– Бывает, - кивает он. - Ну что, закрыли тему?
– Да.
Смотрю на него и думаю, что Мартин все же ошибся, Лонг не может быть Игроком. Он нравится мне. Он… настоящий что ли. В нем чувствуется внутренний стержень, а такое невозможно сыграть, невозможно притвориться.
– Брайан, ты не в моем вкусе, так что зря стараешься, - внезапно говорит Лонг.
– Ты о чем? - не понимаю я.
– О твоих взглядах. Ты как приехал, так с меня просто глаз не сводишь. Я, конечно, знаю, что красив как бог и все такое, но твое чувство останется без ответа, - дурачится он.
– Вот облом. Но попробовать-то все-таки стоило, - поддерживаю шутку я.
Лифт останавливается. Мы выходим в длинный, порядком запыленный коридор. Чувствуется, что если здесь и бывают люди, то очень и очень нечасто. Впрочем, освещение работает исправно - потолок привычно испускает мягкую имитацию лучей дневного света. По бокам коридора видны двери, причем не простые, а бункерного типа - бронированные, с маленькими, закрытыми снаружи металлической шторкой окошками и сложными панелями замков. Большинство дверей распахнуты настежь, а за ними видны небольшие комнатки без окон с остатками впаянных в стену двух или трех полок-кроватей и унитазами в углу.
– Странное место, - удивляюсь я. - Что здесь было раньше? Тюрьма?
– Угадал, - подтверждает Лонг. - До того, как тюрьмы с Земли-3 вывели на внешнюю орбиту, здесь как раз и размещалась одна из них. Самое место для "гвоздя", ведь так? Кстати, Брайан, а ты в армии служил?
– Нет.
– А откуда жаргон знаешь?
– Какой жаргон? - не понимаю я.
– "Гвоздь" на жаргоне штурмовиков это пленный, от которого необходимо получить какую-либо информацию, - поясняет Лонг. - И если ты не Григ, и не служил в армии, тогда откуда знаешь жаргон?
– Ты сам сказал, помнишь? В том клубе, где Ночную гонку отмечали? Ты сказал: "ломают одного гвоздя". Я и запомнил, у меня "гвоздь" сразу с "пленным" с ассоциировался.
– Понятно. - Лонг тормозит возле одной из запертых дверей. Тянется к панели замка, но вдруг останавливается и искоса смотрит на меня. - Ведь ты не Григ?
– Похоже, что нет.
– Но ты же знаешь его? - Лонг буквально обжигает меня взглядом.
– Похоже, что да.
– А где он? Он жив?
– Вот это я и пытаюсь выяснить, - честно отвечаю я.
– Ты это… - мнется Лонг. - Если что… Короче, ты можешь рассчитывать на меня.
– Тогда ты должен будешь мне подробно рассказать о… в общем, вопросов у меня будет много, - ехидно обещаю я.
– Не сомневаюсь, - в тон мне отвечает Лонг и кивает на дверь. - Ну что, открывать?
– Давай.
Мы заходим в небольшую камеру без окон. Видно раньше здесь была одиночка, потому что из стены торчит всего одна и как ни странно неплохо сохранившаяся кровать. Подушки, правда, нет, а пластиковый матрас выглядит грязным, но целым. Виктор Тойер лежит лицом к стене, неудобно вывернув руку, которая пристегнута наручниками к впаянному в стену металлическому кольцу.
– Подъем, - говорит Лонг. - К тебе посетитель.
Тойер поворачивает голову, видит меня, садится и хмуро спрашивает:
– И что дальше, Брайан?
У него на лице кровь из рассеченной брови, и нос разбит.
– А дальше мы поговорим, - отвечаю.
– О чем? - безразлично спрашивает он.
– Об Игре. Интерактивная игра "Он или Она", помнишь?
– Нет, не помню. - Виктор смотрит удивленно и вроде искренне, а у меня перехватывает дыхание от ненависти. Ну, ты и мразь, ну, и артист!
– Ах, не помнишь?! - вскипаю я. - А "предложение, которое мне сделают", тоже не помнишь?! А твой коммуникатор, который должен был взорваться у меня на руке, потому что ты "забыл" предупредить меня о коде?! А букмекер, которого, по твоему замыслу, я должен был пытать?! А Ирэн? Ее ты тоже не помнишь? Вы приговорили ее к смерти только за то, что она разочек переспала со мной! Хотя нет, постой, она же была гораздо раньше, еще там, в Сокольничем Парке… Короче так, Вик. Я знаю, что ты один из них, и ты сейчас расскажешь мне всю правду, понял? Потому что иначе…
– Что, иначе? - щерится Тойер. - Пытать меня станешь? Щенок ты, Брайан. Наглый, шелудивый щенок. Ты можешь тявкать, сколько влезет, а на большее у тебя духу не хватит!
– А у меня? - внезапно подает голос Лонг.
– Понятно. - Виктор сплевывает презрительно и цедит: - Личный палач, значит.
– Брайан, ты составь мне список вопросов, - предлагает Лонг, - и иди, погуляй, а мы тут с ним поболтаем немножко.
– Нет, Лонг. - Слова даются мне с трудом, у меня от ярости сводит скулы. - Это ты иди, а говорить с ним буду я.
Лонг "пробегается" по моему лицу изучающим взглядом.
– Ладно, пойду, покурю. Только вначале маленькая предосторожность. - Он подходит к Виктору и размыкает прикрепленные к кольцу наручники. - Вставай.
Тот встает. Лонг пихает его к стене, и я замечаю, что из нее торчит еще несколько, расположенных на разной высоте колец. Лонг приковывает руку Тойера к самому высокому кольцу, а потом вытаскивает откуда-то еще наручники и пристегивает вторую руку к другому кольцу. Затем той же процедуре подвергаются ноги, так что Тойер оказывается практически распятым на стене.
– Вот теперь можешь с ним говорить. Я буду в коридоре, неподалеку. Если что, зови. Кстати, у тебя оружие есть?
Отрицательно качаю головой. Мой бластер остался в водах Алийского океана.
– Держи. - Лонг протягивает мне бластер и выходит.
Мы с Тойером остаемся одни. Он угрюмо молчит и смотрит в сторону. Я, не торопясь, проверяю обойму. Боевые. Это хорошо. Снимаю с предохранителя. Передергиваю затвор.
– Я не умею правильно пытать, - говорю, - поэтому буду просто стрелять тебе по ногам и рукам, пока ты не сдохнешь, или не заговоришь.
– Да о чем говорить?! - взрывается Виктор. - Ты можешь превратить меня в решето, но я не смогу сказать тебе того, что не знаю!
Бластер дергается в моей руке. Выстрел звучит как-то неестественно тихо, гораздо тише стона Виктора. Его правый рукав мгновенно набухает кровью, а зрачки расширяются от боли. Наши взгляды встречаются.
– Ты дурак, - хрипит он. - Ты не понимаешь, во что ввязался!
– Вот и объясни.
Он молчит. Перевожу прицел бластера на его ногу. Второй выстрел кажется мне громче первого, а вот голоса Виктора я почти не слышу. Вижу только исказившийся в крике рот и крупные горошины пота на его висках. Видно второй выстрел оказался болезненнее первого, или пуля задела какой-то важный нервный центр, но нога Виктора подгибается, он не может стоять, но и упасть ему не позволяют наручники. И он тяжело повисает на них, с трудом опираясь на здоровую ногу, а штанина его становится красной от крови. Перевожу прицел бластера чуть выше. Губы Тойера шевелятся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
