коем земледелие преобладает над промышленностью, капиталов образуется немного и обращение их медленно… Нынешний наш закон о наследовании есть по началу своему учреждение для высшего владеющего сословия, и ныне имеет практическую важность почти исключительно для меньшинства, по числу незначительного в сравнении с миллионным большинством, для коего закон этот почти не имеет практического значения» (Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Ч.2. СПб.: 1873).
По объективным причинам из-за имевшихся на практике несовершенства гражданского закона и «скудости» формулировок в нём важнейшим источником для регулирования завещательных отношений становятся кассационные решения Правительствующего Сената, которые обеспечивали необходимое единообразие судебной практики.
Таким образом, в соответствии со ст. 815 Устава гражданского судопроизводства сенатские прецеденты приобретали обязательный характер для всех аналогичных дел, рассматриваемых в судах.
Указанное Положение устанавливало в качестве основных две формы завещаний – крепостные, совершавшиеся при участии публичных властей (в уездном суде, магистрате, гражданской палате и т. п.), и домашние, которые завещатель подписывал по месту своего жительства по строго установленной процедуре.
Формально крепостное завещание отличалось от домашнего не только тем, что писалось на гербовой бумаге, но и обязательным порядком его представления в официальные органы: лично завещателем в окружной суд. Именно такую форму будет использовать Л.Н. Толстой.
Завещание епископа Пензенского и Саранского Павла. 1905.
В соответствии со ст. 1010 Свода законов духовным завещанием считалось «законное объявление воли владельца о его имуществе на случай его смерти». «Законность» последней воли завещателя обусловливалась, во-первых, тем, что на момент его совершения он должен был находиться «в здравом уме и твёрдой памяти», чего требовала ст. 1016 Свода (в силу этого же, на основании ст. 365 признавались недействительными завещания безумных, как не имеющих здравого рассудка с самого их младенчества), сумасшедших, то есть тех, «коих безумие происходит от случайных причин и, составляя болезнь, доводящую иногда до бешенства, может наносить обоюдный вред обществу и им самим» (ст. 366) и умалишённых, составленные ими во время помешательства. К таким же недействительным закон относил и последнюю волю самоубийц (ст. 1017).
Во-вторых, составить завещание могло только то лицо, которое имело право распоряжаться завещаемым имуществом. Соответственно, не имели силы завещания лиц, не достигших возраста 21 года, а также лишённых всех прав состояния, но только после того, как приговор в отношении них вступал в законную силу (ст. ст. 1018, 1019)[97].
Естественно, что лишены были такого права лица, принявшие монашеский постриг, так как по церковным канонам монашествующие формально не должны были иметь никакого имущества.
В-третьих, завещание имело силу лишь тогда, когда оно совершалось в установленной законом форме – в том же виде нотариального или домашнего завещания (ст. 1012 Свода).
Ст. 1023 Свода были прямо запрещены устные («словесные») завещания, как и содержащие в одном документе волю двух лиц (ст. 1032), так как это, по мнению законодателя, ограничивало свободу завещателя по изменению или отмене своих распоряжений.
Нотариальное завещание совершалось при участии нотариуса и личном присутствии завещателя и трёх (в некоторых случаях – двух) свидетелей. Его текст полностью заносился в актовую книгу и подписывался завещателем, которому выдавалась соответствующая выписка, имевшая силу подлинного завещания (ст. 1036–1040).
Домашнее завещание совершалось при двух свидетелях, один из которых должен был быть известен местному суду, которые подписывали (ст. 1051) его вместе с завещателем; если же подпись ставил рукоприкладчик, то свидетелей должно было быть три.
По общему правилу домашние завещания писались в том месте, где пребывал завещатель, на бумаге любого формата и размера с тем лишь ограничением, что документ должен был писаться на полном листе, а не на клочках или обрывках бумаги (такое исключение делалось только для жителей Кавказа).
К. П. Победоносцев обращал внимание на то, что «несоблюдение этой формальности может обессилить содержание завещания в соответственных распоряжениях, но не обессиливает подлинности целого акта. Завещание и с такими неисправностями может быть принято к явке, но в самом свидетельстве обозначается, какие именно приписки и поправки в подписи не оговорены; те из них, которые сделаны рукой завещателя, почитаются действительными, а те, кои учинены постороннею рукой без оговорки, не имеют силы (1034 ст. см. ст. 708, прил. I, ст. 26 и 61). Следует, кажется, отсюда, что поправки, сделанные рукой рукоприкладчика, но не оговоренные в подписи, тоже лишается силы» (Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Ч. 2 СПб.: 1873).
Текст завещания мог быть написан как самим завещателем, так и по его просьбе или с его слов другим лицом – рукоприкладчиком (ст. 1053), что было достаточно частым явлением по банальной причине неграмотности наследодателя.
Кассационный департамент Сената периодически рассматривал дела по поводу подписей не только неграмотного завещателя, но и неграмотных свидетелей, которые его подпись заверяли. Такие завещания, несмотря на то что их форма была соблюдена, признавались недействительными на основании правила 397 ст. 2 части Х (ст. 224 Зак. Суд. Гражд., 1892), где помимо показания необходимы были ещё и подписи свидетелей.
В своё время, рассматривая жалобу по делу о наследстве Бедржинского, Правительствующий Сенат исследовал вопрос о подлинности подписи наследодателя, который поставил её без указания своего имени и отчества, что дало истцам возможность утверждать, что Бедржинский в этот момент был в состоянии «слабости физических сил и расстройства умственных способностей». Кассационная инстанция отказала в жалобе, так как все формальности при подписании завещания были соблюдены, присутствовали свидетели, чьи личности и незаинтересованность не вызывали сомнений (Сборник Сенатских решений. Т. II. № 1031). В 1873 году другим своим решением Сенат признал завещание Феодосьевой не подлежащим засвидетельствованию, так как в нём были указаны только её имя и отчество, но не указана фамилия и т. д.
Документ мог храниться как непосредственно у завещателя, так и передаваться на хранение в органы или должностным лицам, указанным в законе (например, нотариусу).
После открытия наследства завещание представлялось в окружной суд по месту жительства завещателя или по месту нахождения наследственного имущества в течение года или двух лет; такая «льгота» предоставлялась только лицам, находящимся за пределами империи. По истечении этих сроков завещания считались ничтожными и к исполнению уже не принимались (ст. 1060, 1063, 1065 Свода).
Впрочем, существовала возможность продления установленных сроков: в качестве исключения из этих правил Свод устанавливал, что «ежели наследник по завещанию может представить неопровержимые доказательства, что срок для утверждения к исполнению пропущен или по неизвестности о существовании завещания, или по другой законной причине, в таком случае оставляется ему право иска до истечения общей земской давности, считая оную также со дня смерти завещателя» (ст. 1066 Свода).
Наследникам
