Тогда ему не пришло в голову, что он на самом деле щенок и ничего не знает о жизни; его представления на этот счет строились на древнегреческих сказках о богах и героях, ворующих прекрасных женщин, начинающих из-за них войны, обманывающих соперников без зазрения совести, отправляющих их на верную смерть и убивающих друг друга. Да и в тех байках, что рассказывал ему на ночь дядька, все было точно так же. Глядя на негодование Вернигоры, ему и вспомнилась дядькина байка о герое, спустившемся в нижний мир через колодец, в которой родной брат обрезал ему веревку, чтоб завладеть его невестой. Он не подумал о том, что Вернигора просто не собирается оправдываться перед ним, просто не хочет обсуждать вслух свою жизнь — Волот никогда не говорил ни с кем из старших об их жизни, о такой сокровенной ее стороне.
— Я буду рассуждать о том, о чем сочту нужным, — Волот сузил глаза, — и не тебе указывать мне, что делать и что говорить.
Вернигора вскинул голову:
— Даже твой отец никогда не говорил мне такого. Ему не надо было доказывать, кто из нас стоит выше. Если бы я мог бросить тебя сейчас, я бы развернулся и ушел. Но ты нуждаешься во мне больше, чем я в тебе, и я этого не сделаю.
Это прозвучало, как предложение мира, но Волот усмотрел в нем обиду. Да, он нуждался в главном дознавателе, он так гордился возрожденным княжьим судом, и тот беззастенчиво пользовался этим! И если проглотить это сейчас, Вернигора почувствует его слабость, его зависимость, а этого допустить нельзя — чего доброго, тот начнет диктовать ему свою волю, пользуясь своей незаменимостью.
— Да, я нуждаюсь в тебе. Но я не позволю тебе моим именем расправляться с теми, кто стоит у тебя на дороге. Ты не любишь Ивора? Хорошо, я тоже его не люблю. Но волхва трогать не смей! Он не сделал ничего дурного, он, может быть, самый честный человек во всем Новгороде!
Вернигора сел, скрипнул зубами и усмехнулся. И усмешка эта была недоброй. Он не стал ничего объяснять, он не сказал ни слова в свое оправдание, и это насторожило Волота еще сильней. А потом свернул на другую тему: о Пскове и его глупом, в общем-то, решении.
— Когда вернется Смеян Тушич, я буду знать об этом больше. Может быть, мне стоило поехать с ним. Решение Пскова нелепо, настолько же нелепо, насколько нелепа наша война с Амин-Магомедом. Если бы они решили встать под власть Ливонского ордена, это можно было бы понять. Но, видно, немцы выдвинули невыполнимые требования. В Пскове ведь тоже правят бояре, и в их интересах сохранять свободу от кого бы то ни было. Но они же не вчера родились, Псков слишком мал, чтоб жить меж двух огней!
— Бояре говорят, летом Псков вернется обратно. Сдерет за зиму денег с торговых обозов, и вернется. Опять же, они не хотят давать серебро на войну с татарами, и в ополчение идти не хотят. Зачем им вставать под немцев?
— Возможно и так, и надеяться им больше не на что. Но как-то это странно не вовремя. Посмотрим, о чем договорится Смеян Тушич.
Утром в Карачун метель выла за окном, в печи трещали дрова, а Волот стоял у решетчатого окна в горнице княжьего терема и с высоты смотрел на Волхов.
Воеводу призвали из Ладоги — молодого, но опытного в воинских делах боярина. Он выступил в Новгород с дружиной в тысячу конных ратников, вслед за ним подтягивались ладожане, ижора и карелы, обонежский люд. Поднимаясь вверх по Волхову, воевода собирал ополчение по водской пятине, а потом хотел пройти по Мсте, призывая народ по деревской и бежецкой пятинам. Собирать ополчение в Шелонской пятине и по берегам Ловати пошла княжеская дружина, с ладожским воеводой они должны были соединиться в Москве.
Двадцатипятитысячное войско новгородское призвано было не столько сломить крымчан, сколько напугать московских князей. Войско под предводительством ладожанина выступало из Новгорода на седьмой день Коляды, а пушки и часть обозов отправляли на Москву в Карачун, чтоб не задерживали движение рати.
Нескончаемая вереница саней шла по льду Волхова к Ильмень-озеру, северный ветер дул им в спину, расстилал перед ними гладкую дорогу, разметывая снег по берегам, и все равно сани вязли в снегу, лошади тужились, мужики толкали их вперед и тащили коней в поводу — на санях везли пушки. По одной на четверку лошадей.
Северный ветер, подданный силы, укорачивающей день, силы, ведающей ранней, тяжелой смертью, гнал обозы на юг. Не на смерть ли? Словно радовался дед Карачун, словно хохотал под окном, словно хлопал в ладоши…
Волот не слышал ничего, кроме ветра за окном и треска дров в печи, уют светлой горницы не радовал его: он думал о пушкарях, уходящих из Новгорода и подгоняемых северным ветром. Нескончаемая вереница саней, объятая метелью.
Доктор зашел в горницу бесшумно, и Волот вздрогнул, когда тот оказался стоящим рядом, у окна.
— Ты напугал меня, — улыбнулся князь.
— Извини. Я не хотел нарушать твоего настроения. Сегодня праздник, мне казалось, ты думаешь о смерти.
— Да, как ты догадался?
— По твоему лицу.
— Посмотри, — Волот кивнул за стекло, — они уходят и увозят пушки. А Северный ветер подгоняет их. Я думал, он гонит их на смерть… Иначе, чего ему так радоваться.
— Нет, я бы истолковал это не так. Хоть я и не волхв… — доктор подмигнул князю, — пушки сами по себе несут смерть. Наши боги ждут жертв, ждут смерти наших врагов.
Эта мысль немного обнадежила Волота, но мрачная картина от этого не стала менее мрачной. А потом, совершенно неожиданно, совсем другая догадка закралась в голову — они не уходят на смерть, они оставляют на смерть Новгород… Дед Карачун гонит их прочь, стелет дорогу скатертью, выпроваживает, как жадный хозяин подвыпившего гостя. Чтоб пушки не мешали ему собирать урожай…
— Надо сегодня же начинать лить новые пушки, — сказал он доктору.
— Сегодня праздник. Литейщики сидят по домам и рассказывают байки своим детям. Отложи это на завтра. А мы с тобой, как все, сядем у огня, разрежем ржаной каравай и я расскажу тебе страшную сказку.
— Дядьку позовем! — Волот расцвел, — а потом пойдем на капище, кланяться Ящеру.
— И на братчину пойдем, и до полуночи будем гулять. Сегодня не лучший день для государственных дел.
Но сказку доктора Велезара — о подземном короле и его королевстве — оборвал Вернигора.
— Приехал гонец от Смеяна Тушича, князь. Прости, но я думал, тебе будет интересно…
Волот поднялся: мрачное волшебство самого короткого дня растаяло, словно облачко дыма на ветру.
— Да. Мне интересно.
— Псковичи не хотят ни военных, ни торговых союзов. Но главное не в этом. Пойдем, я прочитаю тебе его письмо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
