, удержится ли самолет в воздухе. Через секунду его резко потянуло влево…
Сквозь мутные линзы пота на глазах он видел только грязно-голубую лужу неба. Руки были прикованы к штурвалу. До острого края трещины, который мог вспороть бескамерную шину, как консервный нож, оставалось около ста метров.
Девятаев инстинктивно потянул штурвал на себя, и самолет оторвался от земли, но это могло быть всего лишь затяжным прыжком к смерти. Ему удалось устранить опасный крен, и впервые при взлете он ощутил не удовольствие, а тошноту.
Самолет провалился вниз, и пилот понял: вот оно, последнее мгновение перед ударом! Он ждал его и даже хотел, чтобы пытка неизвестностью побыстрее закончилась. Когда удара не последовало, существо снова захватило власть над человеком.
Глава пятьдесят седьмая
– Куда теперь? – спросил Макс у Клейна, когда немного отдышался и забрался в кресло. Самолет делал вираж над горами. Сверху было прекрасно видно, что взлетно-посадочная полоса превратилась в синусоиду, перечеркнутую глубоким оврагом. Развалины отеля выглядели так, как будто эскадрилья штурмовиков сбросила на него несколько десятков бетонобойных бомб. На месте бассейнов теперь плескался небольшой залив; вода затапливала и приливную электростанцию. – Турция, – коротко бросил адвокат, снимая трубку переговорного устройства. Дверь в кабину осталась открытой.
– Ты слышал? – крикнул Макс пилоту, и Девятаев кивнул в ответ.
Самолет завершил разворот и теперь набирал высоту над морем. Максим достал из бара бутылку водки, сел рядом с Ириной и промыл длинную рваную рану у нее на затылке. Остро запахло спиртным. Он немного отхлебнул из горлышка и протянул бутылку Клейну. Тот впервые не отказался.
– Если это то, что я думаю… – сказал Макс, начиная расслабляться. Он хотел добавить, что спасения нет нигде, но его насторожило молчание Клейна. Он обернулся и стал свидетелем довольно неприятного зрелища.
Руки слепого ощупывали лицо масона, а тот застыл в неподвижности, боясь пошевелиться. Пальцы переместились на горло, прогулялись по адамовому яблоку, несколько раз сжались, отчего адвокат заметно порозовел…
Потом голова мальчика показалась над спинками кресел. Он держал ее очень прямо, и, по-видимому, ему была чужда всякая мимика, за исключением тех случаев, когда он испытывал боль… Жуткое лицо. Некрасивое и неживое. Жизнь пряталась где-то глубоко внутри, под застывшей кожаной маской.
После нескольких минут молчания он вдруг завыл на одной долгой тревожной ноте. Что это было? Предупреждение, мучительное самовыражение, трагический крик о помощи? Макс склонялся к последнему. Вой был настолько нечеловеческим и пронизывающим, что Голикову захотелось заткнуть ребенку рот. Девятаев обернулся и беззвучно выругался. Вой внезапно оборвался, и наступила тишина, сразу же заполнившаяся ровным гулом двигателей.
В этот момент Макс снова ощутил связь с живым «черным ящиком», заключенным внутри непробиваемой скорлупы из отмерших чувств. Он услышал зов, сплетенный из наведенных ощущений, транслируемых прямо в его подсознание. Это не было похоже на телепатию или, по крайней мере, на то, что обычно принято называть телепатией. Просто неопределенная часть его существа вдруг оказалась «снаружи», более того – в совершенно неподходящем для жизни месте…
Как может чувствовать себя человек, стоящий на берегу и одновременно утонувший в болоте? Макс захлебывался собственным ужасом, текущим из глубины черной безвоздушной могилы… Но сколько можно его пугать? Он и без того уже был напуган до конца своих дней. С неуместной иронией он подумал о том, что пора бы мальчишке сообщить ему нечто более определенное.
Пока же тот заставил его посмотреть в иллюминатор, за которым плыла бело-голубая пелена. Далеко внизу расстилалось пятнистое море. В волнах отражалось солнце, распадаясь на тысячи мазков расплавленного золота. После этого великолепия салон казался темным…
И вдруг Голиков увидел, откуда падает солнечный свет и в каком направлении вытягиваются тени пассажиров. По лицу Клейна он понял, что масон тоже воспринял некий сигнал. Тот поднес к губам палец и показал подбородком в сторону пилотской кабины. Ирен встревоженно наблюдала за этой пантомимой.
Макс нащупал рукоятку «беретты», перезаряженного после стрельбы в отеле, и двинулся по проходу между креслами. Масон бесцеремонно накрыл ладонью голову ребенка и снова уложил того в кресло. Он явно был не намерен прятать «маузер» в кейс.
Максим вошел в кабину, держа пистолет за спиной, и остановился рядом с пилотом. Нашел на приборной доске компас и убедился в том, что курс близок к девяноста градусам. Они летели в направлении Северного Кавказа.
На несколько секунд Макса захлестнула ярость, но он сдержался, вспомнив, что Девятаев – единственный пилот на борту. Предчувствия не обманули его. Скорее всего, тот был агентом Найссаара. Или самого дьявола, если хозяин барона был способен стереть с лица земли целый отель, вызвав локальное землетрясение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
